Читать интересную книгу На пути к победе - Арсен Мартиросян

Наряду с увеличением численности вооруженных сил до более чем 7 млн человек, военно-политическое руководство Японии приняло меры по повышению эффективности вооруженной борьбы. Начались фанатизация боевых действий, популяризация самоубийств при угрозе плена, поощрение «тактики поголовной гибели». Усиленно готовились смертники — лётчики-камикадзе, водители человеко-торпед («кайтэн») и взрывающихся скоростных катеров, боевые пловцы. В сухопутных войсках появились отряды (бригады) смертников, в основном для борьбы с танками.

В подобной обстановке планы сторонников (к ним в США относились председатель ОКНШ адмирал У. Леги, главнокомандующий ВМС, начальник морского штаба адмирал Э. Кинг и командующий ВВС армии генерал Г. Арнольд) принудить Японию к капитуляции действиями только флота и авиации, которых ранее придерживалось практически все политическое и военное руководство Соединенных Штатов Америки, в том числе президент, были квалифицированы как «стратегия ограниченных целей», и было признано, что последняя играет вспомогательную роль. Морская блокада и бомбардировки японских городов, предпринятые американцами, не давали скорого эффекта. Для обеспечения полного истощения Японии требовались огромные силы, средства и длительное время. К тому же с началом массированных бомбардировок японцы стали рассредоточивать свою промышленность, строить подземные заводы, усиливать противовоздушную и береговую оборону. «Эта стратегия, — говорилось в документе ОКНШ, — не даёт гарантий в том, что она приведет к безоговорочной капитуляции или разгрому»[185].

Однако до конца марта 1945 г. у США и их союзников вообще не было единого плана завершения разгрома Японии. Лишь 29 марта 1945 г. ОКНШ утвердил план под кодовым названием «Даунфол». Высадку американских войск на острова Японии предполагалось осуществить в два этапа: сначала в южной части о. Кюсю (операция «Олимпик»), намеченную на 1 ноября 1945 г., а затем на остров Хонсю (операция «Коронет»), которая планировалась на 1 марта 1946 г. По расчетам американского и английского командования, для вторжения на Японские острова требовалась 7-миллионная армия. К январю 1945 г. США и их союзники имели на всем театре войны с Японией лишь 2458 тыс. человек, 19 300 самолетов и 711 кораблей основных классов, и накопление сил и средств протекало крайне медленно. Так, на втором совещании военных делегаций на Крымской конференции (6 февраля) начальник штаба армии США генерал Дж. Маршалл заявил, что переброска американских войск из Европы начнется лишь через неделю после окончания войны в Европе[186]. Великобритания даже в июле 1945 г. заявляла о своей готовности послать для высадки на Японские острова «самое большее три дивизии и позже, возможно, еще две» и разместить на Окинаве в октябре 1945 г. две и в начале 1946 г. десять эскадрилий авиации. В то же время, по оценке У. Черчилля, в метрополии находилась «хорошо обученная, хорошо вооружённая и исполненная фанатичной решимости драться до конца» японская армия, имевшая только на главном острове Хонсю более миллиона человек регулярных войск, не считая многочисленный личный состав военно-морского флота[187].

Окончание военных действий на островах собственно Японии планировалось поэтому в лучшем случае на конец 1946 г., а по более глубоким расчетам (так, на овладение Филиппинскими островами, где оборону занимали лишь 250 тыс. японских военнослужащих, американцам потребовалось более восьми месяцев) — в 1947 г.[188]. Считалось, что при этом потери американских вооружённых сил составят более 1 млн, английских — свыше 0,5 млн, а японские потери достигнут 10 млн человек[189].

Конечно, не японские потери волновали американцев. Для США, не имевших общих границ с противниками и ведших войну вне пределов своей основной территории, даже сравнительно небольшие общие потери за весь период Второй мировой войны примерно в 285 тыс. человек, из них около 100 тыс. убитыми[190], были весьма чувствительными.

В войне на Тихом океане явно создавалась тупиковая ситуация, при которой ни та, ни другая стороны не находили, опираясь только на участвовавшие в вооруженной борьбе в то время силы, быстрого, не связанного с огромными потерями и эффективного решения, ведущего к окончанию военных действий.

По мнению многих военных авторитетов союзников, заставить японцев капитулировать в короткий срок можно было только путем нанесения решающего поражения какой-либо крупной стратегически важной группировке японских войск. Ахиллесовой пятой Японии был маньчжуро-корейский район с его более чем миллионной группировкой войск, промышленной и сырьевой базой и крупными стратегическими запасами. Этот район играл роль связующего звена Японской метрополии с континентом. Союзники хорошо понимали, что, потеряв этот важнейший стратегический район, Япония лишится большинства необходимых средств продолжения войны и неизбежно запросит пощады. Решить эту задачу в короткий срок могли только советские войска. Поэтому ряд видных военачальников союзников связывал свои планы с обязательным вступлением в войну против Японии Советского Союза. С другой стороны, руководители США и Великобритании хорошо понимали, что «если бы Россия всё ещё оставалась нейтральной», то «огромная японская армия в Маньчжурии могла бы быть брошена на защиту самой Японии»[191].

2. Драматизм ялтинских и потсдамских решений по войне против Японии

Военно-политическое руководство США и Великобритании уже давно указывало в своих решениях, что после разгрома стран оси в Европе оно во взаимодействии с руководителями других государств Тихоокеанского бассейна и, если это будет возможно, с Россией направит все ресурсы на достижение в минимально короткий срок безоговорочной капитуляции Японии[192]. Этим же задачам были призваны служить тегеранские договорённости руководителей трёх великих держав о вступлении Советского Союза в войну против Японии вскоре после разгрома гитлеровской Германии, что было «одной из главных целей» американской делегации на конференции в Тегеране (28 ноября — 1 декабря 1943 г.)[193]. По той же причине на Крымской (Ялтинской) конференции руководителей СССР, США и Англии (4–11 февраля 1945 г.) мнение американской делегации было также единодушным: при всем нежелании роста популярности СССР в Азии она, писал Э. Стеттиниус, хотела прежде всего вступления Советского Союза в войну против Японии[194]. Подчеркивая важность участия СССР в этой войне, начальник штаба армии США генерал Дж. Маршалл в то время отмечал, что именно это участие может оказаться той решающей акцией, которая вынудит Японию капитулировать[195]. Специальное Соглашение, подписанное на Крымской конференции руководителями делегаций 11 февраля, предусматривало поэтому вступление Советского Союза в войну против Японии через 2 или 3 месяца после капитуляции Германии[196].

Казалось бы, на конференции в Крыму вопросу перспектив вооруженной борьбы на Азиатско-Тихоокеанском театре войны было уделено незначительное внимание. Гораздо острее стояли проблемы завершения разгрома Германии и её сателлитов в Европе, а ещё больше осуществления сложнейшего, учитывая разность интересов каждого из союзников и народов — жертв агрессии, процесса политического и территориального переустройства этой части земного шара и всего послевоенного миропорядка. Однако весьма важной задачей для участников переговоров, в первую очередь США, была выработка стратегии завершения борьбы с японским агрессором. 2 февраля «будущие кампании в Юго-Восточной Азии и в районе Тихого океана», свидетельствует У. Черчилль, были, наряду с другими операциями, рассмотрены в преддверии встречи с И. В. Сталиным руководителями США и Великобритании на Мальте, где они остановились по пути в Крым, по итогам трехдневных заседаний членов смешанного американо-британского комитета начальников штабов (САБКНШ). «По всем военным вопросам, — отмечает британский премьер, — была достигнута значительная степень согласия, и переговоры оказались полезными», поскольку удалось ознакомиться со взглядами друг друга, «прежде чем начать переговоры со своими русскими коллегами»[197].

Следует отметить, что британскую делегацию вопросы войны на Тихом океане волновали гораздо меньше, чем американскую. «Дальний Восток не играл никакой роли в наших официальных переговорах в Ялте», — отмечал У. Черчилль в своих мемуарах[198]. Кроме того британский премьер острее, чем президент США Ф. Рузвельт, чувствовал рост авторитета и влияния Советского Союза в мире и очень опасался его дальнейшего усиления, в том числе в Азиатско-Тихоокеанском регионе, что неминуемо должно было, по мысли Черчилля, привести к трениям между ведущими державами мира после войны. В откровенной беседе вечером 8 февраля со Сталиным, характеризуя уровень сотрудничества союзных держав, он сказал: «…Мы понимаем, что достигли вершины холма, и перед нами простирается открытая местность. Не будем преуменьшать трудности. В прошлом народы, товарищи по оружию, лет через пять — десять после войны расходились в разные стороны»[199]. Однако У. Черчилль понимал трудности США в Тихоокеанской войне и не меньше Ф. Рузвельта осознавал необходимость подключения к ней России.