Зомби шел медленно, словно нехотя. В руках у него была лопата, и я сразу поняла, что у него на уме.
– Скотина, – прошептала я. – Урод. Я ж обещала… так что ничего ты с собой не сделаешь, пока я тут…
Я отложила кисть и поспешила перекрыть ему дорогу.
– А ну стой!
Остановился. Уставился на меня желтыми, ничего не выражающими глазами. Я для него была как та елка или столб – препятствие, которое нужно обойти.
– Послушай, – сказала я мягче, – ну зачем ты так? Ты же не умер еще?
Опустил взгляд, зашаркал обходить меня. Ну, нет. Я шагнула в сторону, снова загораживая ему дорогу.
– Да, я знаю. У тебя этот синдром Дарга. И ты не можешь выйти. Только ты зря думаешь, что ты один такой. У меня тоже этот синдром. Я тоже заблудилась, понимаешь? Только Глебов меня вывел. И тебя выведет! Если ты еще живой, значит, шанс есть!
Я замолчала, а он все стоял, глядя себе под ноги. Словно намечал, где и как рыть новую яму, раз к старой больше нет хода. Не верил?
– Сережа… я бы здесь не оказалась, если бы это не было правдой.
С силой воткнул лопату в песок и побрел на этот раз мимо меня и мимо ямы – к этюднику.
Жалко будет, если порвет картон. Но пусть. Пусть лучше картинку порвет, чем лезет в яму.
Почему Глебов его тянет? Видно же, что человек отчаялся. Все, что он делает, – это словно крик о помощи. Только просит он уже не о спасении, он чувствует, что вернуться невозможно, он знает, что тело биота непрочно, что оно все едино не продержится долго – самое большее до осени. Он хочет уйти. А ведь Глебов, кажется, и сам считает, что надежды нет… но все равно почему-то продолжает упрямо восстанавливать биота, продлевать его жизнь, которая каждый день как пытка…
Противоречие. А может, наоборот? Может, мне сейчас стоит сделать то, что никак не решается сделать Глебов? Просто дать ему умереть. Дать ему довершить любую из попыток…
Это будет честно, и это будет по-человечески…
Зомби остановился возле этюдника. Он просто смотрел на картинку, долго-долго. Тем же непонятно-тусклым взглядом, каким ранее смотрел на меня.
Я по наитию достала из-под крышки новый лист грунтованного картона и поставила его перед Сережей. А свой убрала. Составила вниз, в траву.
Я уже привыкла к тому, как медленно зомби принимает решения. Как много ему надо времени на то, что любому другому дается легко и быстро. И я начала привыкать, что действие, которое последует за долгим размышлением, будет для меня неожиданным, парадоксальным.
Сережа всей пятерней провел по палитре, чтобы собрать как можно больше краски. А затем все собранное размазал по картону. Потом пальцами начал водить по белому, вмазывая в него цветные яркие пятна, превращая в бурую кашу в центре. А когда пятно добралось до краев, он пальцем процарапал на темном болезненном фоне прямоугольник.
Я ни минуты не сомневалась, что он означает. У меня даже ни одной иной мысли не мелькнуло в голове. Это был контур двери. Контур плотно-плотно прикрытой двери, которую невозможно открыть.
Я взяла кисть и решительно подрисовала ей дверную ручку.
– Пойдем в дом, Сережа, – сказала я. Как ни старалась сказать это ровно, а голос все равно меня подвел. Дрогнул. – Пойдем, Глебов скоро вернется.
Он пошел со мной.
Юра повертел в руках мобильник, но звонить не стал. Сунул в карман. Монитор ноута выдавал качественное изображение со всех двенадцати камер. Выбирай любую! Картинка шла замечательно – все камеры давали прекрасный обзор, студент полностью отработал свои деньги. Пейзажами развалин, панорамами и боями при желании можно любоваться целые сутки. И бой шел. Шел монотонно и размеренно. Непрерывно. Днем и ночью. Таким бывает затяжной осенний дождь. Красочный, шумный, увлекательный, пугающий. Бессмысленный.
Когда нет цели, не за что сражаться.
Когда нет риска, обесценивается победа.
Враг ли он, тот безымянный статист, что удачно подберется к тебе у очередного поворота и смачно разворотит череп куском железной арматуры?
А ты ему – враг?
В этой игрушечной войне даже смерть игрушечная.
Настоящее остается где-то, когда-то. Его все трудней отличить. И так легко пройти мимо, не заметить.
Его невозможно потерять – потому что нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.
Юра захлопнул ноут – трансляция теперь будет идти и без его чуткого контроля, пока у нового шоу рейтинг не упадет до нуля. Руслан доведет работу на месте. Он знает, как получить от контента наибольшую выгоду.
Ну что же, пора. Надо забрать машину, сдать номер в гостинице. Может, купить в дорогу еды и какой-нибудь сувенир. Ах, да. Еще есть одно дело. Ключ от квартиры по адресу улица Старателей, дом четыре, квартира шесть. Ключи он тогда Глебову почему-то не отдал. А позвонить казалось и глупо и неудобно. А ведь они, наверное, нужны.
Или… или может, они вообще никогда больше не понадобятся.
Вот это, пожалуй, было главным. Пока ничего не знаешь, можно убедить себя, что все как-то наладилось. Что не сбылись дурные предчувствия. Что для тебя лично эта история закончилась навсегда и можно спокойно ехать домой. Смотреть по вечерам трансляции собственного зомби-шоу и не помнить, не помнить, не помнить, ни Глебова, ни Нину, ни Сережу.
Юра заплатил дежурному биоту за лишний день стоянки. Долго просто сидел на месте водителя, соображая, что делать прямо сейчас, а что отложить на потом.
Все-таки снова вытянул из кармана телефон, набрал Глебова.
– Евгений, здравствуйте! Помните меня? Это Юра Семенов… помните? Я хотел спросить про Нину. Как она? Ну, может, надо что-то. Помочь. Или…
Глебов долго молчал, слушал. Потом ответил:
– С Ниной? Все более или менее хорошо. Она выздоравливает. А насчет помощи…
Юра заторопился:
– У меня ключи остались. От ее городской квартиры. Я забыл вам сразу отдать, а они у меня. А я же уеду скоро.
– Конечно. Юра, знаете что? А подвезите меня до дома. Если вам не трудно. Я тороплюсь, а с машиной какая-то беда.
– Конечно. Где вас найти?
Глебов вернулся только через час, не один. Я не сразу, но узнала в парне, с которым они вместе вошли, своего спасителя. Узнала не в лицо, а по голосу. А может, просто догадалась, когда он назвал меня по имени.
– Здравствуйте, Нина. Вы, наверное, меня не помните? Вот, я привез ваши ключи.
– Спасибо. Я вас помню, Юра.
Смутился. Протянул мне жиденькую связку – ключи от квартиры, от мастерской и от подвала. Я взяла ее – и вдруг заметила, как улыбка мгновенно исчезла с Юриного лица.
Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что на крыльцо вышел Сережа.
…Все то время, пока ждали Глебова, мы разговаривали. Верней, зомби молчал, но не уходил никуда, слушал. А я рассказывала о городе, который только через прицел винтовки выглядит живым, и о кошках, которых на улицах все меньше, и о Клаве, и о квартире, в которой живу. Квартире, окна которой выходят на зону отчуждения стадиона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});