— Звони, — согласилась Мария. — Я не очень страшная?
— Совсем не страшная! — и Дарья отвернулась, пряча улыбку, прижала телефон к уху.
— Машина будет через двадцать минут, — пояснила она. — Есть не будем, да? Можно погулять!
— Да, давай погуляем, — согласилась Мария. — Кошка?
Кошка мигом оказалась у входной двери, оглянулась там и мяукнула. Дарья засмеялась.
— Это по-нашему, — заметила Мария. — А то чуть что — на шкаф и дрыхнуть.
* * *
В машине было уютно. Дарья увлечённо рассказывала что-то, что вычитала о кошках, а Мария улыбалась, кивала ей, гладила Кошку и думала.
…Федя сказал, что нас тут нет. Но есть все остальные, из-за которых мы попали тогда под машину. Даша узнала Лену Трофимову — та живёт счастливо, у самой уже двое детей. И другие, они все оказались здесь. Что это значит? Трофимова не узнала Дашу, она вообще не помнит никакую Дарью Петрову. Почему мы здесь? Может, это снова та, вырожденная реальность?
Мы словно уборщики, сказал как-то дядя Миша. Словно смотрим, что осталось в старом доме, прежде чем его снесут. Всё ценное помогаем вынести и сохранить, остального не жалко. Потом дом ломают, а нас — в следующий дом. И сколько нам так трудиться, когда это кончится? Самое неприятное, сказал Федя однажды после стакана вина — почти никогда не пьёт, но по важным событиям позволял себе — самое неприятное, что это может быть закон природы. Нет ничьей воли, никто нас не переносит ради испытания нас самих, просто так устроен мир. Чтобы сам мир мог жить, и его не уничтожали наши собственные выдумки, происходит конец света, и мы выискиваем тех, кто заслуживает чего-то, кроме пустоты забвения, спасаем людей, которые ещё зачем-то для чего-то нужны…
Я сходила с ума после второго конца света — хотелось проснуться, и не могла. И понимала, что всё вокруг не то, ненастоящее на вид, и хотела уехать куда угодно, и не получалось. И всякий раз накатывала такая злость, когда начинался конец света, что мысли попробовать снова утопиться не приходили — назло всем, выжить и перебить всю ту нечисть. И других спасти, просто потому, что не могу смотреть, как они погибают. Дети любят спрашивать "почему?", и именно этот вопрос постоянно не давал покоя, так и нет на него ответа.
— Мы приехали! — Дарья потормошила её. — Маша!
Она шла, как в тумане, хотя голова была ясной, как никогда. И там собрались все, и чувствовалось — люди начинают жить настоящей жизнью, пусть даже все волшебные предметы ведут себя не совсем так, как положено простым вещам. Мария потрогала карман куртки — сложила туда диски, уже рефлекс. И у Маши Винни-Пух с собой, в рюкзаке, тоже ещё не может избавиться от привычки. Да и тётя Надя, вон, с тем самым зонтиком.
Тостов не поднимали, просто все собрались, потому что не могли не собраться — и говорили ни о чём. Об обыденном, если можно так сказать. Мы теперь всегда будем рядом, подумала Мария. Что бы ни было, все вместе. Мы давно уже одно целое, не можем друг без друга. И, как всегда, все разобрались по маленьким отдельным компаниям, но всё равно были все вместе.
Мария попросила сделать ей коктейль — что-нибудь слабенькое — и они сидели, вместе с Фёдором и Дарьей, и Фёдор увлечённо рассказывал им о последних веяниях в астрофизике — пока их тут не было, люди столько всего успели обнаружить нового в этом мире!
В половине двенадцатого ночи Кошка забеспокоилась. Вначале проснулась — лежала прямо на столе, среди всех блюд, и её никто не гнал — ни во что не лезла ни лапами, ни мордой. И гладили все, кто подходил — вот оно, кошкино счастье. Проснулась, энергично встряхнулась и прибежала к Марии с Дарьей. И мяукнула, глядя в глаза.
— Что такое? — удивилась Мария. — Что тебе нужно?
Кошка поскакала в прихожую, села у входной двери и снова мяукнула. И принялась скрести дверной косяк.
— Гулять хочет, — предположила Дарья. — Маша, правда, давай немного подышим свежим воздухом. Потом вернёмся, да?
Они быстро обулись — Кошка не переставала скрести косяк, уже с остервенением, и вышли на улицу. Там, едва только они повернули к скверу, Кошка вырвалась из рук и понеслась — прямо, через дорогу, не обращая внимания на редкие, но несущиеся быстро машины.
— Бежим! — указала Дарья. — Бежим, нужно догнать её!
Но сами они перешли дорогу по всем правилам, без спешки. Теперь всегда переходят по правилам, и без спешки.
* * *
— Куда они? — поинтересовался дядя Гоша.
— Кошка гулять попросилась, — пояснил Фёдор. — И… Смотрите! Смотрите вон туда!
Сначала дядя Гоша, а потом и все остальные — подбежали к окну — заметили. Окна выходили на тот самый сквер, где была та самая полянка. Дядя Гоша настоял, чтобы можно было или видеть это место, или быстро туда добраться.
То место, среди кустов, как будто кто-то освещал фонарём. Словно пришёл туда и включил фонарь.
— Они бегут туда, — заметил дядя Гоша. — Идёмте за ними!
* * *
Кошки никогда не были стайерами. Но люди и так поняли, куда их ведут. Кошка сидела — отдыхала? — на полпути между домом и полянкой, но вновь бросилась бегом, едва девушки её догнали.
Сама полянка была словно освещена — нет никаких фонарей, прожекторов, Луна за облаками, но всё выглядит ярче, отчётливее, сделаешь шаг с полянки — и всё выглядит так, как и положено ночью.
Они увидели. Всё было, как и в момент прибытия — в пространстве возник овал, но выглядел странно, словно то мельтешение, которое видно на экране телевизора, когда ломается антенный провод. Кошка громко мяукнула и… прыгнула внутрь. В это мельтешение. Дарья бросилась следом, но Мария поймала её за руку.
— Нет, — Мария покачала головой. — Если бы она нас звала, она бы оглянулась. Она всегда оглядывается.
Минуты тянулись, и тянулись, и тянулись. Пять, и десять, и двадцать… Все уже собрались возле овала — все десять. Стояли и молча смотрели, ждали. Кошка выскочила наружу неожиданно — Дарья чуть не подпрыгнула. И вместо молочной каши перед ними появилась картинка. Она плыла, была не очень чёткой, но там были видны очертания того самого зала, и…
— Это он, — прошептала Дарья, схватив Марию за руку. — Он!
Николаев там был не один. Ещё какой-то мужчина стоял рядом, они говорили. Затем…
Николаев вышел из овала. Мария и Дарья бросились к нему, и сразу же расплакались. Он прижимал их к себе и улыбался. И молчал. Просто прижимал к себе.
— Господи, — прошептала Мария, когда смогла говорить. — Я почти перестала надеяться. Даше спасибо, я не знаю, что бы со мной стало.
Дарья просто улыбалась и молчала. Вытирала слёзы, и всё.
Николаев успел обнять всех, поздороваться — а овал не исчезал, продолжал держаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});