Читать интересную книгу Свет вечный - Анджей Сапковский

– Знаю, – оборвал Гейнче, глядя Парсифалю прямо в глаза. – Дзержка уже дважды смерти избежала… И вот, ты, парень, на коне, полученным от нее… Удивительно сплетаются судьбы, удивительно… Командуй отправление, Эгберт.

– Слушаюсь, ваше преподобие.

«Идем, как на войну, – подумал Парсифаль. – Военным строем, в доспехах и со снаряжением, с оружием в руках, под строгим военным командованием и дисциплиной. Достаточно посмотреть на лица рыцаря Эгберта и инквизитора, на лица армигеров, на инквизиторских кнехтов, настраивающих самострелы. Идем в бой. Вчера мне снились кровь и огонь… Наверняка, будем биться. И не где-то на границе, но, скорее, здесь, в самом сердце Силезии, около стшегомского тракта, недалеко от села…»

– Село Хмельно, – показал Эгберт де Кассель. – И корчма. Точно так, как в доносе. Что прикажешь, Гжегож?

– Окружить.

Пел петух. Лаяли собаки. Утки крякали, плещась в болоте. Пел дрозд, жужжали пчелы, гудели мухи на гноище, а солнышко светило, аж душа радовалась. Мужик, который только что вышел из уборной, резко попятился при виде вооруженных и скрылся за дверью с вырезанным сердечком. Баба в платке бросила грабли и что есть силы бежала, подбирая бьющую по ногам юбку. Детвора с восторгом пялилась на оружие, обмундирование и снаряжение армигеров и кнехтов из Копаньца, которые окружали дома. Парсифаль занял определенную ему позицию. Он вытер о плащ потные ладони, зря, потому что они тут же вспотели снова.

– Урбан Горн! – громко и звонко закричал инквизитор Гжегож Гейнче. – Выходи!

Никакой реакции. Парсифаль сглотнул слюну, подтянул пояс, нащупал рукоятку меча.

– Урбан Горн! Корчма окружена! У тебя нет никаких шансов. Выходи по доброй воле!

– Кто зовет? – донеслось изнутри, из-за приоткрытого окна.

– Гжегож Гейнче, inquisitor папский! И доблестный рыцарь Эгберт де Кассель из Копаньца!

Двери корчмы скрипнули, приоткрылись. Кнехты подняли самострелы, де Кассель успокоил их жестом и ворчанием.

На пороге стоял мужчина в коротком сером плаще, стянутом блестящей пряжкой, в приталенном, обшитом серебром вамсе, и в высоких сафьяновых сапогах. На голове у мужчины был черный атласный шаперон, еще более замысловатый, чем у Парсифаля, с еще более длинным и изысканней закрученным хвостом.

– Я Урбан Горн, – мужчина в сером плаще осмотрелся. – А где же господа Гейнче и де Кассель? Я вижу вокруг исключительно вооруженных гемайнов с мордами бандитов.

– Я Эгберт де Кассель, – выступил рыцарь. – А окружают вас мои люди, так что свои оскорбления оставьте при себе.

– Не будем тратить на них время, – инквизитор стал рядом. – Ты меня знаешь, Урбан Горн, знаешь, кто я. И прекрасно понимаешь свое положение. Тебя обложили, не вырвешься. Мы достанем тебя живого или мертвого. Наше предложение: давай избежим кровопролития. Мы не варвары, мы люди чести. Сдайся по доброй воле.

Мужчина минуту молчал, кривя губы.

– Мои люди, – сказал он наконец, – это шесть чехов и четыре – местные, силезцы. Все наемники, со мной связаны исключительно денежным контрактом, никаким иным образом. Они ничего не знают и никакого преступления под моим руководством не совершили. Я требую, чтобы их отпустили.

– Ты не можешь требовать, Горн, – обрезал Гейнче. – Но я согласен. Они будут освобождены. Если только на ком-нибудь не висит приговор за давние дела.

– Слово рыцаря?

– Слово священника.

Горн прыснул, но сдержался. Он достал из расписных ножен стилет, взяв за клинок, вручил его инквизитору.

– Я сдаю оружие, – беспечно поклонился он. – А также делаю предложение. Я как раз собирался заказать обед в эркер. Вместо одной утки могут подать три, эти птицы на вертелах выглядели очень аппетитно. Соблаговолите принять приглашение? Мы же люди чести, а не варвары.

Обедающую в эркере тройку сопровождали только двое армигеров, господин де Кассель позвал с собой только Яна Карвату и Парсифаля фон Рахенау. Карвату – потому что тот был приближенным и пользовался полным доверием. Парсифаля – потому что тот был новичком, зеленым и имел слабое понятие о том, что говорили. У Парсифаля в отношении этого не было ни иллюзий, ни сомнений.

– Хороший у тебя год, – сказал Горн, держа обеими руками утку и отрывая зубами мясо. – В марте арестовал Домараска, теперь меня. А, кстати, Домараск еще жив?

– Не меняйся ролями, Горн, – поднял глаза Гейнче. – Это я допрос буду делать. Мечтаю об этой минуте четыре года, когда ты выскользнул из моих рук во Франкенштейне.

– Когда мне счастье улыбалось, то улыбалось, – покивал головой Горн. – А когда оставило, то уже навсегда. Вчера, зараза, снилась мне дохлая рыба, такой сон всегда предвещает невезение. То, что ты поймал меня именно сейчас, сегодня – это мое невезение, моя неудача. Ты привык видеть во мне гуситского разведчика, удивишься, но на этот раз я прибыл в Силезию в другой роли. Приватно. По личному делу.

– Ах. Быть не может.

– Я прибыл в Силезию, – Урбан Горн проигнорировал иронию, – для личной мести. Тебе интересно, о ком речь? Скажу: о Конраде, епископе Вроцлава. Разве это не странное стечение обстоятельств? Ведь и ты, Гжегож, с епископом на ножах. Как говорит пословица? Враг моего врага…

– Горн, – инквизитор нацелил в него кость из утиного бедра. – Давай договоримся. Мои распри с епископом – это мое личное дело. Но епископ – это наивысшая церковная инстанция в Силезии, опора стабильности и гарант порядка. Удар, направленный в епископа, – это удар по порядку, ты меня в это не втянешь. Даже не пробуй. Мне известно, что ты лично имеешь к епископу. Я исследовал, представь себе, дело свидницких бегинок, знаю документы процесса и доклад о казни твоей матери. Сочувствовать тебе я могу, но соучаствовать не буду. Тем более, что я не до конца уверен в твоих мотивах. Ты убеждаешь меня, что тобой руководят личные побуждения, что дело в личных счетах, что именно с этой целью ты прибыл в Силезию с наемниками. А для меня ты был, есть и останешься гуситским шпионом, работаешь в пользу наших врагов. Ты приехал не для идеи улучшения мира? Не ради Гуса, не против ошибок, перегибов и коррупции Рима? Не по глубокому убеждению о необходимости реформы in capite et in membris? Это приватное дело, личная месть? Для меня нет никакой разницы. Так как нет разницы для голодающих нищих, которых я видел в пути, сидящих на руинах и пепелищах сел. Это ты спалил эти села, Урбан Горн, ты обрек этих людей на нужду и голодную смерть.

– Идет война, – гордо ответил Горн. – А война, прости за банальность, вещь жестокая. Не играй на моих чувствах, Гжегож. Я тоже мог бы показать тебе сожженные селения под Находом и Броумовом, тамошних искалеченных людей, пепелища и могилы убитых, которыми обозначены пути католических крестовых походов!

– Я простил одну банальность – о войне. Не засыпай меня следующими.

– Взаимно.

какое-то время они молчали. Наконец Горн швырнул собаке остатки утки, схватил бокал и залпом выпил его.

– Оставим, – он со стуком поставил бокал, – на минуту епископа и благо Церкви. А что ты скажешь о Грелленорте? Моей целью был не вроцлавский епископ, я отдаю себе отчет, что это чуть высоковато для меня, куда мне с мотыгой на солнце. Целью моего нападения должен был быть овеянный тайной замок Сенсенберг, убежище Грелленорта. Место, в котором это епископское исчадие хулит Бога, занимается черной магией и некромантией, где он варит отравы, яды и одурманивающие декокты, куда призывает чертей и демонов. Откуда высылает своих Всадников на террористические акты, приказывая убивать мирных жителей. Разъясни мне, инквизитор, как это так? Можно ли нападение на такое место расценивать как агрессию против Церкви? А может, правду говорят, что для Рима цель оправдывает средства, что для борьбы со свободной мыслью, ересью и реформаторскими движениями можно припрячь и использовать всё, в том числе и черную магию?

Теперь пришла очередь Гжегожа Гейнче долго помолчать. Парсифаль, хоть и понимал с пятого на десятое, впился взглядом в его лицо. Он видел, как желваки инквизитора заиграли, как заблестели глаза, а рот приготовился ответить.

– Я знаю, где находится замок Сенсенберг, – опередил его Урбан Горн. – И как туда попасть.

– Черные Всадники, – отозвался де Кассель, – убили Альбрехта Барта из Карчина, он был моим другом. Что касается меня, то я готов…

– Не впутывайся в это, Эгберт, – резко оборвал его инквизитор. – Пожалуйста.

Хозяин Копаньца кашлянул, нервно потер ладони. Гжегож Гейнче молча кивнул, давая знак, чтобы Горн продолжал говорить.

– Второго такого случая, – сказал Горн, – больше не будет.

Гейнче молчал, приложив ладони ко лбу, так, чтобы скрыть глаза.

– Грелленорта, – продолжал дальше гуситский шпион, – в Сенсенберге нет. С большинством своих головорезов он поехал на лужицкое пограничье, охотиться на нашего общего знакомого, медика Рейнмара из Белявы. Потому что он узнал, что Рейневан…