— Поезжу по деревням, поищу собаку.
— Зачем по деревням? А в Тбилиси, что, собак нет?
— Вы горожанина от крестьянина отличите? — строго спросил дрессировщик.
— Да.
— Вот и собаки деревенские отличаются от городских. А халтурить я не привык.
Выделили ему машину, и он исчез на два дня. На третий появился:
— Мне надо, чтобы вы поехали со мной. Я вам покажу кандидатов.
Времени у меня не было, и я сказал, что доверяю его профессиональному чутью. Главное — чтобы собака бежала за актером.
Но дрессировщик стоял на своем:
— Давайте работать как положено. А если вам нужна халтура, обратитесь к другому дрессировщику.
Пришлось поехать. Я попытался утвердить первого же кандидата, но дрессировщик сказал, что торопиться не надо, лучше посмотреть остальных. Пусть сейчас потратим несколько часов, зато потом все будет качественно. В конце концов утвердили мы на роль небольшую рыжую собачку.
— Как сцены снимать будем? — спросил дрессировщик. — По порядку?
— По порядку.
Дрессировщик попросил снять ему комнату в той деревне, где жила собака. Комнату нашли, и он приступил к работе.
Тут пришла телеграмма от Бондарчука, потом приехал Леонов, — в общем, все планы поменялись, и начали мы снимать со сцены в духане. Привезли на машине дрессировщика с собакой. Тянут деревенскую собачку из машины, а она со страху не идет — ползет. Когда дотащили ее до декорации духана и посадили за стол, она описалась, положила голову на стол и с тоской смотрела на окружающих. Дрессировщик возмущается:
— Вы снимаете не по графику. Сейчас собака подготовлена только к сцене на мосту. Духан мы еще не отрабатывали.
— Ну так отработайте! — закричал Дато Кобахидзе. — Здесь написано: во главе стола, положив голову на тарелку, спал Шарик. Прикажите ему, чтобы спал!
— На это нужно время. А халтурой я не занимаюсь.
— Снимай так, — говорю Вадиму.
Сняли крупно голову собаки на столе.
— Теперь она должна по команде «смирно!», покачиваясь, подняться и замереть! — Дато показал дрессировщику сценарий. — Вы это читали?
— Читал.
— Ну тогда что вы стоите? Делайте что-нибудь!
— Еще раз повторяю: собака к этой сцене не готова.
— Ну, пусть хотя бы голову поднимет, — сказал я.
— Это невозможно! Я в халтуре участия принимать не буду! Не дождетесь! — разозлился дрессировщик и отошел.
— Аферист! — крикнул Дато. И сказал Юсову: — Вадим Иванович, по моей команде включайте камеру.
Он залез на осветительные леса, попросил осветителей, чтобы они держали его за ноги, свесился, крикнул: «Камера!» — и начал громко мяукать.
Собака посмотрела на Дато и жалобно завыла.
— Снято, — сказал Юсов. — Съемка окончена.
Чтобы успеть снять сцены с солдатом в те три дня, на которые смог приехать Леонов, мы работали на износ. В один день сняли проход по улице, подход к дому Бенжамена и духан. И вечером выехали в Гори, чтобы на следующий день с утра снять сцену на мосту. А пока снимали эту сцену, декорации духана должны были срочно переделать в столовую Бенжамена.
В пять утра у моста стали гримировать актеров, ставить камеру, осветительные приборы.
Ко мне подошел этот дрессировщик:
— Георгий Николаевич, давайте решим, что будет делать собака.
— Там написано. Должна бежать рядом с актером, — я насторожился: что еще придумает этот жулик. — Вы же утверждали, что к этой сцене собака готова.
— Да, готова, — сказал дрессировщик. — А вот у меня такое предложение: когда солдат говорит «Эрзерум — это он», Шарик встанет на задние лапы и отдаст Кикабидзе честь.
— И она это сможет сделать? — недоверчиво спросил я.
— Да.
— Сегодня?
— Я же сказал — к этой сцене мы готовы, — пожал плечами дрессировщик. И приказал: — Шарик, честь!
Собака встала на задние лапы и подняла к уху переднюю.
— Здорово, — удивился я.
— Утверждаем?
— К сожалению, это слишком. Не будет простой солдат так дрессировать собаку.
— Почему? Этот пес побывал с ним и в Болгарии, и в Турции. Он же мог там чему-то научиться! Может быть, Шарик с самого начала идет за Леоновым на двух лапах?
— Нет, не надо.
— Ну, тогда пусть, когда Леонов скажет: «Эрзерум — это он», Шарик хотя бы сделает сальто.
— Не надо. Будет перебор.
— Георгий Николаевич, это оправданно. Солдат же в отставке, денег у него нет, вот они с Шариком и подрабатывают выступлениями. Шарик, алле-оп!
Собака сделала сальто.
— Хорошо, большое вам спасибо, но не надо. Пусть собака просто бежит за солдатом.
— Тогда зачем меня пригласили? В духане собака ничего не сыграла и здесь ничего не делает, — расстроился дрессировщик. — Дайте Леонову кусок колбасы в руку, она за ним и побежит. А я вам не нужен!
Он отошел и до конца съемок сидел на другом берегу.
А мы сняли сцену так, как он сказал: дали Леонову кусок колбасы — и собака за ним побежала.
А как только собаку кончили снимать, дрессировщик забрал ее и уехал на маршрутном автобусе. И — вы не поверите! — даже за деньгами на студию не пришел, так обиделся.
Дружба народов
Съемочная группа «Не горюй!» была смешанная: операторская группа и звуковики — с «Мосфильма», а режиссерская группа и административная — грузины. Но работали дружно, — я давно заметил, что когда люди работают, то национальных проблем не возникает. Но недоразумения случались.
Когда снимали в горах недалеко от Тбилиси, кто-то привозил еду с собой, а кто-то ходил обедать в ресторан. Вернулись из ресторана Юсов с женой, и Юсов мне говорит:
— Мы уезжаем. Больше мы здесь работать не будем. Если грузины к русским так относятся, то и я не хочу про них кино снимать.
Выяснилось, что Юсов в ресторане заказал потроха, и ему сказали — нет. А потом пришел Дато с ассистенткой-грузинкой, и им потроха подали.
— Вадим, не горячись, — сказал я. — Что-то тут не то. Может, ты чем-то обидел хозяина?
— Ничем я его не обижал. Просто я русский.
Я пошел к хозяину ресторана.
— Уважаемый, — сказал хозяин, — посмотри в меню. Там написано: «Потроха — 37 коп.». А я потроха покупаю на базаре, мне порция обходится рубль шестьдесят. И еще накладные, то, се… Два рубля. Грузин знает и платит два рубля. А русский или латыш не знает и платит как написано — 37 копеек. Зачем я буду ему подарки делать?
Я все объяснил Вадиму. Он сначала не поверил. И вечером мы поставили эксперимент: Вадим пришел в другой ресторан и сказал официанту, как я научил:
— Принесите что-нибудь хорошее. А сколько это стоит, я знаю.
И официант кинулся выполнять заказ.