крысюков! Кто ты такой, чтобы тут командовать, а? Вонючий приблудок, полукровка… За Визгуна прячешься или за своего вшивого дружка Каграта? Много на себя берешь, погань, смотри, как бы не надорваться!
Радбуг говорил тихо, но внятно:
— Не ссы, не надорвусь, у тебя подмоги не попрошу… На рожон лезешь, мразь? Хочешь поединка?
Он положил руку на эфес скимитара, висевшего на поясе. Из темноты, привлеченные назревающей ссорой, подошли еще двое уруков, остановились чуть поодаль, в полумраке, но вмешиваться не спешили. Наверно, надеялись, что яростная перепалка закончится потасовкой, и не хотели упустить занятное зрелище.
Шавах глухо зарычал. Шагнул к Радбугу и навис над ним, свирепо и угрожающе, как готовая вот-вот обрушиться и задавить вусмерть ледяная глыба. В лапе его блеснул невесть откуда взявшийся короткий боевой нож с изогнутым, как клюв, темным щербатым лезвием.
— Ну-ка, ну-ка, иди сюда, командир! — Он злобно ощерился, обходя противника медленно, по кругу, осторожно переступая крепкими напружиненными ногами. — Кровь тебе пущу — ту, ублюдочную… слишком уж её в тебе много, то-то ты чересчур распухать начал!
Радбуг, поворачиваясь вслед за Шавахом на пятках, сжал зубы. Рывком обнажил кривой острый клинок.
— Про себя я и сам все знаю. А в тебе, Шавах, слишком много дерьма… больше, чем в казарменном нужнике, и оно, того… малость пованивает. Да за тобой и другие грешки записаны, или тебе неведомо?
— Какие такие грешки?
— Сало из обоза разве не ты мимоходом приворовываешь, а?
— Какое ещё сало?! — Шавах так и вскинулся. Удар был нанесен метко, прямо поддых, и сразил беднягу наповал, он даже не потрудился изобразить негодование по-настоящему правдоподобно. — Не видел я никакого сала! Сам небось в общак лапы запускаешь, а теперь свои грешки на меня вешаешь? Где у тебя доказательства, а?
— Найдем, — процедил Радбуг. — Думаешь, ты только мне одному оскомину набил? Доберемся до Крепости — очередь выстроится из желающих увидеть тебя на ко́злах для публичной порки… и свидетели разом для всего найдутся. Сволочей и доносчиков среди нас хватает, сам разумей.
— Ах ты… зараза! — прохрипел Шавах. Он громко, судорожно глотнул, точно пытаясь подавить икоту — ярость подступала ему к горлу неудержимо, рывками, как комок рвоты. Он бы, пожалуй, не постеснялся пустить в ход кинжал, если бы не смутное сомнение в том, что физическая расправа сейчас не особенно уместна. Радбуг держался начеку, скимитар у него был куда длиннее коротенького шавахова ножа, да и неудобных зрителей, которым Шавах успел «оскомину набить», набежало вокруг чересчур много. Начнись свара — и они окажутся не на его стороне, орк не мог этого не признавать… Он глухо рыкнул сквозь зубы:
— Ладно, погодим. Я тебе этого не забуду, сучий ты потрох. — Молча сунул нож за пояс, повернулся и канул во тьму — только прошуршал по траве камень, отброшенный яростным пинком, да хрустнула сломанная об колено сухая ветка…
— Что ж, я тоже на память не жалуюсь, Шавах, — негромко сказал Радбуг ему вслед. Медленно вложил скимитар в ножны, передернул плечами. Презрительно сплюнул в костер: — Дурак!
Один из орков, стоявших чуть поодаль, за кругом света, хрипло кашлянул:
— Ты бы поостерегся, Радбуг. Дурак-то он дурак, но подстроить исподтишка какую-нибудь пакость ему вполне мозгов хватит.
— Это я и без тебя знаю, Ухтанг. — Радбуг на секунду обернулся. — Вы, двое! Какого лешего не на посту?
Орки исчезли.
Радбуг, не глядя, протянул лапу к Эотару, сидевшему на траве.
— Дай сюда флягу.
Крепыш беспрекословно повиновался. Радбуг чуть помедлил, взвесил почти пустую флягу в руке, небрежно сунул её за пояс. Поймал Эотара взглядом — цепко, как рыбку на крючок.
— Ты, говорят, кузнец?
Эотар уставился на носки своих расхлябанных башмаков.
— Ну, кузнец… Был в прошлой жизни.
— А теперь что же — закончился? Был, да весь вышел?
Эотар яростно потер кулаком нос.
— А теперь жизнь закончилась, одна маета осталась… и я в ней — никто, кучка дерьма: раздавите, отряхнетесь и дальше пойдете. Или не так?
Радбуг все не отводил взгляда.
— Грамоте разумеешь?
— Чертежи разбираю.
— А по-буквенному?
— А тебе зачем?
— Дружки твои… Бородавка, Лопоухий… они тоже с твоей деревни? Каким ремеслом владеют?
— Ты бы у них и поспрашивал, коли такая нужда…
На бесстрастном лице Радбуга не отражалось никаких чувств.
— Да мне-то нужды никакой нет — так, хочу уразуметь, стоит ли на вас паёк тратить… это в Крепости вас серьёзно поспрашивают: кто, откуда, к чему пригоден. И отвечать делом придется, не словами, надеюсь, это вы уже уяснили…
* * *
«Добытчики» вернулись только под утро.
Сарумана, прикорнувшего возле догорающего костра, разбудило появление Каграта — грязного и потного, пропахшего гарью. Орк был весь какой-то желтовато-серый, уставший, взмыленный; он тяжело плюхнулся на землю возле огня и принялся стаскивать обтерханные, сбитые о камни кожаные сапоги.
— С добрым утречком, Шарки! Я для тебя подарок в клювике принес. На́, харчись! — Он извлек из-за пазухи кружок свежей копченой колбасы и бросил её пленнику. — Зелье свое припас? Неможется мне что-то… — Он не глядя сунулся в котелок, зачерпнул кружкой варева, выхлебал его парой глотков и, всхрапнув, азартно закусил доброй половиной принесенной колбасы. — Ну и дрянь твое пойло! Кожи в нем вымачивать…
Результатами набега главарь был недоволен, добыча оказалась невелика — два десятка козьих шкур, пара мешков с каким-то убогим деревенским скарбом, да несколько пленников: угрюмых испуганных горцев, одинаково коренастых, низколобых, бородатых, до самых глаз заросших неопрятным черным волосом, явных сородичей приснопамятного Гнуса. Согнанные в овражек к остальным «крысюкам», они старались держаться особняком, ближе друг к другу, озираясь как-то по звериному: с тоской и страхом, и в то же время с затаенной злобой, точно выжидая подходящего момента не то удрать, поджав хвост, не то напасть втихомолку и укусить…
— Глупо было ожидать чего-то другого, — хмуро заметил Радбуг, как всегда встречавший приятеля на посту. — По мне, так и вовсе не стоило ноги бить… Улов не оправдывает наживки.
Каграт неохотно возражал:
— Где мы других возьмем, а? На южный берег Лимлайт сейчас не сунешься — опасно… Тарки жужжат там, как осы в гнезде, того и гляди жалить начнут. А где еще добычей можно разжиться?
— Хороша добыча — полдюжины пастухов-глистоносцев…
— Канавы рыть и такие сгодятся. Визгун не порадуется, если мы половину ошейников обратно пустыми притащим.
Радбуг с неудовольствием качал головой.
— Визгун еще меньше порадуется, если мы вообще до Замка не доберемся. Опасно медлить, Каграт, чем дольше мы тут сидим, тем труднее нам будет унести отсюда задницы. По-хорошему надо было еще вчера выступить…