Глава 25
Я сказал и, опустив руки, бросил кугхри в пыль, рядом с Гхаем.
Кровь побежала вниз по предплечью, ладони и закапала с кончиков пальцев на землю, сворачиваясь в пыли в мокрые, вязкие чёрные комки.
Все стояли молча вокруг, не двигаясь и, кажется, даже не дыша. Тишина разлилась над площадью совершенно неправдоподобная. Мне казалось, я стук сердец окружающих слышу, слитный, частый и гулкий. И никак не получалось понять, что таится за этой тишиной. Крутилась какая-то мысль на краю пустого рассудка, но не входила, словно опасаясь чего-то.
– Твоё слово, Гхай, – раскатилось над площадью с колодезного сруба. – ТВОЁ слово.
Гхай говорить не мог. Мне попадало в мальчишеских драках вот так, под вздох. Хоть и не с такой силой. Я знаю, что тут не до слов. Воздуха бы в себя втянуть малую толику – уже счастье.
Говорить Гхай не мог. Но с трудом перевалившись сначала на бок, а потом – на колени, он сумел подняться на ноги. И встал передо мной, сгорбившись, обхватив себя правой рукой между грудью и животом. Он посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом, хватанул ртом воздух, с трудом, напрягая мышцы, вдавил его себе в лёгкие и вытянул правую руку назад и в сторону. Как перед схваткой, когда потребовал себе меч.
Через мгновение рукоять моего клинка легла в его ладонь. Словно кугхри сам собой вспорхнул из пыли и прилетел через половину площади. Гхай ухватил меня свободной рукой чуть повыше локтя за левую надрезанную руку, поднял меч и полоснул дрожащим лезвием по своему предплечью. На меня брызнуло несколькими каплями, а Гхай попытался что-то сказать. Ничего не получилось, но я понял смысл его клекота и взялся за его плечо так же, как он держал меня. Наши раны соприкоснулись.
Вокруг взревели! «Сейчас меня порвут на сотню маленьких Чшаэмчиков», – подумал я: столько рук сразу потянулось к нам. Но обошлось. Десятки рук взметнули нас в воздух и подняли над головами. Воздух дрожал и рвался от ликующего, восторженного рёва.
Не помню, как я оказался на колодце. Возможно, меня туда просто взбросили. Голова слегка мутилась, потому что кровь с предплечья всё ещё капала, и никто и не думал её останавливать. Гхай сидел тут же, у меня в ногах, привалившись плечом к моему колену и по-прежнему хватая ртом воздух. Ему было ни до чего.
Гхой-итэреми подняла руку, и толпа почти сразу же затихла. Мэру Хоббитона вместе с таном Шира и всеми ширрифами понадобилось бы значительно больше времени, чтобы угомонить такое скопление народа.
«Ты не зря получил своё имя, Хоббит из Шира, – медленно и глухо, растягивая слова, произнесла гхой-итэреми. – Также, как и воин из легенды, ты умеешь отличать добро от зла, свет от тьмы и правду от лжи. Ты умеешь находить пут, даже там, где его никогда не было. И мудрость твоя выше твоих лет. Ты – воистину, Чшаэм. Слушайте все! Отныне: как рождённая вне буурза может быть матерью урр-уу-гхай, так и рождённый вне буурза может стать урр-уу-гхай, если пожелает того. Мы – уу-гхой-итэреми огхрбуурз, сказали так!»
Внизу снова заревели что-то восторженно-радостное. Потом я сидел под колодцем на долблёной колоде для поения скота и, старательно удерживая утекающее сознание, смотрел, как ТА девушка, радостно улыбаясь, накладывает мне на предплечье пропитанную чёрной мазью повязку. Получалось это у неё легко и сноровисто, словно она полжизни этому училась.
– Как твоё имя? – спросил я её. Голос почему-то стал неожиданно низким. Почти хриплым.
– У меня ещё нет имени, – сообщила она, улыбаясь. – Гхой получает имя, когда её первому ребёнку исполнится год. А у меня ещё нет детей и нет мужа.
Она внимательно смерила меня взглядом и продолжила: «Но, я думаю, что следующей весной у меня уже будут дети». И смешливо прыснула в кулак, глядя мне прямо в глаза с затаённым озорством. Я даже поперхнулся. И закашлялся, чтобы не показать виду, будто я смущён.
– А как же мне к тебе обращаться? – спросил я её. – Пока у тебя нет детей.
Вот тут смутилась уже она.
– Ты можешь называть меня – Мавка, – сказала она. – Это значит – «Живущая в озере».
– Красиво, – оценил я. – Проводи меня к дому, где мы остановились, Мавка. Из меня вытекло довольно много крови, и я сам могу сейчас заблудиться. И ты можешь мне сказать, где Гхажш, и куда исчез Гхай?
– Гхажш разговаривает с отцом Гхая, – ответила она, помогая мне подняться. – В Гхая его братья сейчас вдувают воздух. И я тебя, конечно, провожу. Гхой-итэреми велела за тобой присматривать, но я бы и без неё это сделала. Ты мне нравишься.
– Да? – ошарашено спросил я. В Хоббитоне всё совсем не так, и хоббитянка никогда не сказала бы такого, так легко и откровенно.
– Да, – просто ответила она, забрасывая мою руку себе на плечи. – Держись крепче, и пойдём. Ты занятный и сильный. Даже сильнее, чем я думала, – плечи под платьем оказались круглыми, горячими и неожиданно крепкими.
– А я тебя не обижу, – спросил я осторожно, – или не нарушу каких-нибудь обычаев, если скажу, что ты мне тоже нравишься?
– Нет, – ответила она очень серьёзно и сосредоточенно. Она старалась ступать со мной в ногу, но получалось плохо. – Не нарушишь и не обидишь. Мне будет очень приятно.
– Тогда я скажу, – я вдохнул поглубже, стараясь успокоить колотящееся сердце. – Ты мне тоже очень нравишься, Мавка. Особенно целоваться.
– Да? – она просияла, словно я, действительно, сказал ей что-то очень приятное и, не снимая с плеч моей руки, повернулась ко мне, так что мы оказались стоящими вплотную, лицом к лицу, едва не касаясь друг друга носами. – Правда?
– Правда, – я попытался кивнуть, и мы стукнулись лбами. Не сильно. Соприкоснулись.
– Тогда… – она запустила пальцы в волосы у меня на затылке и чуть пригнула мою голову ближе к себе. – Раз тебе нравится…
У меня и без того голова кружилась, а тут и вовсе… всё вокруг замелькало, поплыло перед глазами. И я обнаружил себя лежащим в пыли навзничь.
Дальнейший путь до дома мы проделали молча и быстро, может быть, чуть быстрее, чем следовало бы для израненного воина, висящего на плечах подруги. По правде сказать, я прижимал эти плечи к себе немного сильнее и плотнее, чем можно было ожидать от «израненного воина».
А дома мы как-то быстро обо всём позабыли.
– Ну ты даёшь, парень, – я даже не слышал, как Гхажш вошёл. Мавка испуганно взвизгнула и упорхнула куда-то за печь, на ходу поправляя платье на плечах. – Мы ещё суток здесь не находимся, тебя только что чуть не убили, а ты уже с девушкой целуешься. Да ещё с самой красивой на острове.
За печкой довольно хихикнули.
– Где ты был? – спросил я, потому что надо было что-то говорить и потому что хотелось как-то отвлечь Гхажша. – Я кровью истекаю, а ты хоть бы перевязал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});