— Он предлагает ей жизнь, фактически очень похожую на ту, которую вели ее родители. Я не имела удовольствия знать их, но я знаю их дочь, ее характер и ее любящую натуру и могу сделать вывод, что их союз был исключительно успешным и счастливым. Таким, о котором ни один из них не пожалел. Хотелось бы надеяться, что брак Лидии с ее капитаном будет таким же.
— Вздор! — отмахнулась Элинор. — Это совсем не одно и то же. Они все-таки оставались людьми влиятельными. Локтон же может предложить Лидий лишь бедность и безвестность.
— Возможно, они начнут совместную жизнь в бедности, — допустила Эмили, — но он, по-моему, не из тех, кто надолго останется бедным, если предоставится подходящая возможность. А что касается безвестности и высшего общества, то Лидия заслуживает того, чтобы узнать, какая она есть, когда за ней никто не наблюдает. Мы с тобой уже знаем, какого калибра она человек и каков у нее характер. Нам известны ее доброта, преданность и щедрость. Я уверена, что капитан Локтон тоже это знает. Он любит ее, Элинор.
— Любовь, — презрительно фыркнула Элинор. — Долго ли продлится его любовь? Разве он сможет давать ей то, что уже дала я? Это были долгие годы любви, заботы и руководства формированием ее характера. Годы, Эмили! А что будет с тобой? — продолжала герцогиня. — Неужели ты думаешь, что они пригласят тебя жить с ними, когда у них не будет средств даже для того, чтобы прилично прокормить себя? Да и в какой роли ты могла бы жить с ними? В качестве служанки? Или нянюшки?
— Мне бы хотелось стать нянюшкой, — мечтательным тоном сказала Эмили. Она прикоснулась к руке Элинор. — Послушай, если бы Лидия не любила капитана Локтона, я не стала бы на этом настаивать. Но Лидия любит его. И он любит ее. — Она заглянула Элинор в глаза. — Если ты уговоришь ее выйти замуж за кого-нибудь другого, то она в конце концов станет одной из нас: женщиной, которая бежит со своим любовником, чтобы утолить голод своего несчастного сердца; или женщиной, муж которой так мало ценил ее, что бросил в сумасшедшем доме; или женщиной, которую долгие годы плохого обращения наполнили такой горечью, что она перестала верить в любовь.
Элинор издала страдальческий вздох. Эмили встретила ее взгляд с сочувствием, но ни на какие компромиссы пойти не пожелала.
— Неужели ты этого хочешь для Лидии?
Элинор опустила голову и взглянула на сложенные на коленях руки.
— Нет, — прошептала она. — Конечно, нет.
Глава 28
— Извини, старина, — печально сказал Бортон.
Он только что вошел в библиотеку Неда и, держа шляпу в руке, остановился возле двери. Сообщив свои новости, он готовился уйти. Однако видя, в каком состоянии Нед, он не мог уйти сразу. Неду потребовалось все его самообладание, чтобы удержаться на ногах.
— Я не хотел, чтобы эта новость застала тебя врасплох, поэтому решил, что будет лучше, если ты узнаешь ее от меня, — сказал Бортон.
Он пришел, чтобы сообщить о том, что Чайлд Смит сделал предложение леди Лидии Истлейк и ждет, что она до конца дня ответит согласием. Бортон услышал об этом от самого Смита в «Будлзе» менее часа назад. Он принимал поздравления своих приятелей.
— Да. Спасибо.
Нед слышал, как за Бортоном закрылась дверь, и повернулся к окну, выходившему в сад позади арендованного дома.
Лидия должна принадлежать ему.
Но он не может позволить себе иметь ее.
Ему не следовало писать ей.
Он не был импульсивным человеком.
Ему была невыносима мысль о том, что ей кажется, будто он способен прикоснулся к другой женщине, заняться любовью с другой женщиной.
Он не мог примириться с тем, что она думает, будто он может ее не узнать.
Он любит ее.
Она выходит замуж за Чайлда Смита. Богатого, жизнерадостного Чайлда Смита.
Пропади все пропадом!
Нед ударил кулаком в стену и, наклонившись, прижался к ней лбом. Он слышал, как снова открылась и закрылась дверь библиотеки. Неужели опять Бортон с какой-нибудь новой мучительной информацией?
— Уходи. Прошу тебя, — взмолился он, не открывая глаз.
Он услышал легкий шелест ткани, уловил аромат духов и быстро повернулся.
Возле двери стояла вошедшая в библиотеку Лидия, закутанная в плащ с капюшоном. Она молча развязала узел под подбородком, и плащ соскользнул на пол с шорохом, похожим на предупреждение. Ее фиалковые глаза заглянули в его глаза.
— Ты выходишь замуж за Смита, — сказал он безжизненным тоном.
— Нет. — Она покачала головой.
Он видел, как она, сунув руку за спину, повернула в замочной скважине ключ и уронила его на пол.
Он и сам не заметил, как пересек комнату. Только что она стояла у двери — и вот уже оказалась в его объятиях, и он целовал ее жадно, с отчаянием, а она прижималась к нему, обвив руками его шею. Он поднял ее, прижал одной рукой к себе и стал двигаться спиной вперед, пока не наткнулся на письменный стол. Он быстро повернулся, не прерывая поцелуя, и, наклонившись, смел свободной рукой со стола все, что на нем находилось.
Он посадил ее на край стола и осторожно уложил на спину. Она крепко держалась за его плечи. Он тоже опустился вниз и, не отрываясь от ее губ, просунул свою ногу между ее коленями. Ее бедра нетерпеливо раскрылись ему навстречу, разжигая безумие; он подсунул под нее руки, обхватив ее мягкие ягодицы, приподнял ее и прижался к ней бедрами.
Она издала какое-то гортанное мурлыканье, и он жадно поймал губами эти великолепные звуки, а его язык принялся поглаживать ее язык в самом эротичном из танцев. Ее бедра инстинктивно приподнялись ему навстречу, и его тело, напрягшееся до твердокаменного состояния, было в полной готовности реагировать соответствующим образом, но тут вмешался разум.
Оторвав от нее губы, он приподнялся над ней на дрожащих предплечьях.
— Лидия, — хриплым голосом произнес он.
Она открыла глаза и протянула руки, чтобы снова привлечь его к себе.
— Боже милосердный, Лидия, моя способность сопротивляться имеет пределы.
— Неужели? Мне кажется, что таких пределов нет. Мне кажется, что ты можешь сопротивляться чему угодно.
То, что она говорила, было лишено смысла. Он покачал головой.
— Мы должны остановиться.
— Нет, — произнесла она прерывистым шепотом. — Только не в этот раз. Только посмей отвернуться от меня сейчас — и, клянусь, я никогда больше здесь не появлюсь. Мне надоело убеждать себя, что я не такая, как Каро Лэм, — прошептала она, — что моя любовь не такая бурная и что разум управляет моей страстью. По крайней мере так казалось мне раньше.
Он смотрел на нее сверху вниз, разрываясь между желанием успокоить ее и желанием заняться с ней любовью. Ее темно-каштановые волосы рассыпались по поверхности письменного стола, губы слегка припухли от его поцелуев. Она ждала, что он скажет.