Так кто же подставил… товарища Сталина?
Ему, как продвинутому засланцу, хорошо известно, что в начале июня в армии вновь раскрыт крупный военный заговор. Напасть какая-то: поставишь генерала на высокий пост, так всегда торгует Родиной и вовсю шпионит.
А что коварно умыслил Нарком вооружений Ванников!
— Хотел покушение на товарища Сталина сделать? — привычно задал вопрос следователь.
— Конечно, хотел.
— А как хотел?
— Я же оружием заведую. Хотел затащить крупнокалиберный пулемет на ГУМ, и, когда товарищ Сталин будет выезжать из Кремля, дать по нему очередь[366].
— Это хорошо, — потянул чекист, но опомнился, — что признаете!
Ванников соглашался со всем, добавляя к себе в компанию Молотова, Кагановича, Берию и Ворошилова. Ну, а в июле сорок первого несостоявшийся «террорист» оказался в знаменитом кабинете.
«Вы во многом были правы. Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали…», так товарищ Сталин объяснил ситуацию, выдавая удостоверение «временно подвергнут аресту органами НКГБ, как это выяснено теперь, по недоразумению»[367]..
Саша в это искренне верил. Он тоже как-то попал в органы, но умудрился дослужиться там до полковника. Борьба группировок за власть и влияние всегда упорна и беспощадна, но более латентна, проходя без лишнего драматизма, рисуемого сторонниками вечного «теории заговора».
****
— Какой у тебя норматив держать заставы, ожидая подкреплений?
— Сорок пять минут[368] – честно ответил пограничник.
В каждой стрелковой дивизии был назначен дежурный батальон, вооруженный и с боеприпасами, готовый прибыть на границу в точно указанное Елизаровым время. Усилить одну из застав. Но, против дивизий мало.
— Не соврал. Считали правильно. Если дольше, то раскатают в пыль или обойдут. Теперь я откроюсь: по инструкции, доты занимаются в течение часа[369]. Но! До особого приказания, бойцов и боеприпасы там запрещено держать. Нужно лишь охранять объекты часовыми и патрульными. Но, даже когда гарнизон сядет внутрь, придется ожидать особой команды открыть огонь. Выводы сделал?
Елизаров мрачно посмотрел на капитана, что-то в подобном стиле он от военных ожидал. Если любая из застав могла самостоятельно подняться по тревоге, то армейцы реакцией напоминали разбуженную после зимней спячки черепаху.
— Ты, значит, нарушаешь?
— Эх, если бы ты знал, какая шла вчера дискуссия лишь о палаточном лагере здесь. Пока решили, что не нарушаем директивы Генштаба. Ну, не занимаем мы предполье[370]. Но я не дурак, сидеть на границе со спущенными штанами, — буркнул комбат и посмотрел на будильник. — А ну, пойдем?
— Куда еще? — Михаил заметил, что остальные часы куда-то исчезли, но не придал значения.
— Парад принимать.
Ненашев чуть не брякнул «вместе с Гудерианом». Но сдержался. Пояснил, что ночью в крепости сыграли боевую тревогу. Поднята шестая дивизия, которой поручено держать здесь оборону.
Они постояли минут двадцать, пока на дороге не запылил мотоцикл. Седок протянул Ненашеву бумагу, он расписался. Все. Полки «условно» на место прибыли. Позевывая, как бегемот, младший лейтенант убыл обратно.
Елизаров продолжал недоверчиво смотреть на дорогу, ожидая увидеть хотя бы батальон бойцов, хотя бы одну бронемашину или трактор, тянущий орудие. Все, что должно прийти на помощь. Могучим ударом по врагу. На чужой территории. Так, где же Красная Армия?
Очнулся Елизаров, когда капитан дернул его за рукав:
— Все, цирк закончен! Пойдем чай пить и завтракать.
Артиллерист и пограничник вернулись в палатку.
— Ну что, сосчитал? Какие выводы?
Михаил молчал, лишь прихлебывал крепкий чай из кружки.
Первого июня в шестую орловскую пришло шесть тысяч человек из приписного состава. Их сразу принялись сколачивать в подразделения. Не забивать их в ящики или строить в парадные «коробочки», а учить работать в коллективе.
По тревоге батальоны вывели на плац, пересчитали, проверили готовность к маршу, тряхнув на землю несколько ранцев. Раздраженно пнули ногой по паре вывалившихся оттуда подушек. Наорали, на тех особо хитрых товарищей, угрожая гауптвахтой. У других нашли лишь барахло: котелки, полотенца и зубные принадлежности. Словно в плен собрались[371].
Затем людей вывели через крепостные ворота. Последовательно, полк за полком. Каждому отводился час, но тренировки шли постоянно, кто-то умудрялся укладываться в сорок пять минут, выводя батальоны в район сосредоточения.
Но боезапас и продовольствие бойцам не раздали. Не бежали за взводами и специально выделенные бойцы с картонными ящиками пайков и цинками с патронами. То изобретение послевоенного времени, по урокам сорок первого года – и раздать можно быстро и собрать, если тревога учебная, без выхода на полигон.
Все прошло «всухую». Немного поиграли в погрузку-разгрузку и угомонились. Взять с собой запасы дивизия не могла, по причине недостатка транспорта, поступавшего сюда из народного хозяйства после мобилизации.
Лишь одну деталь не знал Ненашев. Ох, как матерился начштабарм Санталов, глядя на секундомер.
*****
Панов заранее знал, что вопрос с пехотным прикрытием придется решать самому, и старательно заботился о саперах и пограничниках. Иначе, надо заказывать кроссовки на весь батальон. Придется резко отрываться от врага.
Михаил сердился. Что получается? Военные по факту бросают их одних. Нет, не их одних, а еще УРовцев, строителей и почти безоружных саперов. Они знают, что творится на противоположном берегу. Должны знать, есть же там своя разведка, и для чего тогда каждую неделю Елизаров отправляет сводку в штаб четвертой армии!
— Уймись! Выход на рубеж обороны в план тревоги не включен.
— Немца боятся спровоцировать?
— Ага. Но главное – время. Если все начнется, как врал нам предатель Иссерсон, из крепости никто не выйдет. Спроси у себя комендатуре, сколько времени дивизия тянулась из ворот?
Пограничник мрачнел дальше. Тяжелая артиллерия немцев закончила разгружаться. Не удалось выяснить, есть ли там две 600-мм артустановки, обозначенные Ненашевым на схеме как «Карл» и «Один». Хода в ту зону нет. Лишь по особым спецпропускам, немцы даже своих солдат и офицеров заворачивали. Попутно ходил слух о каких-то «особых» секретных минометах.
— Неужели никто не понимает? В цитадели красноармейцы орут про мышеловку![372]
— Почему? Конечно, понимают! Комдивы обращались в корпус, комкор в штаб армии, армия в округ. Отказали. Могут спровоцировать немцев. А если что, разведка предупредит.
— Да что ты заладил про разведку? Нам же не верят?
— Ты не заметил, что круг замкнулся?
— Погоди, специально не хотят никого слушать? Да это же прямое вредительство!
— И откуда такие мысли? — Ненашев усмехнулся. — Ладно, к черту лирику, давай к делу! Хотел узнать, что делают на той стороне? Так, легко!
Он поднялся, навел на лицо туповатое выражение, и выдал:
— Смирно! Слушай приказ командира двенадцатого армейского корпуса генерала от инфантерии Вальтера Шрота «О переходе Буга, взятии Брест-Литовска и развитии наступления вдоль танковых магистралей» от тринадцатого июня сорок первого года. Только для офицеров. Двадцать экземпляров.
Потом добавил по-русски:
— Цитирую по третьему. Прости, друг, первый получить не получилось. Товар очень дефицитный – быстро разобрали.
Елизаров изумленно уставился на него. А что такого! Сколько раз документ он перечитывал, расставляя своих «солдатиков» на электронной карте.
— Садись и пиши. Буду сбиваться, мне надо сделать несколько проходов.
Комбат говорил минут десять. Потом взял записи и, глядя в них, начал диктовать снова, постоянно сверяясь с картой.
— Максим, а ты кто, на самом деле? — успокоившись, спросил Елизаров.
Невозможно так самоуверенно лгать и хотелось присвистнуть от зависти, какой у Максима информатор. А способность запоминать информацию? Бумаги немца капитан держал в руках лишь пару минут, но сумел постепенно восстановить их содержимое по памяти.
Но Михаил промолчал, узнав, как немцы получили информацию о минировании железнодорожного моста. Машинист проехал, притормозил и все увидел.
Идиотская беспечность! Почему ничего не замаскировали, не прикрыв от любопытных глаз. Тут к командиру шестидесятого железнодорожного полка надо немедленно идти. Его ребята в синих фуражках допустили промах[373].
— Профессиональный паникер, болтун и вообще дезорганизующий элемент. К счастью, до уровня шпиона или диверсанта не дорос, — хмыкнул капитан. — Я вовремя согласился, что хоть Германия и фашистская страна, но на текущий момент для войны с СССР еще не созрела. Вот тогда, оставили в покое. А так просто почтальон, получающий немного больше писем, чем ему следовало.