Читать интересную книгу Жестокие слова - Луиз Пенни

— Что вы хотите? — спросил Марк Жильбер.

Он, его жена и мать стояли у дивана, образуя полукруг. Его отец, словно космический спутник, находился на отдаленной орбите. Габри ждал, что Винсент Жильбер успокоит сына, скажет, что гостя нужно встречать вежливо. Урезонит его.

Жильбер-старший молчал.

— Итак? — сказал Марк.

— Я приношу извинения, что не пришел познакомиться с вами раньше.

Марк фыркнул:

— Тут уже приезжал «Уэлкам вэгон»[77] и оставил нам посылочку.

— Марк, прошу тебя, — сказала Доминик. — Он наш сосед.

— Не по нашему выбору. Будь это в его власти, нас бы давно уже здесь не было.

И Габри не стал это отрицать. Это было верно. Их неприятности начались с появлением Жильберов. Но вот они обосновались здесь, и теперь что-то нужно было сказать.

— Я пришел извиниться, — сказал он, стоя в свой полный рост в шесть футов один дюйм. — Мне жаль, что я не сумел оказать вам надлежащее гостеприимство. И примите мои извинения в связи с подброшенным телом.

Да, это явно было неубедительно, как он того и опасался. Но по меньшей мере, он надеялся, что голос его звучал искренне.

— А почему сюда не пришел Оливье? — спросил Марк. — Не вы это сделали — с чего это вы извиняетесь?

— Марк, ну в самом деле, — сказала Доминик, — ты разве не видишь, как ему трудно это дается.

— Не вижу. Возможно, его подослал Оливье в надежде, что нас удастся убедить не подавать заявления в суд. Или не говорить всем, какой он псих.

— Оливье не псих, — сказал Габри, чувствуя, как у него начинает все дрожать внутри. — Он замечательный человек. Вы просто его не знаете.

— Это вы его не знаете, если говорите, что он замечательный. Разве станет замечательный человек подбрасывать труп в дом соседа?

— И это говорите вы!

Они встали друг против друга.

— Я не подбрасывал тело в частный дом, где оно могло до смерти напугать хозяев. Вот ведь в чем ужас.

— Оливье был спровоцирован на это. Он пробовал завязать с вами дружбу, когда вы только здесь появились, но потом вы попытались переманить наш персонал и открыть этот огромный отель и спа-салон.

— Десять номеров — что тут огромного?

— В Монреале — да, это капля в море. Но здесь у нас маленькая деревня. Мы долгое время жили себе тихо-спокойно. Вы приехали, и все это закончилось. Вы не сделали никаких попыток вписаться в нашу жизнь.

— Под «вписаться» вы имеете в виду посыпать голову пеплом и благодарить вас за то, что вы позволили нам жить здесь? — спросил Марк.

— Нет, я имею в виду проявить уважение к заведенному здесь порядку. К тому, над созданием чего люди трудились долгие годы.

— Вы что, хотите поднять разводной мост? — с отвращением сказал Марк. — Запереться в замке и никого в него не впускать?

— Это неправда. Большинство людей в Трех Соснах приезжие.

— Но вы принимаете только тех, кто следует вашим правилам. Кто делает то, что вас устраивает. Мы приехали сюда, чтобы осуществить нашу мечту, а вы возражаете против этого. Почему? Потому что это противоречит вашим интересам. Вы чувствуете в том, что мы делаем, угрозу, а потому хотите выставить нас отсюда. Да вы просто бандиты с вежливыми физиономиями!

Марк чуть ли не брызгал слюной.

Габри удивленно уставился на него:

— Но вы ведь не ждете, чтобы мы тут обрадовались тому, что вы делаете, верно? Почему вы приехали и намеренно огорчали людей, которые стали вашими соседями? Вы не хотели, чтобы мы были вашими друзьями? Вы должны были предвидеть такую реакцию Оливье.

— Предвидеть что? Что он подбросит труп в наш дом?

— Это отвратительно. Я вам уже сказал об этом. Но вы его спровоцировали. Всех нас спровоцировали. Мы хотели стать вашими друзьями, но вы воспротивились этому.

— Значит, вы готовы дружить с нами до определенной черты, да? Пока наши успехи скромны? Пока посетителей у нас немного, пока процедуры принимают единицы? Пока у нас маленький ресторанчик, если нам повезет? И никакой конкуренции с вами и Оливье?

— Верно, — сказал Габри.

Марк не нашел что на это сказать.

— Послушайте, как вы думаете, почему мы не делаем круассаны? — продолжил Габри. — Или пироги? И вообще какую-либо выпечку? Ведь мы могли бы. Я люблю этим заниматься. Но когда мы приехали, здесь уже работала пекарня Сары. Сара всю жизнь прожила в этой деревне. Эта пекарня принадлежала еще ее бабке. Поэтому мы вместо пекарни открыли бистро. И все наши круассаны, пироги и хлеб делает Сара. Мы приспособили наши мечты к уже существующим здесь, сбывшимся. Для нас было бы дешевле и интереснее самим заниматься выпечкой, но смысл же не в этом.

— А в чем? — впервые подал голос Винсент Жильбер.

— Смысл не в том, чтобы заработать состояние, — сказал Габри, с благодарностью поворачиваясь к нему. — А в том, чтобы знать, что такое «достаточно». Быть счастливым.

Наступило молчание, и Габри в душе поблагодарил святого, который дал ему эту возможность воззвать к разуму.

— Может быть, вам стоит напомнить об этом вашему партнеру, — сказал Винсент Жильбер. — Говорите вы замечательные вещи, только сами живете по другим принципам. Вздумали обвинять моего сына. Свое поведение вы считаете нравственным, дружелюбным, человечным, а знаете, что это на самом деле?

Винсент Жильбер вплотную подошел к Габри, который при этом словно уменьшился в размерах, тогда как Жильбер увеличился.

— Это эгоизм, — прошипел Жильбер. — Мой сын проявлял терпение. Он нанял местных людей, создал рабочие места. Это место предназначено для исцеления, а вы не только пытаетесь уничтожить Марка, вы еще пытаетесь сделать его виноватым.

Винсент встал рядом со своим сыном, обретя наконец это ощущение семейного единства.

Габри больше нечего было сказать, и он ушел.

Он направлялся назад в деревню, а в окнах дома на холме сиял свет. Над его головой утки клином летели на юг, подальше от убийственного холода, который наступал на Канаду. Габри присел на пенек у обочины дорожки, глядя на закат, думая о les temps perdus;[78] он чувствовал себя очень одиноким, не имея даже веры в святых в качестве утешения.

* * *

На стол принесли пиво для Бовуара, а Гамаш вертел в руке стакан с виски. Они устроились на удобных стульях и принялись изучать меню. В бистро было пусто. Питер, Клара, Мирна и Рут — все ушли, и Оливье удалился в кухню. Хэвок, последний из оставшихся официантов, принял заказ и ушел, оставив их говорить.

Гамаш надломил небольшую французскую булку и рассказал своему подчиненному о разговоре с Оливье.

— Значит, он продолжает утверждать, что Отшельник был чехом. Вы ему верите?

— Верю, — сказал Гамаш. — По крайней мере, я верю, что Оливье убежден в этом. Есть какой-нибудь прогресс с шифром Цезаря?

— Ни малейшего.

Они оставили все попытки, после того как попробовали подставлять свои собственные имена. Оба испытали некоторое облегчение, когда из этого ничего не получилось.

— Что случилось? — спросил Гамаш.

Бовуар откинулся на спинку стула и швырнул салфетку на стол.

— Просто я разочарован. Впечатление такое, что каждый раз, когда мы добиваемся какого-то прогресса, все опять уходит в песок. Мы до сих пор не знаем даже имени убитого.

Гамаш улыбнулся. Это затруднение возникало у них каждый раз. Чем глубже расследовалось дело, тем больше улик появлялось. Потом наступало время, когда раздавалось что-то вроде воя, словно они ухватили что-то безумное, с воплем осыпавшее их уликами. Гамаш знал, что это крик чего-то загнанного в угол и испуганного. Они входили в последний этап расследования. Скоро улики, части целого, прекратят сопротивление и начнут выдавать убийцу. Они были близки.

— Кстати, завтра я уезжаю, — сказал старший инспектор, когда Хэвок принес закуски и ушел.

— Назад в Монреаль?

Бовуар подцепил вилкой кальмара, поджаренного на открытом огне, а Гамаш принялся за грушу с сыровяленой ветчиной.

— Чуть дальше. На острова Королевы Шарлотты.

— Вы шутите? В Британскую Колумбию? Почти на Аляску? Из-за обезьянки по кличке Воо?

— Ну, можешь сказать и так, если хочешь…

Бовуар развернул поджаренный кусочек кальмара и окунул его в чесночный соус.

— Voyons, вам не кажется, что это уже крайности?

— Нет, не кажется. В этом деле все время повторяется имя Шарлотта. — Гамаш потер кончики пальцев. — Первое издание Шарлотты Бронте, первое издание «Паутинки Шарлотты», панель из Янтарной комнаты, сделанная для принцессы по имени Шарлотта. Записка о скрипке, которую хранил Отшельник, была написана Шарлоттой. Я пытался сообразить, что они все значат — эти бесконечные Шарлотты, и вот сегодня суперинтендант Брюнель дала мне ответ. Острова Королевы Шарлотты. Где писала свои картины Эмили Карр. Откуда привозилось дерево для резьбы. Может быть, это тупик, но с моей стороны было бы глупо не потянуть за эту ниточку.