Читать интересную книгу "Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия - Александр Викторович Степанов"

в нем увидели художника, готового расширить репертуар удовольствий для любителей итальянских красот. Он получил заказы на две картины: «Вид Неаполя» и «Падение Икара».

В маленьком «Виде Неаполя» город – лишь узкая полоска, зажатая между двух огней: морским сражением[559] и извержением Везувия. Брейгель оправдал ожидания: публика почувствовала родство этого патетического опуса о четырех первоэлементах с модными итальянскими пейзажами.

Что же касается «Падения Икара», то здесь чаяния ценителей были обмануты (во всяком случае, после этой картины никто более не обращался к Брейгелю с заказами на модные античные сюжеты): живописец коварно воспользовался историей Икара как поводом для того, чтобы выразить свое презрение к романистам. Это единственная картина, в которой Брейгель снизошел до косвенной полемики с ними[560]. Как и прежде, он просто шел своим путем. Это не ему, а нам, глядящим издалека, кажется, что он, как Христофор, идет поперек течения.

…Каждый, увидевший их, рыбак ли с дрожащей удою, Или с дубиной пастух, иль пахарь, на плуг приналегший, — Все столбенели и их, проносящихся вольно по небу, За неземных принимали богов… —

рассказывает Овидий о бегстве хитроумного афинского художника Дедала вместе с сыном Икаром с Крита[561].

Главным «действующим лицом» Брейгель сделал Солнце. Ведь именно оно погубило Икара, растопив воск его крыльев. Даже подойдя к картине вплотную, невозможно отказаться от впечатления, что ее поверхность полупрозрачна, как воск, растапливаемый с изнанки золотым диском, поднимающимся над изумрудным морем. Во всей мировой живописи нет другой картины с подобным свечением изнутри. Вода написана так, что видишь не поверхность картины, а теплую прозрачную морскую бездну, которая и манит, и страшит. Каким-то чудом Брейгелю удалось угадать краски Эгейского моря.

Как в «Пейзаже с Хароном» Патинира, обширная водная гладь обрамлена берегами. Но у Брейгеля она не похожа на прорытый людьми канал. Альпы убедили его в том, что в природе симметрии не бывает. Вместо патинировского пейзажа, напоминающего триптих, в котором берега играют роль боковых створок, Брейгель строит картину так, что основные линии идут в диагональном направлении. Поэтому здесь нет и трехслойной перспективы Патинира. Такая схема, родственная пространственному построению «Плавания Юлиана и Марты» ван Эйка, более правдоподобна.

Питер Брейгель Старший. Падение Икара. Ок. 1558

От альпийских рисунков самого Брейгеля «Падение Икара» отличается тем, что здесь есть крупный первый план. Возьмите изображение вспашки, заслонив остальные три четверти картины, – и вы убедитесь, что оно могло бы быть отдельной картиной[562]. Пахарь – эталон реальности для всего окружающего мира. А для него самого реальны только лемех, отваливающий на сторону пласты жирной земли, и хлыст, которым он понукает лошадь. Он настолько сосредоточен на своем, что ему и дела нет ни до полета Икара, ни до катастрофы. Чем дальше от земледельца, тем ирреальнее, фантастичнее выглядит мир. Плуг и великолепный корабль – тоже своего рода плуг, бороздящий море, – все равно что настоящая вещь рядом с изящной игрушкой. Пахарь уверенно шагает по твердой земле, а Икар падает в море вверх тормашками, как кукла. Изображенную так гибель Икара невозможно воспринять как трагедию. Единственная классически прекрасная пара ног во всем искусстве Брейгеля – среди брызг и перьев? Эффект комический, несовместимый с попытками истолкования картины в духе философского пессимизма.

Почему Брейгель так безжалостен к мальчику, оказавшемуся жертвой своей восторженности? Ключ к ответу – в географии этого ландшафта[563]. Остров, лежащий в море чуть правее солнечного диска, – Крит. Дедал похоронил сына на Икарии, следовательно, на первом плане у нас этот остров. Тогда далекая гористая страна, розовеющая на горизонте справа, – Ливия, а мыс правее корабля – это, вероятно, Делос или Парос. Мы смотрим с севера – оттуда, куда направлялись беглецы. Пахарь, пастух, рыбак, аттическая куропатка, в которую Афина превратила племянника Дедала[564], – это приметы их родины, обыденные и конкретные. А плавящаяся, как воск, даль – это экзотика, страна фантазий, откуда они бежали.

Италия для Брейгеля – такая же далекая и прекрасная, но постылая чужбина, как Крит для Дедала. Нидерланды – родина Брейгеля, столь же желанная, как Греция для Дедала. Возвращение Брейгеля на родину подобно бегству Дедала. В ряду этих метафор аполлоническая красота ног Икара – не насмешка ли над романистами?[565] Настойчивый рефрен Дедала: «Полетишь серединой пространства!.. Посередине лети!» – приобретает смысл морализующего указания на меру, золотую середину, здравый смысл. Вот вам экзальтированный летун – и вот вспахивающий свою делянку земледелец. Смотрите, как ловко, словно пританцовывая, ведет он свой плуг![566] Это пример художникам, раздумывающим на перепутье между отечественным и итальянским искусством.

В патриотическом выпаде против италоманов угадывается житейское кредо Брейгеля. Мир прекрасен, и каждый из нас может быть в нем счастлив, если только не отходит от предназначения, данного ему природой. Иди за плугом, присматривай за стадом, уди рыбу, карабкайся на рею… Да мало ли на свете дел, в каких ты можешь найти себя? Но не пытайся насиловать собственную природу, не стремись оторваться от земли, не теряй почву под ногами. Не забывай: человек – двуногое без перьев. Иначе ласковое солнышко сыграет с тобой злую шутку.

Питер Брейгель Старший. Пословицы. 1559

Многие разделяли позицию Брейгеля. На гравюре 1559 года, где изображен воз сена, с которого каждый человек стремится урвать побольше, мы обнаруживаем рядом с солнцем падающую крылатую фигурку с пучком сена в руке. Ниже подпись: «Тот, кто хочет слишком высоко летать, тот сам себе создает угрозу». Ван Мандер упоминает аллегорическую картину младшего современника Брейгеля, на которой Живопись пишет историю Икара и Дедала «в назидание художникам, чтобы они воздерживались от высокомерия»[567].

После «Падения Икара» Брейгель пишет три большие картины, в которых дает волю своему высокомерному милосердию по отношению к простонародью: «Пословицы», «Битву Масленицы и Поста» и «Детские игры». На всех трех горизонт поднят под