Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как всегда, в своем уютном гнездышке я чувствовала себя счастливее, чем где-либо. Помню, как я бродила по садам, чтобы полюбоваться на цветы и посмотреть, каких успехов добились мои работники. В Трианоне все время происходили какие-нибудь изменения. Я останавливалась возле летнего дома, чтобы полюбоваться моим театром с его ионическими колоннами, поддерживающими фронтон, на котором был высечен купидон, держащий лиру, и лавровый венок. Помню, какой трепет я всегда испытывала, входя в театр, и какая радость охватывала меня при виде его белых и золотых украшений. Над занавесом, скрывающим сцену, две прелестные нимфы держали щит с моим гербом. Потолок был покрыт великолепной росписью, выполненной Лагрене. Театр казался очень маленьким, когда его сцена была скрыта за занавесом. Эта сцена была предметом моей гордости и восторга. Она была огромная и достаточно велика для исполнения любого спектакля. Возможно, пространство, предусмотренное для зрителей, было небольшим, ну так что из того — ведь это был семейный театр, который не предусматривал большого количества публики.
Чем я больше всего наслаждалась в Трианоне, помимо игры в театре, так это мероприятиями, которые назывались «воскресными балами». Любой человек, одетый соответствующим образом, мог посещать их. Я велела, чтобы мне представляли матерей с детьми и нянь с их подопечными. Я наслаждалась, беседуя с попечительницами малышей об очаровательных привычках или о болезнях их подопечных. Я разговаривала с детьми и рассказывала им о себе. В такие минуты я чувствовала себя очень счастливой. Иногда я принимала участие в традиционных танцах, переходя от одного партнера к другому, дабы показать людям, что в Трианоне обходятся без версальской педантичности.
В то время я была особенно счастлива, не подозревая о том, что вот-вот разразится буря. Откуда мне было знать об этом? Ведь все начиналось так просто!
Король преподнес своему племяннику, сыну Артуа, подарок — бриллиантовый эполет и пряжки. Он заказал их у придворных ювелиров — Бёмера и Бассенжа — и попросил их доставить все это мне.
После того как Бёмер в случае с бриллиантовым ожерельем устроил такую нелицеприятную сцену в присутствии моей дочери, я приказала, чтобы он больше не показывался мне на глаза, а имел дело с моим камердинером.
Когда мне доставили эполет и пряжки, я вместе с мадам Кампан репетировала свою роль в «Севильском цирюльнике». Камердинер, который принес их, сказал, что вместе с драгоценностями мсье Бёмер передал для меня письмо.
Вздохнув, я взяла это письмо, думая при этом только о своей роли.
— Какой назойливый человек! — сказала я. — Вероятно, он немного не в себе.
Одна из женщин распечатывала письма с помощью горящей восковой свечи, я же продолжала беседовать с мадам Кампан:
— Как ты думаешь, достаточное ли ударение я делаю на этом последнем предложении? Как по-твоему? Она сказала бы это именно так? Попытайся теперь ты, покажи мне, как бы ты это произнесла, моя дорогая Кампан!
У Кампан это получилось превосходно. Как прекрасно она умела произносить слова! Правда, она нисколько не была похожа на Розину, моя милая, серьезная Кампан!
— Превосходно! — сказала я, вскрывая письмо. Я пробежала его глазами, слегка позевывая. Бёмер всегда вызывал у меня желание зевнуть.
«Мадам!
Мы вне себя от счастья и осмеливаемся надеяться, что последнее предложение, полученное нами, которое мы исполнили с усердием и почтением, является еще одним доказательством нашей покорности и преданности Вашему Величеству. Мы испытываем глубокое удовлетворение, думая о том, что самые прекрасные бриллианты, которые только существуют на свете, будут принадлежать величайшей и лучшей из королев…»
Я подняла глаза и передала письмо мадам Кампан.
— Прочти его и скажи мне, что имеет в виду этот человек!
Прочитав письмо, мадам Кампан была так же озадачена, как и я.
— О дорогая! — вздохнула я, забирая у нее письмо. — Кажется, этот человек родился на свет для того, чтобы мучить меня. Бриллианты! Он больше ни о чем другом не думает. Если бы ему не удалось продать это никудышное ожерелье турецкому султану, он стал бы надоедать мне с ним снова, я уверена. Очевидно, сейчас у него есть еще какие-то бриллианты, и он хочет, чтобы я купила их. Прошу тебя, Кампан, когда ты увидишь его в следующий раз, скажи ему, что я теперь не люблю бриллианты и, пока жива, никогда больше, не буду покупать их. Если бы у меня были деньги, я бы скорее расширила свои владения в Сен-Клу, купив окружающие его земли. Пожалуйста, передай ему то, что я тебе сказала, и постарайся заставить его понять это!
— Ваше Величество желает, чтобы я обязательно встретилась с ним?
— О нет, в этом нет необходимости. Побеседуй с ним, когда представится удобный случай. Если ты будешь говорить с ним об этом специально, то в его сумасшедшую голову может прийти какая-нибудь другая мысль. Не сомневаюсь, что им овладеет навязчивая идея об изумрудах, если он узнает, что я больше не интересуюсь бриллиантами. В общем, дай ему ясно понять мое решение… но так, чтобы это не выглядело, будто я специально приказала тебе поговорить с ним.
— Он часто навещает моего свекра, мадам. Вполне возможно, что я как-нибудь встречусь с ним там.
— Это прекрасная идея! — согласилась я и улыбнулась ей. — Ты такая благоразумная… Такая надежная! Я так благодарна тебе за это, дорогая мадам Кампан!
Я все еще держала в руке письмо Бёмера и смотрела на него с некоторой долей отвращения.
Потом поднесла его к пламени свечи, и мы все наблюдали, как оно горело.
— А теперь не будем больше говорить о мсье Бёмере и его бриллиантах! — заключила я.
Как же я ошиблась тогда!
Мадам Кампан уехала из Версаля на несколько дней, чтобы пожить в загородном имении своего свекра в Креспи. Мне не хватало ее, потому что никто другой, даже Габриелла или Элизабет, не мог сравниться с ней, когда надо было репетировать со мной. Я приняла решение вызвать ее обратно в самое ближайшее время. Пьеса стала для меня навязчивой идеей. Должно быть, это была самая лучшая пьеса из всех, которые мы ставили. Роль Розины была прекрасной ролью для меня. Я любила читать, как описывал Розину Бомарше:
«Представьте себе самую прелестную на свете женщину, небольшого роста, кроткую, нежную, живую, свежую, привлекательную, проворную, с тонкой талией, пухлыми ручками и влажными губками. А какие ручки, какие ножки, какие зубки, какие глазки!..»
— Разве это подходящее описание для королевы Франции? — говорили мне тетушки.
По их мнению, это было скорее описанием кокетки. Подражать на сцене простым людям — недостойно королевы Франции.
Я смеялась над ними. Луи чувствовал себя несколько неловко, но мне всегда удавалось внушить ему свой образ мыслей. Он знал, как страстно я желала, чтобы «Севильский цирюльник» был исполнен и что, если я не буду принимать участие в этой постановке, мое сердце будет разбито. Поэтому он не стал слушать критические высказывания тетушек и только радовался, видя, как я счастлива, играя свою роль. В конце концов, разве я только что не подарила ему еще одного сына?
Мадам Кампан отсутствовала не более нескольких дней, когда мсье Бёмер явился в Трианон и попросил у меня аудиенции. Он сказал, что мадам Кампан посоветовала ему безотлагательно встретиться со мной.
Одна из моих служанок пришла ко мне и сообщила об этом, прибавив, что он выглядит очень возбужденным.
Я не могла понять, зачем ему было приходить ко мне, если мадам Кампан правильно передала ему мои слова. Но она, несомненно, сделала это. Он, вероятно, истолковал ее слова так, что меня больше не интересуют бриллианты, и явился ко мне с изумрудами, сапфирами или каким-нибудь другими драгоценными камнями. Он уже достаточно надоел мне со своими бриллиантами, и я не собиралась позволить ему повторить подобное представление, но теперь уже с другими драгоценными камнями.
— Я не буду встречаться с мсье Бёмером. Мне нечего сказать ему. Он сумасшедший! Скажите ему, что я не приму его! — Таков был мой ответ.
Несколько дней спустя я решила, что мадам Кампан совершенно необходима мне, чтобы помогать мне репетировать мою роль, и послала за ней. Если бы я не была так погружена в работу над постановкой — а мне хотелось не только играть самые привлекательные роли, но и заведовать подбором костюмов и декораций, — то заметила бы, что мадам Кампан было явно не по себе.
Пробежав свою роль, я сказала ей:
— Этот идиот Бёмер был здесь и просил о встрече со мной. Он сказал, что это ты посоветовала ему прийти. Я отказалась встречаться с ним. Но что ему было нужно? Имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление об этом?
Тогда она заговорила:
— Мадам, в доме моего свекра произошел очень странный случай. Я хотела поговорить с вами об этом, как только буду допущена к вам. Даете ли вы мне разрешение рассказать вам нее?
- Виктория и Альберт - Эвелин Энтони - Историческая проза
- Палач, сын палача - Юлия Андреева - Историческая проза
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Мальчик из Фракии - Василий Колташов - Историческая проза
- Время Сигизмунда - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Разное