Читать интересную книгу 11.22.63 - Стивен Кинг

Мне не нравился Даллас. Нет, сэр, нет, мэм, совсем не нравился. Я невзлюбил его уже с того момента, как зарегистрировался в отеле «Адольфус» и увидел, как в тамошнем ресторане метрдотель, схватив за руку тщедушного официанта, кричал ему что-то прямо в лицо. Но, не смотря ни на что, у меня здесь дело, и я должен здесь оставаться. Так я тогда думал.

10

Двадцать второго сентября я нашел место, которое, в конце концов, показалось мне пригодным для жизни. На Блэквел-стрит в Северном Далласе отдельно расположенный гараж, переделанный в довольно приятную двухэтажную квартиру. Самая большая замануха — кондиционер воздуха. Самый большой недостаток — владелец земли и здания Рей Мак Джонсон, расист, который поведал мне, что, если я здесь поселюсь, самое мудрое будет держаться подальше от соседней Гринвил-авеню, где полно забегаловок расово смешанного пошиба и черномазых с «ножами-выкидухами», как он их назвал.

— Я не имею ничего против ниггеров, — поведал он мне. — Нет-сэр. Это Бог проклял их на это положение, а не я. Вы же знали это или нет?

— Думаю, этот раздел в Библии я пропустил.

Он подозрительно покосился.

— Вы кто, методист?

— Да, сэр, — согласился я. Это казалось более безопасными, чем сказать, что в конфессиональном смысле я никто.

— Вам надо пройти баптистское воцерковление, сынок. У нас радушно принимают обращенных в новую веру. Снимайте квартиру, и тогда, вероятно, как-нибудь в воскресенье сможете пойти вместе со мной и моей женой.

— Возможно, и так, — согласился я, напоминая себе не забыть впасть в кому в то воскресенье. Возможно, в смертельную.

Тем временем, мистер Джонсон вернулся к своему оригинальному сценарию.

— Смотрите, Ной напился пьяным тот единственный раз на ковчеге и лежал он в своей кровати совсем голый. Двое его сыновей не смотрели на него, они отвернулись в другую сторону и накрыли его одеялом. Ну, не знаю, может, это было покрывало. Но Хам — он был черным в их семье, — тот посмотрел на своего отца в его наготе, и Бог проклял его и всю его расу на то, чтобы были дровосеками и водоносами. Так оно и пошло. Вот что стоит за всем этим. Библия, книга «Бытие», раздел девятый. Возьмите сами и посмотрите, мистер Эмберсон.

— Угу, — хмыкнул я, напоминая себе, что куда-то переезжать я все-таки должен, невозможно мне оставаться в «Адольфусе» бесконечно. Напоминая себе, что смог бы смириться с незначительным расизмом, которого не в состоянии преодолеть. Напоминая себе, что такой сейчас дух времени, и так тут, вероятно, повсюду. Вот только не совсем мне в это верилось. — Я все обдумаю и дам вам знать через день-два, мистер Джонсон.

— Не следует долго ждать, сынок. Эта квартира уйдет быстро. Сегодня у вас благословенный день.

11

Благословенный день вновь был адом, а поиски жилья работой, которая распалила жажду. Покинув просвещенное общество мистера Рея Мака Джонсона, я испытал желание выпить пива. И сделать это решил на Гринвил-авеню. Поскольку мистер Джонсон отговаривал меня от нее, я просто должен выяснить, что там и как.

Он был прав по двум пунктам: улица была интегрированная (более или менее) и дерзкая. А также она изобиловала жизнью. Поставив машину, я пошел прогуляться, впитывая тамошнюю карнавальную атмосферу. Я миновал почти два десятка баров, несколько послепремьерных кинотеатров (ЗАХОДИ, ВНУТРИ «ХОЛОДОК», читалось на баннерах, которые, подвешенные к навесам, качались на горячем, пропахшем нефтью техасском ветре) и заведение, напротив которого уличный зазывала вопил: «Девочки, девочки, девочки, лучшее с’риип’из-шооу в це’оом, к черту, мире! Лучшее с’риип’из-шооу из всех вами когда- нибудь виданных! Наши леди выбриты, если вы понимаете, о чем идет речь!» А еще я миновал четверо дверей с вывесками типа «перевод чеков в денежную наличность, быстрые займы». Перед одной из них — «Финансовое обеспечение. Доверие наш лозунг» — нагло торчал щит с надписью вверху ЕЖЕДНЕВНАЯ ЛИНИЯ, а ниже: ТОЛЬКО РАДИ РАЗВЛЕЧЕНИЯ. Вокруг щита мужчины в соломенных шляпах и подтяжках (вид, который себе могли позволить только игроки) обсуждали свежевывешенные коэффициенты. Одни держали в руках программы лошадиных скачек, другие спортивную секцию «Морнинг Ньюс».

«Только ради развлечения, — подумал я. — Да, именно так». На мгновение я вспомнил мой домик, подожженный среди ночи, пламя, ласкаемое ветром из Мексиканского залива, высоко взлетает в черное звездное небо. В моем развлечении есть свои недостатки, особенно когда речь идет об игре на деньги.

Из приоткрытой двери полилась музыка и запахи пива. Я слышал, как из одного джукбокса Джерри Ли Льюис поет «Все вокруг хотят танцевать», а из другого, из соседней двери, Ферлин Хэски эмоционально стонет «Крылья голубки»[338]. Я успел получить предложения от четырех потаскух и одного уличного торговца, который продавал диски колес, блестящие длинные бритвы и флаги Штата Одинокая Звезда с чеканной надписью «НЕ ИГРАЙ С ТЕХАСОМ». Попройбуте-ка перевести это на латынь.

Очень сильным было дежавю, тревожное чувство того, что здесь обитает то же самое зло, которое здесь обитало и раньше. Поскольку я никогда в жизни не бывал раньше на Гринвил-авеню, чувство это было бессмысленным, но, тем не менее, неотразимым, так как было тем, что идет скорее из сердца, чем из головы. Вдруг мне совсем расхотелось пива. И переделанную из гаража квартиру у мистера Джонсона расхотелось снимать тоже, какие бы там не были в ней высокие кондиции воздуха.

Я только что миновал пивнушку «Роза пустыни», где из джукбокса гремел Мадди Уотерс[339]. Как только я повернул, чтобы идти назад, туда, где оставил машину, как из двери вылетел какой-то человек. Перецепившись, он растянулся на тротуаре. Из темного нутра бара прозвучал взрыв смеха. Какая-то женщина крикнула: «И не возвращайся, ты, чучело без члена!» Это вызвало новый (и еще более веселый) хохот.

У выброшенного клиента из носа текла кровь — жестко искривленного набок, — а также из царапины, которая тянулась через всю левую половину его лица, от виска до края челюсти. Глаза его выпятились от шока. Вылезшие из брюк полы рубашки мотылялись едва ли не до колен, когда он, схватившись за фонарный столб, поднимал себя на ноги. Как только он встал, то начал оглядываться вокруг, напрочь ничего не видя.

Я сделал шаг или два в его сторону, но не успел приблизиться, как, пошатываясь на каблуках «стилетто», подошла одна из тех женщин, которые спрашивали меня, не желаю ли я любовных приключений. Вот только была она не женщиной, то есть не совсем. На вид, не более шестнадцати лет, с большими темными глазами и гладкой кожей цвета кофе. Девушка улыбалась, но не насмешливо, и, когда мужчина с окровавленным лицом качнулся, подхватила его под руку.

— Осторожно, красавчик, — произнесла она. — Тебе надо успокоиться, прежде чем…

Тот задрал вверх отвисшие полы своей рубашки. Украшенная перламутром рукоять пистолета — намного меньшего, чем тот, который я купил в магазине спорттоваров Мехена, чуть ли не игрушечного — впивалась в бледную толщу живота, который свисал поверх талии его габардиновых слаксов без пояса. Зиппер у него был наполовину расстегнутый, и я заметил боксерского типа трусы с изображениями гоночных машинок. Мне это запомнилось. Он выдернул пистолет, упер его дуло уличной проститутке в живот и нажал на курок. Прозвучало негромкое идиотское «пук», словно звук одинокой петарды «дамский пальчик»[340] внутри пустой жестянки, не больше. Женщина закричала и, прижимая руки к животу, осела на тротуар.

— Ты выстрелил в меня! — голос ее прозвучал скорее негодующе, чем болезненно, но кровь уже начала проступать сквозь ее пальцы. — Ты выстрелил в меня, ты, чмо зассатое, зачем ты в меня выстрелил?

Он не обратил на это внимания, лишь рванул настежь дверь «Розы пустыни». Я так и стоял, где меня застал момент, когда он выстрелил в эту красивую юную проститутку, отчасти потому, что меня парализовал шок, но главное, так как все это случилось в течение каких-то пары секунд. Возможно, это заняло больше времени, чем у Освальда на убийство президента, но не намного больше.

— Ты этого хочешь, Линда? — завопил он. — Если этого ты хочешь, я подарю тебе то, чего ты хочешь.

Он вонзил дуло пистолета себе в ухо и нажал курок.

12

Я достал сложенный носовой платочек и деликатно приложил его к отверстию на красном платье юной девушки. Я не знал, тяжело ли она ранена, но она оставалась довольно бодрой, чтобы продуцировать беспрерывный поток красноречивых фраз, которым, вероятно, научилась от собственной матери (а впрочем, неизвестно). А когда один мужчина из разрастающейся толпы подступил немного поближе, чтобы лучше видеть, она крикнула: «Перестань зырить мне под юбку, ты, наглый подонок. За это тебе нужно платить».