точку, приложил ладони к его щекам и заговорил: 
«Внутренний огонь изнутри сожжёт, отворит уста и сорвёт печать. Тот, кого коснусь, больше не солжёт. Тот, кого коснусь, будет отвечать».
 Всё случилось в точности как с Галаридом. По телу Айена прошла болезненная судорога, лицо исказила мука — но это продлилось всего мгновение. Потом черты разгладились, губы растянулись в улыбке:
 — Что хочешь узнать, княжич? — голос советника звучал хрипло. — Спрашивай.
 — Это ты ударил меня? — Лис решил начать с самого простого.
 — Да.
 — Чтобы спасти от зловредных чар?
 — А ты ему не подсказывай то, чего хочешь услышать, — буркнул из-за спины Ешэ.
 Но опасения оказались напрасными, Айен лазейкой не воспользовался. Заклятие держало его крепко, заставляя говорить правду:
 — Нет.
 — Тогда зачем? — Лису казалось, что внутри всё превратилось в лёд. Он боялся услышать ответ, который ему не понравится. Так и случилось:
 — Чтобы оглушить тебя, а затем отвезти к моей возлюбленной.
 — И что потом? — княжич едва слышал собственный голос.
 Айен пожал плечами:
 — Она мне не докладывалась. Но вряд ли тебя ждали в гости на именины. После того, как с ней поступили, не удивительно, что…
 — Кто твоя возлюбленная? — перебил его Лис. — Назови имя!
 Тут Айен снова вздумал сопротивляться, но заклятие не позволило. Пленник забился в путах, словно птица в силках. На висках вздулись жилы. Он невольно прокусил губу. Тонкая алая струйка стекла по подбородку, и из уст вместе со стоном вырвалось имя:
 — Доброгнева.
 От неожиданности Лис отпрянул. На щеках Айена остались кровавые отпечатки от его ладоней — словно свежее клеймо.
 И тут у княжича в голове всё сошлось. Выходит, погибшим отцом пропавшей Айеновой зазнобы был Кощей, а злобным родичем — он сам. Всё почти правда. Если не считать, что обман княгини Алатаны, которая много лет выдавала дочь за сына, вскрылся ещё при Кощее. Признаться, Лис не справлялся о дальнейшей судьбе княгини. Наверное, та сбежала вместе с дочерью, если к тому времени была ещё жива…
 — И как давно ты с моей сестрой якшаешься? — он сжал кулаки.
 Доброгнева обладала удивительным даром влиять на людей. Это у них было семейное. Но если Лис очаровывал словом, то сестра — одним своим видом. Вроде смотришь и сперва ничего примечательного не видишь, а потом раз — и отказать девице не можешь. Два — и любишь без памяти. Три — уже и жизнь готов отдать… Ходили слухи, мол, сам Кощей пощадил мятежницу лишь потому, что не смог противостоять её чарам. И это, заметим, человек без сердца! Что уж говорить о простых смертных. Но, если советника зачаровали, его предательство могло быть вынужденным…
 Надо снова его коснуться. Пусть расскажет всю правду.
 — С того самого дня, когда князь Кощей узнал об обмане, — Айен больше не сопротивлялся заклятию. — Я был ошарашен известием, что наследник Лютомил на самом деле княжна. Негодовал вместе со всеми. А потом увидел её в саду. Она была такая покинутая, одинокая, так горько плакала, что мне захотелось её утешить. И Доброгнева позволила, снизошла, так сказать.
 — Ах ты сволочь… — только и смог сказать Лис.
 Версия с колдовством развеялась в пыль. После того как подлог раскрылся, Кощей одарил новоявленную дочь ожерельем, которое не позволяло Доброгневе творить чары и напрочь лишало её колдовского очарования. Снять его, конечно же, было нельзя. Выходит, Айен влюбился по-настоящему. И шпионил, втирался в доверие, предавал — всё тоже по-настоящему.
 — М-да… Надеюсь, моя сестра всё ещё носит своё ожерелье…
 Лис случайно сказал это вслух и вздрогнул, услышав в ответ:
 — Нет, конечно. Какому рабу по нраву ошейник? Даже если он драгоценный.
 Час от часу не легче! Княжич закатил глаза.
 — Каков был план? Что Доброгнева велела со мной сделать? Дословно.
 — Выманить тебя из дворца, уговорить снять венец, оглушить и доставить в Мшистый замок. Вместе с венцом. Матушка Тэхэ любезно согласилась помочь.
 — И что же Доброгнева посулила тебе за предательство? — княжич судорожно нащупал в сумке венец и вернул его на голову. Сразу стало намного спокойнее.
 — Ничего, кроме любви, — Айен улыбался так, что Лису хотелось его ударить. Размазать эту гадкую улыбочку по лицу советника! Теперь уже бывшего, разумеется. — Я тебя не предавал, княжич. Просто с самого начала не тебе был верен.
 — Но в советники метил! И в друзья набивался! — Лис понимал, что зря сотрясает воздух, взывая к чужой (скорее всего несуществующей) совести, но, если бы не сказал этого, — наверняка задохнулся бы от ярости.
 — Мне повезло, что ты меня возвысил. Я не ожидал такой удачи, но не преминул ею воспользоваться.
 — А что с Маем? Тоже просто повезло на охоте?
 — А вот тут ошибаешься, княжич. То было не везение, а точный расчёт. Сперва я жалел, что он выжил, но потом подумал, что так даже лучше.
 — Это ещё почему?
 — Вдруг ты нашёл бы кого-то похитрее? А так у тебя советник — калека, которому непросто выполнять прежние обязанности. Но он храбрится и потому никогда в этом не признается. Да и ты, даже если всё поймёшь, не прогонишь его — старый друг всё-таки. Будь Май в добром здравии, может, подмечал бы больше, заподозрил бы что-то неладное…
 — И поэтому ты решил его не добивать?
 — Ну, да.
 Выходит, прав был дядька Ешэ: сынок его тот ещё негодяй. Лис уже перестал удивляться. Злость схлынула, только воздух теперь казался жёстким и сухим: с привкусом разочарования.
 — Так, а с Галаридом вы тоже были в сговоре?
 — Нет, старик действовал сам по себе. Я хотел воспользоваться счастливым случаем, но Май прибежал не вовремя. Все-таки умудрился помешать, дурень колченогий!
 И тут Лис, улыбнувшись, ударил. Раз, другой, третий. На четвёртом замахе