Читать интересную книгу День лисицы. От руки брата его - Норман Льюис

— Но вы находитесь на моем участке, а я просил вас уйти. Я арендую участок в тридцать квадратных ярдов, на котором стоит этот фургон. Если я попросил вас покинуть мой участок, а вы все еще здесь, значит, вы нарушаете закон, который касается в том числе и полицейского.

— Раз вы так на это смотрите, сэр, больше нам сейчас говорить не о чем. Мне остается только пойти и доложить начальству.

Джонс направился к велосипеду, и тут майор окликнул его:

— Вы ведь из Кросс-Хэндса?

— Совершенно верно, сэр. Констебль Джонс.

— Прекрасно. Завтра я играю в гольф со старшим констеблем. Не премину сказать о вас словечко-другое.

— Воля ваша, сэр.

Отец Джонса был третьесортный спирит-медиум, и загробный мир в его видениях представал таким жалким, так походил на тупое, безрадостное существование богом забытой уэльской деревушки, что это надолго вселило в мальчика мучительный страх смерти и обесценило в его глазах необъяснимый дар отца. В нем росло отвращение к этой странной способности, которая вроде бы перешла к нему по наследству. Он замечал куда больше, чем ему хотелось, был жертвой изменчивых настроений и предчувствий. Для полисмена все это представляло серьезное неудобство.

Вот и сейчас: он ехал на велосипеде по ухабистой, размытой дождями дороге, что спускалась по южному склону Пен-Гофа, и, едва завидев «Новую мельницу», ощутил в себе нежеланный дар Джонса-старшего. Приземистая, уныло-серая, нескладная постройка эта, казалось, источала едкий дух несчастья и заражала им все окрест. Да здесь все фермы такие, пытался уверить себя Джонс. Здесь не меньше десятка ферм, на которых живут убого, нищенски, лишь тем, что удается взять у горы Пен-Гоф. Пять, шесть, десять поколений вырастали здесь в таких условиях, при которых истинная добродетель оказывалась непозволительной роскошью, а мелкие пороки, такие, как скаредность и толстокожесть, приходилось возводить в добродетели, именуемые бережливостью и стойкостью. Медиум malgré-soi[12]. Джонс ощущал в воздухе этих мест запах злосчастья и тщетности всех усилий, столь же явственный и неистребимый, как запах выгребной ямы. Подъезжая к «Новой мельнице», он старался не замечать взлетевшую сороку — предвестницу беды, и ворону на коньке крыши, и букет цветущего терновника, выставленный в одном из окошек нижнего этажа, словно бы для того, чтобы умилостивить злые силы.

Колеи стали глубже, и он снова слез с велосипеда и обошел пруд. В жидком иле под ветвями плакучей ивы, усыпанной желтыми пушистыми сережками, что-то привлекло его внимание. Из грязи всплыл раздувшийся труп кошки, и в придачу к запаху стоячей воды потянуло падалью.

Джонс вкатил велосипед во двор, стукнул разок в дверь, слегка побарабанил по ящику для писем и не успел еще отнять руку, как дверь отворилась, хотя шагов он перед тем не слышал, и на пороге показалась Кэти.

— Миссис Оуэн?

— Да. Заходите, пожалуйста.

Губы ее при этих словах сложились в подобие улыбки, но глаза из-под опухших, покрасневших век глядели отчужденно. На ней был халатик из плотной дешевой ткани. Волосы ее, неуложенные, впервые за много лет оставленные без ухода, напоминали выцветший нерасчесанный парик. Кажется, только вчера она стояла за прилавком в магазине «Маркс и Спенсер» и он покупал у нее шерстяные с нейлоном носки. Она изменилась до неузнаваемости — и далеко не к лучшему. Уподобилась здешним обитателям, в которых Пен-Гоф задавил душу живую. В предвоенные годы, до того как прекратился экспорт людей из Уэльса в Англию, стоявший на втором месте после экспорта угля, она уехала бы в Лондон и стала бы служанкой либо проституткой. И еще вопрос, жилось ли бы ей хуже, чем сейчас.

— Прошу прощения за беспокойство, миссис Оуэн, — сказал Джонс, — но нынче утром кто-то позвонил по автомату в бринаронский полицейский участок и сообщил, что на «Новой мельнице» что-то стряслось. Мы не очень-то верим таким звонкам, но все-таки должны наведаться, посмотреть, все ли у вас в порядке.

— Нет, у нас ничего не случилось, мистер Джонс. Вы ведь мистер Джонс, да? Но все равно, спасибо, что заехали.

Из кухни вышел Брон.

— Это мистер Джонс, — сказала Кэти. — А это мистер Брон Оуэн, мой деверь.

— Мы уже знакомы, — сказал Джонс.

— Не хотите ли чайку? — предложил Брон.

— Нет, спасибо. Вы очень любезны. Но у меня еще много дел.

С новым интересом и со всей возможной осторожностью Джонс приглядывался к Брону. Когда они встретились в прошлый раз, Брон был просто мелкий нарушитель закона. А теперь он, выходит, опасный преступник. На вид парень тихий. Чуть ли не робкий. Такого трудно представить с револьвером или с ножом.

Джонс увидел в нем себя, только помоложе и покрепче, — молодой человек, на чьем лице обнаружится печать интеллекта, когда волосы поредеют и отступят от лба. Но сейчас он вовсе не отличался привлекательностью, какую разглядел в нем Джонс, — длинная наклейка над левой бровью придавала ему даже некоторую вульгарность. Должно быть, он нравится женщинам: едва он вошел, и в Кэти, и в самой атмосфере комнаты что-то изменилось. Надо думать, она с ним спит.

— Да, пока не забыл, — сказал Джонс, — этот парень, Бейнон, все еще работает у вас?

— Работает, мистер Джонс. Наверно, он сейчас в коровнике. Он вам нужен?

— Пожалуй, нет, миссис Оуэн, большое вам спасибо. Просто я хотел знать, здесь ли он, вот и все. Кстати, вы его давно видели?

— Полчаса назад был тут, возле дома.

— Странный мальчишка, — сказал Джонс. — Такие вроде всюду не ко двору. Как вы с ним ладите?

— Да что ж, — сказала Кэти, — по правде говоря, жаловаться нечего. Работает на совесть. Это главное. Ивен говорит, нам нипочем бы не найти ему замену.

— Да, наверно, он прав. Нынче всем подавай веселую жизнь. Кегельбаны да бары. Ни до чего другого им, похоже, и дела нет. Кстати, Ивен дома?

— К сожалению, нет, мистер Джонс. С самого утра уехал.

— Жаль. А я хотел было повидать старого приятеля. Нам уж сколько времени не удается посидеть потолковать. А когда ждете его обратно?

— Завтра, на худой конец послезавтра. Он будет жалеть, что вы его не застали. Что-нибудь ему передать?

— Да, пожалуй, нет, миссис Оуэн. Просто скажите, что я был и спрашивал про него. Наверно, поехал на север, в свои края?

— На этот раз — в Эберистуит, мистер Джонс. По делам церкви, — сказала Кэти. Голос ее зазвучал оживленнее, с едва уловимой толикой гордости.

— Может, из Эберистуита он и заедет в Морфу, раз уж будет там поблизости, — заметил Брон. — Это ведь рукой подать.

— Да, наверно, заедет, — сказал Джонс.

Он собрался уходить. Но почему же здесь все пронизано печалью, она ощущается, словно стойкий запах старых чехлов и занавесок, неотделимый от этих викторианских ферм? А может, тоска эта исходит вовсе не от Оуэнов, может, они получили ее в наследство, так же как зловещих птиц, наводнения, кровавые зори и угрюмый Пен-Гоф, что хмуро глядит в окна, выходящие на север. Джонс изо всех сил старался поверить, что красные от слез глаза Кэти и наклейка на лбу Брона тут ни при чем.

Они проводили его до калитки, и он снова оседлал свой велосипед.

— Спасибо, миссис Оуэн. До свидания, мистер Оуэн.

Ему нечего сказать Фенну, уверял он себя. «Если не выясните ничего определенного, можете не являться…» — сказал Фенн. Все в порядке. Все объяснено. Анонимные звонки не врут разве что в одном случае из десяти, и это не тот случай.

Джонс решил вернуться на «Большой телескоп» — вот там и правда есть чем заняться. Он там обмерит стоянку и все вокруг, потом поедет к себе и засядет за план — возьмет самую лучшую чертежную бумагу, кронциркуль, угольник, стальную линейку с сантиметровыми делениями и красиво все расчертит чернилами двух цветов. Скрепкой приколет план к своему докладу на четырех или пяти страницах и отправит его завтра в Бринарон инспектору Фенну.

Чтобы приступить к этой операции с чистой совестью, надо было разрешить оставшееся крохотное сомнение, и Джонс заехал в придорожное кафе в Кросс-Хэндсе, куда в этот час во время третьего рейса на пути в Бринарон забегала перекусить Эгнес, романтически настроенная кондукторша местного автобуса.

— Доброе утро, Эгнес, голубушка. Скажите, мистер Оуэн ехал с вами сегодня рейсом семь десять?

— Нет, мистер Джонс.

— Так я и думал. Должно быть, поехал на машине.

После этой заминки, естественно, пришлось обратиться к Томасу Ллойду, который проверял билеты на Бринаронской станции.

— Ты Ивена Оуэна знаешь, Томас?

— Их у нас трое, — ответил тот.

— Который с «Новой мельницы».

— Мы с ним приятели.

— Между нами, Томас, дружище, ты когда его в последний раз видел?

— На праздник, в сентябре.

— А сегодня утром он случайно не ехал в Эберистуит?