Читать интересную книгу Я – сингуляр - Юрий Никитин

– А что это у тебя там за страсти? Какие-то железные жуки… Жуть, это еще и увеличенное?

Я сказал злорадно:

– Это будущий процесс вживления всяких железяк в прекрасное и совершенное тело человека, представляешь? Есть такие ученые-изуверы, что предлагают такое зверство проделать со всеми людьми.

Она зябко передернула плечами.

– Да не может быть!

– Может, – заверил я еще злораднее. – Это называется начало перехода в сингулярность.

Она удивилась:

– А зачем?

Я фыркнул:

– Расширит возможности человека, как они заявляют.

– А это в самом деле расширит? – спросила она с сомнением.

– В самом, – ответил я. – Да только кому нужно такое расширение? Вторгаться в прекрасное человеческое тело…

Я выразительно посмотрел на ее пышные сиськи, но Лариска задумалась, приподняла брови.

– Ну… если это вторжение, к примеру, позволит держать верхнее ля минуту, то я бы дала вмонтировать в себя любую железку. С условием, конечно, что не будет выпирать наружу. Как вон старые имплантаты в сиськах нашей примадонны. Представляешь, прямо посреди концерта вдруг начали сползать и выпирать краями!

Мне показалось, что я ослышался.

– Что-что? Ты позволила бы вставлять в твое тело какие-то мерзкие механические чипы?

– Почему мерзкие, – сказала она с неудовольствием. – Если улучшили бы мой голос, то ничуть не мерзкие. А что значит «вторгаться»? Вон Межелайтис уже третий раз ложится на липосакцию, это что, не вторжение? И подтяжку уже делала, пусть не брешет, что только кремами. У нее щеки висели, как у бульдога! Да никакой крем не подтянет!

Я смотрел с изумлением, переспросил:

– Значит, ты не против, чтобы в твое тело запустили всяких механических амеб, что будут в тебе копаться, рыться, перестраивать…

– Если портить, – ответила она рассудительно, – то я против. А если на пользу, то я что, совсем дура? Пусть копаются, лишь бы голос не портили… Ладно, жду в постели! Долго не засиживайся, я вырублюсь, как только лягу.

Я потащился следом, асексуал – не асексуал, а хамить женщинам нехорошо, если надо, то надо. К счастью, с сексом уложились в три минуты, молодцы, вот что значит слаженность и притертость команды, после чего Лариска, еще даже не отдышавшись, тут же вырубилась в моих объятиях, а я полежал тихо и медленно начал высвобождаться.

Она пробурчала что-то недовольно, ноги подергиваются, попыталась передней лапкой удержать меня, но промахнулась. Я укрыл ее заботливо одеялом и вышел на балкон.

Ночь жаркая, потому свет от луны падает теплый, розовый, даже вокруг нее двойное гало тоже розоватое, но нет в нем того призрачного холода, что ассоциируется с ночным солнцем упырей и вурдалаков.

Кант сказал: «Сколько живу, не перестаю удивляться звездному небу над головой и нравственному закону внутри нас». Насчет нравственного закона я еще удивляться не начал, наверное, не дорос, или это для меня пока сложно, я ж из поколения пепси и безопасного секса, но звездное небо приводит в восторг, трепет, ликование и состояние, близкое к тому, что испытывали верующие египтяне при виде Озириса или Сета, а святой Антоний при виде Богородицы.

Иногда слезы выступают из неких там слюнных или слезных желез. Чувствую, как накапливается влага и даже готова прорвать плотину нижних век, побежать по морде, собирая пыль, чтобы потом застрять в щетине на подбородке. Купол неба бездонный, выгнут иногда круто, словно мир накрыт верхней половинкой скорлупы яйца, иногда небо почти плоское и грязно-серое, будто обитаем, как тараканы, под опрокинутой тарелкой с остатками присохшей еды.

Со стороны жвачника, его мы так и не выключили, доносится взволнованный голос диктора. Колоссальная волна обрушилась на Берег Слоновой Кости и унесла жизни двухсот человек, но для меня это только статистика, эмоции на нуле, зато ощутил ужас при мысли, что меня пронизывает «темная энергия» и что я, оказывается, на семьдесят пять процентов состою из нее, а также на двадцать пять процентов из «темной материи».

Выходит, то ли я тяжелее, то ли весы неверно настроены. То ли я вообще ничего не понимаю… но это не ввергает в уныние: это ж сколько можно узнать нового! Это не то, что безуспешно пытаться получить новый кайф от новой позы в сексе… будто такие есть, или пытаться поймать острые ощущения от совокупления в лифте.

На подгибающихся от усталости ногах я дотащился до постели. Лариска сладко сопит, теплая и нежная, я лег сзади, руки сами нащупали ее разогретые сиськи, и тут же провалился в сладкий сон, где я уже трансчеловек, а то и зачеловек вовсе.

Постель пуста, с кухни плывут запахи кофе и жареного мяса. Я позвал Лариску, ответа не услышал, выбрался сонный, потирая глаза.

На кухонном столе тарелка с поджаренным мясом накрыта другой тарелкой, чтобы не остыло, и на краешке короткая записка: «Милый, ты был великолепен! Целую, убегаю. У меня с утра репетиция»

Я хмыкнул иронически. Лариска пишет готовыми фразами, насчет великолепности совсем загнула, мы, по сути, и не трахались вовсе, а наскоро совершили ритуал, как две торопливые мухи, и каждый занялся своим делом.

Комп рассерженно загудел, застонал, внутри заработали шестеренки, раскручивая маховики. Я, поколение пепси, почти не включаю жвачник, это больше для гостей, но вот комп иногда не вырубаю неделями…

Можно сказать, поколение компов, или, точнее, поколение Инета. Потому что первое, что каждый из нас делает, – лезет в Инет. Там и новости всегда раньше, чем на старомодном телевидении или в допотопных газетах, и любая информация, полезная или бесполезная, там все точки зрения, дискуссии, споры, обоснования и опровержения…

Вот еще интересный материал о продлении, вернее, о длительности жизни. Столетие у нас именовалось веком, то есть сроком человеческой жизни. Так и было в прошлом, если верить Карамзину и прочим неспециалистам. К примеру, Пушкин описывал встречу со стошестидесятилетним казаком, который вместе со Стенькой Разиным грабил турецкие берега… хотя, конечно, Пушкину верить – себе дороже, но как хочется поверить, мол, если у него получилось, то и у меня есть шанс… Ну, не турецкие берега грабить, а прожить столько, а то и больше, все-таки казак не очень-то придерживался диеты: горилку пил, махоркой дымил, жареное мясо жрал от пуза, не глядя на холестерины…

Вот в Александро-Невской лавре Питера расположены могилы Патерфутия, что прожил сто двадцать шесть лет, Авраамия, этот прожил сто пятнадцать, и прочих долгожителей по нашим меркам.

Но главное не в том, что какие-то люди жили долго, это не заслуга, а в том, что Софокл написал «Эдипа» на сотом году жизни, Тициан в девяносто пять закончил «Христос в терновом венце», а умер в девяносто девять лет, продолжая работать! Микеланджело творил в девяносто лет, Репин и Павлов в восемьдесят шесть поражали энергией, а Обер, что веселую оперетту написал в восемьдесят семь лет, говорил: «Мне не восемьдесят лет, а четыре раза по двадцать».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});