Инквизиционный беспредел при Фернандо и Изабелле был только началом – он продлился триста лет. На свое королевское слово предоставить побежденным гранадцам свободу вероисповедания царственные супруги просто облокотились – всем креститься или покинуть страну! Тех, кто крестился, в основном все равно повыгоняли несколько позже. Вот почему Колумб отплыл из захолустного Палоса – Севилья и Кадикс были просто забиты кораблями, увозящими в изгнание самую работящую, богатую, образованную и дисциплинированную часть населения полуострова. Турецкий султан Баязет просто плясал от радости, получив от закоренелого врага столько полезных граждан совершенно бесплатно. А хуже всего было то, что ошибки вроде этой практически не могут самоликвидироваться – у инквизиции был могучий потенциал, направленный на самосохранение, кто был против инквизиции, сам становился еретиком. Так же, как любой человек, желающий делать что-либо не так, как деды-прадеды, что приводило к понятным последствиям для испанского хозяйства, армии, науки и политики. Вы можете сказать: «Не получается! Весь XVI век Испания была гегемоном Европы!» А про реку золота и серебра из завоеванной Америки вы забыли? И при такой фантастической форе умудриться уже к концу этого самого XVI века проигрывать войну за войной, причем из-за той же инквизиции! Именно она решила силой подравнять под общую идеологию богатейшую провинцию империи – Нидерланды, платившую такие жирные налоги, что любой разумный правитель разрешал бы нидерландцам молиться хоть ракитову кусту, лишь бы платили. Вот и потеряли ее значительную часть навсегда, а потом и всю напрочь, не говоря уже о гибели своего флота в противостоянии с малюсенькой Англией, которую можно было так хорошо спрятать в испанских владениях в Америке, что ни один конквистадор не нашел бы. Может быть, они этого и добивались, чтоб основанную ими инквизицию нельзя было уничтожить? Так ее уничтожили вместе с империей – Жозеф Бонапарт, став королем Испании, все равно ее отменил, а вскоре и Америка отложилась. Самые страшные беды государства – это как раз те, которые губят его не сразу, а через сотню-другую лет.
Рожденная без папского разрешения
Пожалуй, королю святейшая инквизиция повредила меньше, чем королеве. У него и так был абсолютно инквизиторский характер, при котором хитрость и коварство так хорошо скрываются под внешней корректностью и респектабельностью, что уже обманутый им партнер по переговорам все равно не верил, как же такое может быть. А вот королева была искренним борцом за веру, которая помогала жечь людей на кострах, как дрова, и прибирать конфискациями в казну их денежки не корысти ради, а чтоб сделать человечеству побольше добра, превратив всех, кто останется в живых, в добрых католиков. Если в те годы такая позиция еще не осознавалась как омерзительная и подлая, то те, кто поумней, все равно это ощущали, а королева была далеко не дура. Характер у нее все больше портился, все больше мемуаристов той эпохи отмечают, что она сторонится общества, избегает людей. Ее личную жизнь уже никак нельзя воспевать как образцовую, ибо хотя она и не упрекает мужа, но отлично видит, как ведет себя этот попрыгунчик, и отгораживается от него стеной корректного, но отнюдь не доброжелательного молчания. Как хорошо все начиналось, и к чему в итоге пришло! И еще одна беда – все тревожнее с любимой дочкой, вплоть до того, что Изабелла составляет специальное завещание, в котором назначает Фердинанда регентом на случай, если дочка окажется недееспособна. Даже нет смысла говорить, что она чувствовала неладное – уже было очень хорошо видно. Когда в 1506 году Изабелла умерла, она покидала этот свет с тяжелыми думами и мрачными предчувствиями.
Изабелла. Неизвестный художник. XVI в.
А ее муженек, став свободным человеком, чуть ли не вздохнул с облегчением и вскоре снова женился. Бракосочетание 54-летнего короля с дочкой наваррского виконта Жерменой дю Фуа, которая была ровно втрое моложе, преследовало цель обзавестись наследником престола, законность которого никто не посмел бы оспорить – единственный сын Фернандо и Изабеллы умер в 18 лет. Что же до Хуаны Безумной, тут неприятности только начинались. Она очень полюбила своего мужа, герцога Филиппа Австрийского, и тот на первых порах был к ней нежен и внимателен, но вскоре вернулся к своим многочисленным любовницам. Хуана ревновала, закатывала мужу ужасные истерики, могла целую ночь кричать и стучать в стену спальни – разумеется, без всякого толка. В Испании с ее чопорным этикетом Филипп жить не хотел, а в своей любимой Бургундии он немедленно заводил новых любовниц – одну из них Хуана избила и отрезала ей волосы. В общем, все ближе и ближе была ситуация, когда входил в силу пункт завещания Изабеллы о переходе регентства к ее супругу в случае недееспособности Хуаны. Правда, пока что это казалось чистой теорией. Пусть она и сумасшедшая, но ее сумасшествие состоит в том, что она безумно любит мужа и против его серьезных интересов никогда не пойдет – так что, пока Филипп жив, дон Фернандо может засунуть это завещание себе в шкаф, проку от него никакого, а муж Хуаны молод и здоров, такие не умирают… А если к этому располагают государственные соображения? Ну, тогда другое дело, умирают как миленькие – герцог Филипп в расцвете сил внезапно погибает от неизвестной и крайне скоротечной болезни, и не нужно сильно гадать, кому это выгодно. Разумеется, презумпция невиновности, доказательств никаких, но уверены все до единого. Разве что донна Хуана могла не обвинять собственного отца – такой шок оказался не по силам ее бедному поврежденному мозгу.
Хуана Безумная над телом мужа. Франсиско Падилья
Испанцам не чужда готическая мрачность, они не боятся прикосновения к темной стороне жизни, но поведение Хуаны было удивительным даже по их понятиям. Несчастная беременная вдова продолжала ревновать мертвого мужа, запрещая женщинам приближаться к его гробу. Когда похоронная процессия по недосмотру остановилась на ночлег в женском монастыре, то она немедленно его покинула, как только сведения об этом дошли до Хуаны. Передвигалась эта процессия только по ночам, так как, по словам Хуаны, «бедной вдове, потерявшей солнце своей души, нечего показываться при свете дня». Несколько раз Хуана требовала открыть гроб – то ли убедиться, что прах мужа не похищен, то ли проверить, не воскрес ли он. Родившуюся у нее дочку она не отпускала от себя – ей казалось, что через лепет девочки покойный муж говорит с ней. Питалась она только хлебом и сыром, который оставляли около ее дверей – она не хотела, чтоб кто-либо видел, как она ест. Неудивительно, что ее собственный сын, один из самых могущественных владык Европы, император не только испанской, но и Священной Римской империи Карл V, навестив мать, пришел к совершенно четкому выводу: «Мне кажется, самой нужной и необходимой вещью будет, чтобы никто не мог увидеть Её Величество, потому что ничего хорошего из этого выйти не может». Если и было в ее жизни что-то еще хуже, то разве что ее продолжительность – она прожила целых семьдесят шесть лет. На ней и закончилась династия Трастамара, передававшая проблемы со здоровьем от дедов к внукам: Энрике III Болезненный был дедом Энрике IV Бессильного, а тот – дедом Хуаны I Безумной. Кстати, о ее внуке Филиппе II тоже, как вы знаете, говорили разное…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});