Читать интересную книгу Современный чехословацкий детектив - Войтек Стеклач

— Знала?! Кто не знал Бене Крча? Вам известно его прозвище? Окружной хряк! Лакал везде, где его принимали. А открыты для него были все двери. Даже в такие дома, куда другие могли попасть только по приглашению, он входил без стука. В Крче нуждался каждый. Через него можно было достать что угодно. У него была толстая кожа и хорошие связи. Такие, которые не противоречат закону. А что они противоречат морали, так кому какое дело — ведь любому порой нужна протекция влиятельных людей.

— Крч внушал вам отвращение?

— Отвращение? С чего вы взяли? Или прослышали, что он приставал ко мне?

Якуб Калас присвистнул:

— Ну вот, а я и не знал! Пьяница да еще бабник. Бедная Юлия!

Ход был довольно дешевый, но Калас инстинктивно сделал ставку на женскую солидарность. Ему показалось, что сейчас это должно подействовать. И он угадал. Алиса клюнула:

— Знаете, как он ее называл? Яловая коровища! Собственную жену! И цеплялся к каждой юбке!

— Он встречался с Игором Лакатошем?

— Они же соседи, наверное, встречались.

— Я не об этом. Были ли между ними какие-нибудь контакты?

— Возможно. Прежде — да, это я знаю, позднее — меньше. Игор его не любил. Часто нуждался в его услугах, но не выносил, и старый Лакатош тоже.

— Зачем он нужен был Игору?

— Как зачем! Я же говорю, Крч мог устроить что угодно! У окружных властей он был на хорошем счету, да и инженер Джапалик его поддерживал.

— А Фляшка? Фотограф Фляшка… Он был знаком с Игором?

— Нет. Думаю, не был.

— У молодого Лакатоша есть его фотографии. Обнаженная натура и тому подобное.

— Об этом я ничего не знаю.

— Знаете! И даже лучше, чем я. У Фляшки я видел и вашу фотографию. Красиво, впечатляет.

— Послушайте, а вам не кажется, что вы меня допрашиваете?

— Простите, я думал — мы беседуем.

— Ну хорошо, товарищ Калас, продолжим беседу.

— Итак, Фляшка…

— Прощелыга! Я ему позировала, вот и все. Серьезно.

— Вы позировали, а он платил.

— За что же тут платить? Мне это нравилось. Я красивая, фотогеничная. Отчего вы считаете, будто все делается только за деньги? Обещал опубликовать кое-какие фотографии, вот я и позировала.

— Вы прекрасно знаете, что такого рода снимки у нас никто не публикует.

— Мы договорились о портрете, если я позволю ему сделать и несколько таких фотографий… Так принято. Раз уж я в ателье, должен же он воспользоваться подходящим случаем.

— А вдруг бы он злоупотребил вашим доверием? Вы не подумали, что Фляшка станет делать с этими снимками?

— А что он стал бы с ними делать?

— Могли попасть к кому угодно.

— Не все ли равно. Многие считали вас тупым милиционером, вы же из-за этого не перестали носить форму! Вас не интересовали пустые пересуды.

— Он делал фотографии и для Лакатоша?

— Говорю вам, Лакатоша он вообще не знал. Мне, во всяком случае, об их знакомстве ничего не известно.

— В таком случае, хотел бы я знать, как фотографии Фляшки попали к Лакатошу. Кто был посредником? По какой причине и за сколько?

— Пан Калас, а не лучше ли вам обратиться прямо к Игору Лакатошу? Ведь я и правда чувствую себя как на допросе!

— Это вовсе не допрос, заверяю вас. Такого бы я себе никогда не позволил. Мне казалось, мы беседуем… Ведь я задаю вопросы с вашего согласия…

— Хорошо, хорошо, мы беседуем! Но все же вы заходите слишком далеко.

— Простите, но мне надо раскопать все или по крайней мере как можно больше. Каждую деталь, которая позволила бы объяснить смерть Беньямина Крча.

— Нет, вы одержимый! — Алиса Селецкая принялась нервно расхаживать по кабинету. — Вы и в самом деле одержимый человек, пан Калас! Запомните раз и навсегда: Крч меня не интересует. Однажды я его обругала — он полез ко мне под юбку, это все, что я могу о нем сказать. Пожалуй, еще вот что: я ему пообещала, даже пригрозила, да, пригрозила, если он еще раз дотронется до меня своей поганой лапищей, выцарапать ему глаза. Вот так! — Она резко склонилась над лицом Якуба Каласа, ее растопыренные пальцы с длинными ухоженными ногтями нацелились ему прямо в глаза. — И еще сказала, что больше не буду закупать у него урожай.

— У вас были и торговые связи?

— Никаких связей! Не преувеличивайте. Обыкновенные контракты на сезонные закупки винограда для вино-заводов. Вам бы надо знать, что жена запретила Крчу делать вино, чтобы он хоть дома не напивался, — и он отвозил урожай к нам на заготпункт. Отличный виноград: франковка, мюллер тюргау, паннония… Когда у него было вдоволь винограда, он снабжал и Игора. Только чтобы старый Лакатош не знал. А потом они с Игором разошлись…

— Той ночью, когда умер Бене Крч… вы были у Лакатошей?

— Зачем вы, черт возьми, спрашиваете, когда сами знаете?

— А под утро Игор в машине отвез вас домой?

— Что же мне оставалось, шлепать в такой дождь пешком? Или ждать автобуса?

— Если позволите, хотелось бы знать, что происходило у Лакатошей? И почему вы совсем забыли про Фляшку? Ваш поступок был не из самых разумных. Ведь Лакатошу Фляшка нужен. Голые девочки — ходкий товар!

— Не знаю. Мы отправились спать.

— Вы? Невеста?… — А вам не кажется, что молодой Карницкий мог бы на вас рассердиться?

— Вот еще! Я же не сказала, что мы легли в одну постель! И вообще — отчего он должен все знать? Вы ему доложите? Извольте. Но этим вы ничего не добьетесь. Збышек — парень рассудительный.

Разговор начал утомлять Каласа. Он словно бы приотворил дверь в совсем иной мир и вдруг очутился среди людей, которые самим своим существованием угнетали его душу, лишали сил.

— Не сердитесь, пожалуйста, — сказал он, — но мне сейчас представляется, что ваши отношения с паном Збышеком имеют чисто коммерческий характер.

Алиса Селецкая иронически усмехнулась:

— Можно дать вам совет, пан Калас? Не вдавайтесь в наши отношения. Не влезайте в нашу интимную жизнь. Ни к чему это!

— Согласен, но в свою очередь хочу вас спросить: что я получу взамен, если последую вашему совету? Вы примете меня в свою компанию? Или ляжете со мной в постель?

— Вы пошляк, — сказала Алиса, хотя слова Каласа не слишком ее задели.

— Сам факт еще ничего не значит. Важно, как мы его оцениваем. Если исходить из этого, то я говорю правду, не так ли? Вы бы меня купили, и мне пришлось бы держать язык за зубами.

— Мы с вами вряд ли поймем друг друга, пан Калас. Учтите, мне, наконец, совершенно безразлично, будете ли вы держать язык за зубами. Выходите на площадь и кричите обо мне, что хотите!

— Чтобы люди сочли меня психом. И этот выход неплох.

— Шли бы вы отсюда подобру-поздорову! Сочиняете самые невероятные версии. Самые дикие, какие мне доводилось слышать!

— Вы правы, мы и так уже сказали друг другу все необходимое. А то, о чем умолчали вы, скажет Игор Лакатош.

— Убийства вы мне не пришьете.

— Я ничего вам не собираюсь пришивать, уважаемая. Я только пытаюсь распутать этот клубок, потому что люблю правду и справедливость. Возможно, Бене Крч был плохой человек, но это еще никому не дает права посягать на его жизнь. Вы красивая женщина, и мне искренне жаль, что мы с вами встретились при таких обстоятельствах. Я не хотел идти к вам, поверьте. Меня вынудили обстоятельства. Могу вам откровенно сказать: хоть мы и не расстаемся друзьями, вы заслуживаете восхищения. После всего, что случилось и что вы наверняка знаете, спокойно отправиться в путешествие! Для этого нужно иметь крепкие нервы!

— О моих нервах не беспокойтесь, пан Калас. А ваши слова меня не трогают. Меня вы ни в чем не уличите. Я ничего не знаю и ничего не видела. И в ту ночь — тоже!

— Я вас уличу, милая барышня, — спокойно заверил ее старшина и вновь ощутил себя профессионалом. — И вы сами знаете, что уличу. Даже если бы вы и легли со мной в постель, если бы попытались чем угодно меня купить, все равно я бы вас уличил. В ваших же интересах. Потому что мне вас жаль. И еще потому, что вы так безрассудно расшвыриваетесь своей красотой. И не цените жизнь.

— Вы отвратительный моралист, товарищ Калас! — воскликнула Алиса Селецкая. — Каждый, кто хоть немного вас знает, подтвердит это. Вечный эмбрион! Гробокопатель! Вам бы только другому яму рыть! Во все суете нос! Для вас нет ничего святого! Вы не выносите людей, которым в жизни повезло больше, чем вам. Не думайте, будто я ничего не знаю. Знаю и то, почему вас так охотно отпустили со службы! Вовсе не из-за диабета! С ним бы вас использовали в канцелярии. Просто хотели от вас избавиться.

— Значит, у вас есть информатор и в милиции, — горько усмехнулся Калас. Последние слова Селецкой в самом деле были для него неожиданностью.

— Милиционеры тоже люди, порой и у них развязываются языки.

— Все это вы сейчас напридумали. Ладно. Ухожу, хотя… Уверен, обворуй я табачную лавку, вы бы отнеслись ко мне с большей симпатией. Но, увы, я служу правосудию.