Читать интересную книгу Партизанская искра - Сергей Поляков

— Еще немножко, вон до того сарая, а то мы открыты и нас могут заметить.

— Знаешь что, Парфень? — Митя выпрямился. — Я останусь здесь, — решительно сказал он.

— Об этом ты не смей думать, — перебил Гречаный, — погибать, так вместе. У меня револьвер и достаточно патронов. Наши жизни дешево не отдадим.

— Нет, я не об этом. Знаешь что?

— Ну?

— Ты поможешь мне добраться до тетки Дози. Это через три хаты отсюда. Я спрячусь у неё на чердаке. Я знаю где. Там много соломы и будет тепло. А у них жандармы искать не будут.

Этот довод товарища показался Парфентию благоразумным и единственным в их положении.

— Так, я согласен. Пойдем.

Родная тетка Дмитрия была женой сельского старосты Фрица Шмальфуса.

Они добрались до сарая.

— Полежишь пока здесь. Мы скоро выручим тебя. Только не выдавай себя, потерпи. Что нужно, Тамара все сделает.

Они простились. Парфентий помог Мите взобраться на чердак, а сам пошел дальше, обдумывая, где можно до следующей ночи спастись от облавы.

На улице заметно светало. Припадая на раненую ногу, от сада к саду, от сарая к сараю, он пробирался на окраину села, где темнели высокие ажурные пирамиды тополей. Парфентий остановился на краю школьного сада. Здесь росли густые кусты сирени. Сейчас они были голы, но плотны, в них еще можно было спрятаться. Парфентий вышел к самому краю кустарника и осмотрелся кругом. Впереди, в синей предутренней дымке, лежала открытая степь. По ней, гонимые ветром, ползли большие языки поземки. Влево темнели сквозь кружево садов хаты. У одной хаты, стоящей чуть поодаль, виднелась только белая, покрытая снегом крыша. Это хата Поли. — «Где теперь Поля?» — мелькнула мысль. — «Дома ли? А может, как и он, пробирается глубоким снегом, измученная, раненая».

Вдруг слева, шагах в двухстах от себя, Парфентий заметил человека. Он стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу, как это делают озябшие люди, чтобы отогреться. За спиной у него торчала винтовка. Теперь для Парфентия все стало ясно: и лай овчарок в лесу за рекой, и гул мотора, и этот солдат здесь, на глухой окраине.

«Стало быть, село оцеплено, — подумал юноша, — охотятся за нами». Мысль Парфентия вернулась к товарищам. Что теперь с Мишей Клименюком? А Соня, Андрей, Юрий и остальные? Он не знает, что с ними произошло после боя с жандармами. Может быть, кто нибудь также ранен или убит? Удастся ли собраться всем в условленном месте?

Парфентий прислушался. По селу шла машина. Мотор выл, видимо, машина выкарабкивалась из снежного заноса. Она приближалась, направляясь к полиной хате, и остановилась. Послышались злые хриплые голоса. Затем на несколько минут все стихло, и снова голоса и рев машины, ближе, ближе. Парфентий прижался к холодному снегу. Машина шла по улице мимо школы. В глазах Парфентия помутнело, закачались деревья и хаты, запрыгала машина, наполненная людьми. Он до боли тер глаза, чтобы разглядеть как следует. Уж не обман ли, не видение ли это. Нет, это была страшная, живая явь. В кузове огромной машины, окруженные вооруженными жандармами, были его товарищи. Он узнал Михаила Кравца, Ваню Величкова. Володю Белоуса и других. «Что же это? Хватают всех подряд?.. Неужели предатель успел?..»

Машина скрылась за школьным домом и снова вынырнула. Парфентий услышал шум голосов.

— Прощайте, родные, больше не увидимся!..

И среди голосов он различил чистый, сильный девичий голос. Это был голос Поли.

— Прощай, — шептал он, — прощайте!

«Это значит, и в Катеринке и в Петровке арестуют товарищей». И жутко стало от мысли, что он ничем не может помочь, не в силах предотвратить беду. Единственное, что он может сделать, это бежать в Каменную Балку и предупредить Надю Буревич.

Парфентий снял с себя куртку, вывернул светлой подкладкой наверх и, смешавшись с белыми языками поземки, пополз на локтях в степь.

Глава 11

АРЕСТЫ

К рассвету из Первомайска в Крымку прибыл карательный отряд из двухсот жандармов. Все село было охвачено плотным, непроходимым кольцом вооруженных солдат. Около сотни жандармов с овчарками и пулеметами было расставлено вдоль опушки леса по берегу Кодымы. В этом месте локотенент Анушку больше всего боялся побега окруженных партизан.

Имея список членов подпольной организации, жандармы с помощью полицейских начали массовые аресты.

Охваченное диким ужасом, пробудилось в это утро село. Из края в край неслись крики матерей, стоны избиваемых арестованных, грубая брань жандармов. Пьяные, озверелые, они, врывались в хаты, стаскивали с постелей юношей и девушек, нещадно, с остервенением избивали их на глазах родителей и полураздетых бросали в машину.

Машина шла по улице от хаты к хате. Следом за ней бежала огромная толпа народа. То были матери, сестренки, братишки арестованных. Полураздетые и раздетые, с непокрытыми головами женщины кричали:

— Куда вы их увозите?

— За что хватаете детей?

Жандармы будто не слышали. Они прикладами отгоняли женщин, толкали в снег, Но матери поднимались снова, не чувствуя ни холода, ни боли от побоев, ни страха перед свирепыми жандармами, обступали машину.

В это время группы карателей были посланы по соседним селам. Шли аресты в Катеринке, Петровке. Были схвачены Маруся Коляндра и Соня Кошевенко, вернувшиеся ночью с налета на жандармский пост.

В Петровке арестовали руководителя группы Николая Демиденко, Петра и Бориса Демиденко.

К полудню почти все члены подпольной организации были арестованы.

Но начальник жандармерии не мог успокоиться на этом. На свободе оставались главари организации: Парфентий Гречаный и Дмитрий Попик, ускользнувшие из его рук. Он был уверен, что раненый и измученный Попик не мог уйти из села. Да и вообще, Анушку надеялся, что жандармский заслон не выпустит из села ни одного человека.

— Антон! — позвал Щербаня к себе в кабинет капитан Анушку. — Займись этими главарями. Хорошенько поищи по селу. Если не разыщешь — арестуй семьи и ко мне в жандармерию, в камеру. Жену учителя тоже.

На притихшей улице снова послышался шум.

Лукия Кондратьевна глянула в окно. К хате подходила группа жандармов, предводительствуемая Щербанем. Он шел в распахнутой меховой куртке, широко размахивая руками. Когда вошел в хату, молча оглядел все кругом и спросил:

— Где сын?

— Не знаю, — ответила женщина.

— Ах, не знаешь? — вспыхнул Щербань. — А муж?

— С утра вышел куда-то и до сих пор вот нет.

— Но ты знаешь, что твой сын главный бандит?

— Нет. От тебя впервые слышу, что мой сын бандит.

— И муж твой тоже бандит, с ним заодно был.

— И об этом не знаю, не слыхала.

Щербань недоверчиво посмотрел на женщину.

— Я не замечала за ними ничего.

Антона будто плетью хлестнули.

— Брешешь, стерва, скрываешь! Говори, куда спрятала мужа и сына! Запорю, как собаку!

Женщина молчала. То, что муж и сын были на свободе, придавало ей мужества. До прихода Антона она тревожилась, что их тоже арестуют, но теперь эти опасения исчезли. А за себя она не боялась. Уж пусть теперь с ней что хотят делают.

— Если не скажешь, где прячутся твои бандиты, вместо них в петлю пойдешь.

— Ну что же, твоя сила, вешай, — произнесла женщина.

Рассвирепев, Антон наотмашь хлестнул плеткой Лукию Кондратьевну по лицу. Та не вскрикнула, не ахнула, а молча повалилась на кровать. Маня в испуге бросилась к матери.

— Мама, только не плачь, — шопотом произнесла она и уставилась большими, серыми глазами на мучителя.

— Маму не трогайте, лучше меня возьмите, — решительно сказала девочка, — меня повесьте, ведь вам все равно, кого вешать.

Полицай оттолкнул Маню и почтительно обратился к жандармам:

— Надо обыскать хорошенько, они научились прятаться.

Долго рылись жандармы в каморке и сарае, лазили на чердак, в погреб. И нигде ничего не нашли. Антон бросил:

— Одевайтесь поживее, да пошли с нами. Так вернее дело будет.

— По-твоему я тоже бандитка? — спросила женщина. — И она бандитка? — указала она на дочь.

— Без разговоров! Давай, пошли! Там объяснят, кто вы такие.

Карп Данилович в это время сидел на чердаке сарая в каморке. Он услышал, как прошли мимо жандармы и скрылись в хате, потом, через несколько минут, шуршали рядом на чердаке, перерывая во всех уголках солому, затем, ругаясь и отплевываясь от пыли, снова ушли в хату. Среди слитного шума голосов он различил голос Щербаня:

— Нечего и запирать, коли тут жить никто не будет.

Несколько секунд было тихо. Вся группа шла молча и когда вышла на дорогу, женщина решительно крикнула:

— Не пойду! Никуда от своей хаты не пойду!

На мгновение Карп Данилович услышал короткую возню, хлесткий удар и пронзительный, леденящий душу крик. И тут же вместе с криком смешалась грубая матерщина и плач девочки. Было ясно, что жену и дочь уводят.