Читать интересную книгу Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

— Творец Небесный, всемилостивый Отец наш… — бормотал падре Доминго.

Ну а что ещё может сказать священник?

— Что тут? — поинтересовался дон Карлос.

Из сбивчивых рассказов он понял немногое. Выяснилось, что Пепе — местный повеса не лучше Диего, за каким-то Нечистым отправился на лодке в отдалённую бухту. Объяснять, что ему там понадобилось, юноша не захотел. Но догадаться нетрудно! Ночь лунная, море спокойное: ясное дело — стащил с затухающего праздника какую-то девчонку. Поехали, красотка, кататься! Полуразбитая шлюпка, найденная в бухте, сорвала романтическое приключение.

Человек из той шлюпки был жив, хотя без сознания. А кто он такой — о, это вызвало горячие споры. В Касорло почти каждый был связан с морем: потому горожане сразу поняли, что шлюпка не корабельная. А значит, этот несчастный не потерпел кораблекрушение. И вообще — он не местный.

Может, вовсе не из Балеарии.

— Каторжанин беглый, говорю ж!

— Или с галеры сбежал.

— Да какая галера! Ясно же: с Сартанских островов. Каторжанин!

— При чём тут острова? Напраслину попусту не наводи!.. Где Сартаны, а где мы? Это ж пилить…

— Дык глянь на него! Как думаешь: долго плыл? То-то!

Сартанские острова — место, куда попасть изумительно легко, а вот возвращаются немногие. Потому легенд о них ходило немало, и все мрачные.

Эти вопросы дона Карлоса не заботили. Врач должен прежде всего думать о спасении жизни. Абсолютно не важно, чья она и чего стоит.

Заметных травм Каронеро не увидел. Судя по обгоревшей на солнце коже и тому, как космато отросли чёрные волосы с бородой, в море несчастный провёл много времени. Возможно, месяцы. Само по себе удивительно, но на флоте дон Карлос видывал и не такое.

Опираясь на палку и отодвинув за спину клинок, старый офицер опустился на колено. Поставил саквояж рядом, затем потребовал поднести факел. Посмотрим…

Молодой мужчина, не старше тридцати. Невысокий, явно худощавый от природы — и пуще истощённый теперь. Волосы смолистого оттенка, и даже по обгоревшей коже ясно: смуглый. Если не балеарец, то из Тремоны — точно не северянин. Одежда не военная, не моряцкая. Однако и не каторжная: самая обыкновенная. Только совсем сгнила.

— Почему не отнесли в город? Хоть кто-нибудь ему чем-нибудь помог?

— Дык ведь это, сеньор… заразным выглядит, сами гляньте. Боязно трогать. А ну как чума?

Здоровым человек с лодки точно не выглядел: густая сыпь и кровоизлияния, явно не от травм. Но учитывая все обстоятельства, диагноз дон Карлос поставил легко. Никакой чумы. Раздвинув губы незнакомца, врач увидел именно то, что ожидал — кровь на дёснах.

— Он серьёзно болен, но это не заразно. Ну-ка! Сообразите ему носилки. Или вроде того… хоть парусины кусок.

— А я сразу сказал: цинга это.

— Цинга! Так зараза же страшная! Штабелями моряки мрут…

— Умирают, да. Но никакой «страшной заразы»! — оборвал обсуждение дон Карлос. — Я бы в лицо плюнул каждому врачу, который до сих пор считает цингу заразной болезнью. Бездарности…

Извечно дискуссионный вопрос среди медиков. Моряки страдали от цинги во все времена. Болезнь, косящую людей в походах на тесных кораблях, логично посчитать заразой. Твердили об этом до сих пор, но сеньор Каронеро давно подтвердил практикой иную теорию. В эскадрах, где он служил, моряки твёрдо усваивали: причина только в неправильном и скудном питании.

Тем времени горожане продолжали суетиться.

— Надо альгвасила Кристобаля звать!

— Да звали уже.

— И где он?! Ну каторжанин ведь, зуб даю! Арестовать надо!

К счастью, любое высказывание дона Карлоса легко пресекало ропот вокруг. В Касорло его крепко уважали. Покрепче, чем представителей королевской власти.

— Оставьте сеньора Кристобаля в покое! Раз добрый доктор Паредес опять набрался — тащите бедолагу ко мне в дом. Да поживее! Кем бы этот человек ни оказался, сейчас опасности от него никакой. А после разберёмся… Да и у меня понадёжнее будет, чем у альгвасила.

Горожане бросились выполнять приказ. Отец Доминго тем временем снова забурчал: о милости и помощи несчастному от Творца Небесного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Оставьте, падре. Помогай молитвы в такой ситуации — священник на флоте был бы полезнее судового врача. А я такого как-то не замечал.

Отец Доминго недолюбливал сеньора Каронеро за такие речи. Особенно потому, что к любому слову ветерана в Касорло прислушивались, так что он немало баламутил паству. Два десятка лет назад подобные слова могли дону Карлосу аукнуться. Однако после Великой войны в Балеарии изменилось очень многое.

И продолжало быстро меняться.

Пока шли поиски носилок, спасённый очнулся — начал вращать головой. Он почти сразу приметил дона Карлоса, встретившись с ним взглядом. Сколь ни плачевно было состояние мужчины, чёрные глаза полнились огнём. О да, знал опытный флотский врач подобный взгляд… Некоторых людей никакими гвоздями в гроб не заколотишь. Они выживают несмотря ни на что.

Человек, который очень хочет жить, способен на многое. А если он ещё и точно знает, ради чего живёт…

Мужчина что-то зашептал: дону Карлосу пришлось наклониться, чтобы разобрать слова.

— Это… это… Балеария?..

— Так точно, сынок! — отчеканил офицер, который не мог говорить о стране иначе. — Балеарская имп… кхым. Балеарское королевство. Южное побережье: недалече от Тремонского залива.

Даже за двадцать лет дон Карлос не отучился иной раз называть Балеарию империей. Хотя, если начистоту — он и не особо пытался искоренить в себе эту привычку.

Балеарским языком его собеседник владел, а вот есть ли какой-то акцент — пока не поймёшь. Но пока это и не так важно. Главное, что правильно понял слова врача. Слабая улыбка растянулась на лице, глаза умиротворённо поднялись к звёздному небу. Мужчина погрузил пальцы во влажный прибрежный песок.

— Дом… милый дом.

Глава 2

Комната была полна звуков, доносившихся снаружи — но звуки не имели никакого значения.

Утренний свет, льющийся через распахнутое окно. Крохотные пылинки, кружащиеся в воздухе. Безоблачное, безупречно голубое балеарское небо. Тянущиеся к нему мачты кораблей, почти недвижные яркие вымпелы. Позолоченная рама, блик солнца на чистом стекле. И фигура человека, стоящего вполоборота.

Высокий рост. Стройная фигура, благородная осанка. Одна рука заложена за спину, ладонь другой покоится на подоконнике. Длинные пальцы, крупный камень на перстне. Тёмно-синяя ткань приталенного камзола, девственная белизна кружевных оборок сорочки. Властный профиль, будто принадлежащий классической скульптуре времён Старой Империи. Взгляд, обращённый в окно. Жёсткие чёрные волосы, собранные бархатной лентой в хвост до лопаток. Гордо задранный подбородок. На боку — лёгкий клинок в ножнах из чёрного дерева, перечёркивающий идеально прямой, словно мачты вдалеке, силуэт.

Лимландский мастер Клас ван Вейт, смешивая краски, примечал каждую деталь. Кисть оторвалась от палитры, и конский волос нанёс на холст новый мазок. Как ни шумел огромный город снаружи, переливами всех звуков жизни и хором множества языков, Класу ван Вейту это было не важно. Раскрыв душу вдохновению и вверив руку отточенному мастерству, он писал портрет.

Наделённых такой властью людей обычно изображают в доспехе: обязательно парадном, даже преувеличенно помпезном. И что, если они отродясь не надевали брони, дабы идти в бой? Чтя традицию и привыкнув ко вкусам высокородных заказчиков, ван Вейт изначально задумывал портрет именно таким. Но в этот раз человек, образ которого предстояло запечатлеть навеки, желал иного. Теперь, успев с заказчиком неплохо познакомиться, художник понимал — не напрасно.

Это ведь был не знаменитый рыцарь, блистающий на турнирах. Не прославленный в сражениях полководец. Не монарх, обязанный являться символом власти, даже будучи ничтожным на поверку. Не иерарх, воплощающий святость Церкви и могущество Творца Небесного. И даже не праздный аристократ, желающий быть на портрете иным, чем в действительности. Совсем другой человек.