— Тогда уходи с ним.
Джошуа выступил вперед. Он не смотрел на Католика, когда произносил последние слова.
— Расскажите всем. Расскажите о том, что со мной произошло, и о том, что мы должны сделать — я уверен в своей правоте.
Мальчик тихонько захныкал.
Гигант осторожно поднял Джошуа одной из своих странных рук и поставил себе на спину. Потом развернулся, разбрасывая землю и траву, и помчался в сторону Мандалы.
Когда они приехали, город был уже почти восстановлен. Вид у полиса был таким же, как и раньше, но теперь Мандала показалась Джошуа уродливой. Ему больше нравилась асимметрия человеческих домов из кирпича и камня. От механических звуков Джошуа поташнивало. Постепенно его охватила ярость, мышцы напряглись, казалось, еще немного, и он распрямится, как сжатая до предела пружина.
Гигант опустил кузнеца на нижний уровень. Здесь его встретил Худой. Еще дальше, у круглого отверстия шахты, стояла девушка.
— Если для тебя это имеет какое-то значение, мы не, причастны к твоему насильственному возвращению, — заявил Худой.
— Если это имеет какое-то значение для вас, я не имею никакого отношения к возвращению. Где вы меня закроете на ночь?
— Нигде, — ответил Худой. — По городу ты можешь перемещаться свободно.
— А девушка?
— Что тебя интересует?
— Чего ждет она?
— В твоих словах мало смысла, — проговорил Худой.
— Она рассчитывает, что я останусь и постараюсь все сделать как надо?
— Спроси у нее сам. Мы ее не контролируем.
Джошуа прошел мимо киборгов, теперь здесь снова царил беспорядок. Девушка не спускала с него глаз. Он остановился перед платформой и посмотрел на нее снизу вверх, его руки были крепко сжаты.
— Что ты ищешь здесь? — спросил он.
— Свободы. Выбора, кем быть и где жить.
— Но город тебя не отпустит. У тебя нет выбора.
— Нет, я могу уйти в любой момент.
Издали послышался голос Худого:
— Как только город будет окончательно собран, ты тоже сможешь уйти. Инвентаризационная политика действует только во время перемещения.
Плечи Джошуа расслабились, а взгляд смягчился. Теперь у него не оставалось противника — во всяком случае, в данный момент. Однако его руки по-прежнему оставались сжатыми в кулаки.
— Я в сомнении, — признался он.
— Оставайся до вечера, — предложила девушка. — Может быть, к тому времени ты сумеешь разобраться, что к чему.
Он последовал за ней в свою комнату на одном из верхних уровней. Здесь ничего не изменилось. Прежде чем девушка ушла, он спросил, как ее зовут.
— Аната, Аната Лесиппе.
— Ты не чувствуешь себя одинокой по вечерам? — спросил Джошуа, споткнувшись на этом вопросе, как ребенок, выбежавший босиком на скошенное поле.
— Никогда. — Она засмеялась и отвернулась от него. — А теперь пойду, тебе не можно доверять!
Она оставила его возле двери.
— Поешь! — крикнула девушка уже из коридора. — Я вернусь в полночь.
Джошуа улыбнулся и закрыл дверь, а потом направился на кухню, чтобы приготовить себе какой-нибудь еды.
Теперь он знал: исцеление не могло избавить его от боли и страха одиночества. Возможность утоления желания была, наверное, самой изощренной пыткой. Он ходил взад-вперед по комнате, как медведь в клетке, отчаянно пытаясь принять решение — ничего не получалось.
Когда приблизилась полночь, он был готов взорваться. Джошуа стоял на террасе и наблюдал, как молочно-белый лунный свет омывает Бога-Ведущего-Битву. Кузнец так вцепился в перила, что возникало ощущение — еще немного, и они не выдержат. Он прислушивался к шуму города. Теперь уже звуки не казались ему таким успокаивающими и мелодичными.
Аната опоздала на полчаса. Джошуа успел пройти через такие мучения, что теперь был в изнеможении. Она взяла его за руку и отвела к центральной шахте. Они нашли скрытую винтовую лестницу и спустились на четыре этажа вниз. Теперь они стояли на ленте.
— Движущиеся ленты, они еще не запущены, — сказала Аната. — Я уже почти научилась управляться с языком. Я учусь.
— Нет никакой необходимости говорить так, как я, — сказал Джошуа.
— Иногда это трудно. Ето, я… не можу… не могу быстро привыкнуть по-новому, я ведь так говорила… всю жизнь.
— Твой язык красив, — сказал он, солгав лишь наполовину.
— Я знаю красивее. Живее. Но… — Она пожала плечами.
Джошуа подумал, что он старше ее лет на пять или шесть, не такая уж непреодолимая дистанция. Он вздрогнул, когда огни города потускнели. Стены перестали источать яркий свет — он сменился бледным лунным сиянием, как ночь за пределами города.
— Вот для этого я и привела тебя сюда, — сказала Аната. — Посмотреть.
Призрачное лунное свечение заставило Джошуа вздрогнуть. Между стенами и полом появились тонкие нити света, потом на них начали появляться образы людей, мерцающие, словно миражи. Прошло несколько мгновений, и образы ожили.
Теперь они возникали парами, группами, толпами, с ними были дети, животные, птицы и существа, которых Джошуа никогда не видел, до них доносился приглушенный шорох шагов, шепот, разговоры, смех — все эти люди жили много веков назад.
Они были бесплотны и не являлись киборгами или роботами. Эти призраки пришли из далекого прошлого, и Джошуа начал терять терпение, когда они столпились вокруг него.
— Ш-ш-ш! — прошептала Аната, взяв его за руку, чтобы успокоить. — Они никому не причиняют вреда. Их здесь нет. Это просто сон.
Джошуа сжал руки в кулаки и заставил себя успокоиться.
— Вот о чем мечтает город, — сказала Аната. — Ты хочешь его убить из-за того, что он не пускает сюда людей, но взгляни — ему тоже плохо. Он хочет снова дружить с людьми. Что такое город без людей? Он болен. Он не плохой. И не злой. Нельзя убивать больных, ты ведь не можешь, правда?
Каждую ночь, говорила Аната, город активирует эти воспоминания о прошлом, и каждую ночь она приходит на них смотреть.
Джошуа видел псевдожизнь, безмолвное существование миллионов записанных воспоминаний, и его гнев постепенно отступил. Кулаки разжались. Ненависть никогда не владела им подолгу.
— Пройдет очень много времени, прежде чем я смогу простить то, что произошло, — заявил он.
— И я также. — Она вздохнула. — Когда я вышла замуж, оказалось, что у меня не может быть детей. Мой муж не смог этого понять. У всех остальных женщин в нашей группе дети были. Поэтому меня охватил стыд, и я пришла в город, который мы всегда почитали. Я думала, что только город в состоянии меня исцелить. Но теперь я не знаю. Мне не нужен другой муж, я хочу остаться здесь, пока город продолжает существовать. Здесь слишком красиво, я не могу уйти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});