произошедшую за последние пятнадцать лет. Сначала долгое регентство, потом правление одного молодого императора, и пришедший ему на смену другой еще более молодой — все это вылилось в грандиозный кавардак, благодаря чему порой и всплывали такие люди как Моле. При Наполеоне I занять столь высокий пост у него совершенно точно не получилось бы. — Вам не кажется, что подписание между нашими странами открытого союзного договора в Санкт-Петербурге могут принять за подготовку к войне.
— Ничего, — француз вскочил на ноги и рубанул рукой воздух. — Пускай русские понервничают, подергаются, глядишь нашим людям будет проще находить на той стороне сочувствующих.
Пальмерстон только покачал головой и переспросил.
— У вас же с этим вроде как и сейчас дела идут не так плохо?
Париж действительно последние лет двадцать стал самым главным пристанищем для различного рода недовольных происходящим в России. Начиная от многочисленных поляков, которых изрядно подзажали на их исторической родине еще после вхождения герцогства Варшавского в состав Российской империи, заканчивая различного рода мечтателями, устроителями светлого будущего, сбежавшими казнокрадами и просто сомнительными личностями, которым насаждаемые императором Николаем порядки пришлись не по душе.
Несмотря на все социальные преобразования — а во многом и благодаря им — в России имелось не мало недовольных проводимой правительством политикой. Николай пер вперед к одному ему видимой цели с грацией носорога, не слишком считаясь с мнением старой аристократии. Впрочем, нужно признать, все эти князья и графы в реальности мало что могли императору противопоставить. Пару раз в Петербурге пытались составить более-менее толковый заговор, привлекали даже к участию «друзей» из-за границы, но каждый раз это заканчивалось только разгромом оппозиции. Многочисленными арестами, высылками и конфискациями.
Нынче же сыскать отчаюг, которые реально готовы были действовать против русского монарха, представлялось достаточно сложным делом. Языком болтать — да, строчить газетные статьи, публиковать пасквили, ругать любое начинание императора — легко, но вот что-то более существенное — увы.
Опять же нельзя сказать, что императора Николая поддерживали вообще все Петербурге и в империи глобально. Недовольна была значительная часть старой аристократии, которую окончательно оттерли от рычагов управления страной, но при этом с упразднением крепостного права и масштаб их влияния на общую ситуацию резко сузился.
Еще сильнее потеряло среднее поместное дворянство, которое было теперь вынуждено буквально выживать, либо перестраиваясь на купеческие рельсы, либо уходя на службу, либо потихоньку распродавая оставшееся от предков наследство и превращаясь в мещан. Вот только реальных рычагов влияния у них было еще меньше, чем у предыдущей группы.
Не слишком довольны были бывшие помещичьи крестьяне, которых лишили земли и превратили в оторванных от «кормилицы» арендаторов, впрочем, тут тенденция была обратная. Чем дольше проходило времени, тем больше людей находило себя в новой жизни и недовольство потихоньку сходило на нет. Да и никто крестьян по поводу управления империей особо и не спрашивал, если честно.
Зато все остальные слои населения были от действующей власти в восторге. Государственные крестьяне получили землю фактически бесплатно, промышленники пользовались полным покровительством монарха, во всю осваивали дешевые кредиты и многомиллионные государственные подряды. В ту же копилку можно было отнести и купечество — растущий внутренний рынок поглощал товары во все возрастающих количествах, выходы наружу говорили о прекрасных перспективах на будущее.
Чиновничество — особенно мелкое и среднее — регулярно получало прибавку к окладу, в его ряды недавно влилось огромное количество свежей крови, которая теперь за своего императора готова было сгрызть глотку кому угодно. Тоже самое с армейцами — генералам, предположим, сильно любить Николая было не за что — ну кроме тех, кто реально ратовал за дело и понимал всю глубину произошедших за десятилетие изменений — а вот младшие офицеры императора разве что не боготворили. Особенно те, которые благодаря недавно проведенным реформам из простых солдат смогли выйти. Конечно, какой-нибудь особо обиженный генерал вполне мог бы дать команду выступить на столицу, вот только шансы что ее исполнят на низовом уровне были откровенно невелики. Опять же жандармы за порядком присматривали, не забалуешь.
Ну и конечно спецслужбы. Пальмерстону было неприятно признаваться самому себе, но тут русские их превосходили на две головы. Когда в Росси серьезная структура, отвечающая за разведку и контрразведку, существовала уже два десятилетия, в английском парламенте только-только начали обсуждать необходимость создания чего-то подобного. Пока, причем, без особых успехов, очень уж не нравилось депутатам возможность использования этой силы против внутренних врагов. Вернее, на словах такую идею все как бы поддерживали, но реально каждый опасался, что какой-нибудь особо ретивый монарх может этот инструмент использовать конкретно против него. Ну или против Парламента в целом. И что тогда — самодержавие как в России? Ну нет, лучше оставить эту сферу на откуп отдельным заинтересованным людям, работающим на частной основе.
Недовольные были на национальных окраинах империи. Польша, Финляндия, Кавказ, Средняя Азия — вот только все это было слишком далеко от столицы и тянуло в лучшем случае на мелкие неприятности, с которым любая империя справляться умеет просто на отлично. Ирландцы вон на соседнем острове соврать не дадут.
В общем, опереться в России англичанам было особо некого, более того даже за работниками Британского посольства СИБ уже давно установило вполне официальное наблюдение «для дополнительной безопасности». Это, конечно, не отменяло «тонкую» работу, но значительно ее усложняло.
— Ну да, — француз с довольным лицом достал трубку и принялся нетрепливо набивать ее табаком, чем вызвал очередную волну раздражения внутри виконта Пальмерстона. Дипломатическая служба Франции, с тех пор как Талейрана отправили на пенсию, на этот раз уже окончательно, изрядно сдала. Хромоногая сволочь, конечно, была той еще занозой, но в чем его никогда нельзя было упрекнуть, так это в отсутствии понимания момента, нынешние дипломаты лягушатников этим похвастаться совсем не могли. — Есть у нас верные люди, работающие не за деньги, а за совесть.
— Граф Толстой, — англичанин улыбнулся. Русский дворянин был редкостной пройдохой и с удовольствием брал деньги в том числе и от подданых короля Вильгельма IV. Впрочем, упрекнуть его в нехватке искренности тоже было сложно. Толстой не скрывал, что императора Николая ненавидит всей душой и готов работать с кем угодно, лишь бы нагадить правителю, который отобрал у него титул, репутацию, средства к существованию и в итоге просто изгнал из страны. Ради