Читать интересную книгу Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески - Карел Чапек

Чужие влияния

© Перевод И. Инова

Стоит нашему брату столкнуться в своем отечестве с чем-то новым, как он тут же спешит провозгласить, что это чужеземное влияние. Выражение «чужие влияния» заключает в себе две исходные посылки: 1) все стародавнее и укоренившееся, разумеется, «наше», чешское, родное, исконное; 2) у нас само по себе не может возникнуть ничего нового. В связи с первой из этих посылок я хотел бы вспомнить нашу отечественную сливу, родиной которой является Персия; название складного ножа, которое пришло к нам из Франции, а также тысячи других вещей, начиная с курения табака и кончая университетским уставом, на которых можно было бы доказать, что наша жизнь космополитична, пестра и экзотична, по крайней мере, так же, как Этнографический музей. Но ведь при этом слива не превратила нас в персов, а табак — в индейцев. Напротив, то и другое сделало нас еще больше самими собой. «Первородность» зависит не столько от происхождения, сколько от самобытности восприятия. Дайте чеху почитать Гуса или, скажем, трактат Жижки о военном искусстве, и если он вынесет из этого чтения поверхностное, заурядное впечатление, значит, он вынес из этих самых что ни на есть чешских книг лишь «чужое влияние». Но вот он прочитал Лао Цзы или, скажем, воззвание Армии спасения[229] и воскликнул: «Боже мой, вот слово, которого я ждал всю свою жизнь!» — и преисполнится решимости, — нет, не приобрести китайскую косичку или униформу Армии спасения, а жить счастливее и свободнее, чем жил до сих пор, тогда вы можете не сомневаться: этот чех не живет на чужой манер. Неравнодушное, глубокое восприятие — надежное противоядие от чужого и гарантия самобытности. Даже культ оперетты, сказал бы я, не импортное поветрие, а национальная слабость. Чужое только то, что нам безразлично, к чему мы себя принуждаем и к чему мы внутренне безучастны. С этой точки зрения многие национальные лозунги, отечественная продукция и доморощенные идеи представляются плодом «чужого влияния». Все зависит от того, как вы воспринимаете те или иные вещи.

Смерть

© Перевод В. Каменской

Я не собираюсь здесь возражать против смерти как таковой, а лишь против злоупотребления ею, и вовсе не против злоупотребления в реальной действительности (каждый умирает только раз, тяжко и мучительно), а против страшного злоупотребления смертью в речи и на письме. Поразительно, как легко и охотно умирают в литературе. Если завести статистику смертности в художественных произведениях, получатся кошмарные цифры: сердца разрываются от горя с пунктуальной точностью адского механизма, любое самоубийство удается, любая болезнь победоносно и преждевременно ведет к намеченной цели. Умирают по мановению пера, для развязки, ради эффектного конца. Человек стреляется лишь по той роковой причине, что доиграл свою роль в романе, вешается из трагического убеждения, что во всяком рассказе должен быть финал, умирает в тот самый момент, когда это необходимо, чтобы распутать сюжет. Но право же, я никак не могу признать стремление к драматической напряженности достаточно сильным нравственным аргументом для умерщвления героя. Я решительно отрицаю неограниченное право автора на убийство. В большинстве случаев писатель совершает его, чтобы скрыть слабость, несостоятельность собственной концепции. Скажем, героиня произносит что-то о любви и разочаровании, а затем берет и стреляется. Не застрелись она, стало бы совершенно очевидным, что ее красивые слова насквозь фальшивы. Иной раз герой должен погибнуть лишь потому, что судьба не предоставляет ему иного выхода, но не умертви его автор — все бы поняли, что на самом деле он мог найти иной выход, то есть жить. В жизни тоже есть напряженность, действие, драматизм. Большинство кризисов и судеб не только начинается, но и завершается жизнью, более того, в жизни они и находят разрешение. В конечном счете признаком подлинности в литературе является не смерть, а жизнь.

Преодолеть

© Перевод В. Каменской

Затрудняюсь перечислить вам все, что мы, как принято говорить, «преодолели». Мы преодолели импрессионизм и реализм, средневековье и суеверия, спекулятивную философию и Дарвина, Толстого и стиль модерн, скепсис, Ибсена, Вагнера и романтизм, — короче говоря, нам кажется, что, преодолев все это, мы уже вполне можем почить на лаврах. «Преодолеть» — всегда означает оставить позади нечто плохое; любой из вас не раз преодолевал простуду, но ни один простуженный не скажет, что он преодолел пору здоровья; или, например, мы преодолеваем зиму, но ни в коем случае не весну. Если же мы «преодолели» импрессионизм, то тем самым мы подчеркиваем, что он был болезненным, как простуда, или неприятным, как зима. А ведь в действительности он был чрезвычайно полезен для здоровья и приятен, так что скорее мы могли бы сказать: он покинул нас. Мы преодолели романтизм. Но разве кто-нибудь похвастает тем, что преодолел собственную юность? Мы преодолели Дарвина, поскольку… сейчас нас одолевает витализм, а преодолев витализм, снова будем чем-нибудь одолеваемы. Да, верно, мы способны преодолеть свое прошлое, но завтра, когда мы преодолеем наше настоящее, это недалекое прошлое покажется нам бессмертной историей. Сегодня вчерашний день представляется нам ошибкой, а через год он будет для нас историческим этапом. И принципы, которые мы «преодолели», станут через столетие священными реликвиями человеческого духа. Наши мнимые победы через сто лет окажутся лишь «преходящими моментами». А когда мы и сами будем окончательно преодолены, мы тоже войдем в историю, достойные и бессмертные, как само прошлое.

Принцип —

(© Перевод О. Малевича)

слово таинственное и обладающее магической силой. Вы из принципа прогуливаетесь перед ужином; ваша тетя из принципа не ходит в театр; ваш благоразумный двоюродный брат из принципа сторонится толпы, между тем как ваш покойный дедушка из принципа пил подогретое пиво. Если вы прогуливаетесь по привычке или из-за расстройства пищеварения, если бы ваша тетя проводила вечера дома из скупости или из любви к покою, если бы ваш двоюродный брат просто-напросто боялся толпы, а ваш дедушка подогревал пиво, заботливо оберегая себя от катара, мир, несомненно, стал бы куда разнообразнее, а язык — богаче, но в жизни уже не играли бы такой роли моральные обязательства. Если вы совершаете прогулку из принципа, тем самым вы неукоснительно и со всей значительностью выполняете свой моральный долг; ведь куда важнее из принципа подышать свежим воздухом, нежели без всякой принципиальной основы навестить больного друга. Если, например, ваша тетя раскладывает по вечерам пасьянс по той причине, что она принципиально отвергает светскую суетность музыки и сцены, то это уже достойное свидетельство нравственной воли. Любую привычку, любое проявление лени, слабости или косности можно возвести в принцип; мир от этого нисколько не выиграет, зато какая выгода для вас — вы удовлетворите свою прихоть и в придачу почувствуете себя принципиальным человеком.

Бесплодный

© Перевод И. Инова

Это слово чаще употребляется не для определения лиц обоего пола, а в таких словосочетаниях, как «бесплодные размышления» или «бесплодный скептицизм». Вероятно, у человечества имеется печальный опыт по части размышлений и скептицизма. Уверен, не менее печальный опыт связан у него с практической деятельностью и верой. Я знаю людей, которые страсть как активны, это прямо-таки фанатики дела. Ничто не обходится без них, вездесущих, повсюду они слывут непременными деятелями: общественными, хозяйственными или еще какими-нибудь, не менее важными. И вдруг этакий деятель умирает, и вы в растерянности взвешиваете на ладони — что же после него осталось? Господи, стоило ли ради этого всю жизнь надрываться? Может, предаваться мечтам и бесплодное занятие, но почему людям кажется более плодотворным сидеть на собрании, мельтешить, кипятиться, распоряжаться или интриговать? Если взять тысячу нынешних мыслей и тысячу нынешних поступков и посмотреть, что от них останется через сто лет, то, думаю, такой экзамен на плодотворность окончится не в пользу поступков. Точно так же обстоит дело с верой и «бесплодным скептицизмом». Например, плодотворна вера в то, что кто-нибудь придет и расстелет мне постель. Будет бесплодным скептицизмом, если я предпочту расстелить ее сам. Плодотворна и положительна вера в то, что мой начальник прав. Бесплодно полагать, что прав я. Ибо скептицизм бесплоден. Плодотворно быть муниципальным старостой в Гостиваржи[230], бесплодно размышлять о вечном блаженстве. Плодотворно апеллировать к старым истинам, бесплодно — открывать новые, ибо умственная деятельность бесплодна. Столь же бесплодны и мечтания. В царстве природы бесплодно цвести, зато весьма плодотворно — рвать плоды.