Хотя я и шел позади девушки, но человека, сидевшего полуприслонившись к стенке одной из Стеклянных Скал, заметил первым. Это мог быть кто угодно — принявший человеческую личину неведомый враг, приманка хитроумной ловушки или обыкновенный фантом, на которые оказался так щедр этот мир.
— Стой, — приказал я своей спутнице. — Замри на месте.
— Я его, кажется, знаю. — Она продолжала идти, не реагируя на мои слова. — Вот только имени не помню. Когда-то он служил у хозяйки привратником. Правда, давно, когда я была совсем маленькой.
Склонившись над неподвижным человеком, она дотронулась до его лица. Я невольно напрягся, но абсолютно ничего не произошло. Мертвецы не кусаются даже в городе Стеклянных Скал.
— Значит, живым ты его не видела уже давно? — Я медленно приближался к тому месту, где, широко раскинув ноги и склонив голову на плечо, восседал бывший привратник хозяйки Черного Камня.
— Очень давно. Поговаривали, что он отправился искать какие-то сокровища, да так и не вернулся.
— Отправился он с ведома вашей хозяйки?
— Конечно. Без ее ведома у нас никто и шагу ступить не посмеет.
Привратник выглядел так, словно вот-вот собирался проснуться. Густая грива волос падала ему на лоб, а молодая борода живописно обрамляла смуглое лицо. Я тронул его пульс, а потом проверил реакцию зрачков. И то и другое, естественно, отсутствовало, но трупное окоченение так и не наступило. Если не принимать во внимание всякую мистику, человек этот умер не позже трех-четырех часов назад.
— Ты не боишься покойников? — спросил я у спутницы.
— Нет, — то, как это было сказано, мне не понравилось. Семнадцатилетние девушки так не говорят.
— Проверь, нет ли на нем каких-нибудь ран.
Пока она возилась с телом привратника, я изучал окрестности с не меньшим вниманием, чем хиромант — ладонь своей невесты. Все могло иметь значение — любая трещинка на поверхности Стеклянной Скалы, любой причудливый камешек или след на земле.
— Ничего, — сказала девушка за моей спиной. — Ни единой царапины. Только одежда вся развалилась. Неужели он пришел сюда в этой трухе… Посадить его на прежнее место?
— Не надо. Думаю, это необязательно. Если увидишь еще какого-нибудь знакомого, скажешь мне.
Мы медленно пошли от Скалы к Скале, задерживаясь возле каждого бездыханного тела, которых тут, как выяснилось, было не меньше, чем купальщиков на июльском пляже. Некоторые были абсолютно голыми — одежда на них истлела в пыль. Мужчины, женщины, подростки лежали вперемежку — все сильные, пышущие здоровьем, с чистыми умиротворенными лицами. Никаких следов разложения, никаких мумифицированных останков, никаких скелетов. Все это напоминало отнюдь не погост, а, скорее, музей восковых фигур, где были собраны не худшие представители рода человеческого.
— Вот эту девочку я тоже знала, — говорила моя спутница, — и того мальчика. Они были братом и сестрой.
— Да-да, — рассеянно отвечал я, даже не глядя в ту сторону.
Чтобы узнать, как устроено яйцо, достаточно вскрыть одно-единственное. Сейчас меня интересовало совсем не это. Меня интересовало, кто и когда нападет на нас. Кроме того, мне не нравилось поведение девушки. Пусть бы и дальше она оставалась тем, кем была — равнодушно-спокойным манекеном, управляемым чужой волей. Ан нет — что-то уже тревожило ее, что-то заставляло говорить слова, явно не предназначенные для постороннего уха, что-то туманило живым чувством прежде пустые глаза. Неужели связь между куклой и кукловодом стала ослабевать? Может, причина этого кроется в том, что здесь, в древнем, неведомо кем построенном и неизвестно почему заброшенном городе, властвует некий совсем иной, не терпящий соперников разум? То-то у меня самого такое ощущение, будто на мой мозг наводят прицел. Не обошлось ли тут без пресловутых живоглотов?
К этому времени в моей голове уже созрело несколько планов действия, и один из них нужно было реализовать как можно скорее, пока нить, соединяющая сознание девушки с Черным Камнем, не оборвалась окончательно. Выбрав место, где тела лежали особенно густо, едва ли не друг на друге, я, издав торжествующий клич, подхватил с земли причудливо сросшуюся друзу каких-то кристаллов, похожих на горный хрусталь (несколько таких штук я приметил раньше и в других местах).
— Вот то, что мы искали! — патетически воскликнул я, проворно пряча находку за пазуху. — Теперь можно возвращаться со спокойной душой. Хозяйка останется довольна.
— Значит, из-за этого прозрачного камушка она посылала нас на смерть? — с горьким удивлением произнесла девушка. — Чтобы принудить пойти сюда, меня жгли огнем, сажали связанной в бочку с пиявками, а потом по горло закапывали в соль! Где-то здесь должна лежать моя мать, пытавшаяся такой ценой купить мне свободу! Хозяйка загнала сюда десятки людей! Не верь ни единому слову этой гадины! Не возвращайся к ней! Какую бы услугу ты ни оказал ей, она все равно погубит и тебя, и твою подругу! Она ненавидит всех людей на свете, но женщин в особенности!
Внезапно что-то произошло. Что-то мгновенно и неуловимо изменилось вокруг, и этого нельзя было не почувствовать. Как будто невидимая и неслышимая молния промелькнула мимо меня, наэлектризовав воздух и заставив содрогнуться душу. Глаза девушки блеснули восторгом, она улыбнулась и с этой предназначенной уже для вечности улыбкой рухнула к моим ногам.
Теперь единственной целью был я, и атака не заставила себя ждать.
Пущенная в меня стрела не имела материальной структуры и не смогла бы пробить даже листок папиросной бумаги. Да и не стрела это была вовсе, а сгусток бездомного, никогда не имевшего собственного вместилища сознания, для которого единственно доступной и единственно желанной целью являлся человеческий мозг, где оно могло обрести приют и возможность существования в материальном мире.
Как ни готовился я к предстоящей схватке, нападение едва не застало меня врасплох. Если бы не броня, в свое время дарованная моему разуму жутким искусством максаров, удар мог бы оказаться роковым. Об этом красноречиво свидетельствовали человеческие тела, во множестве разбросанные по всей территории города Стеклянных Скал.
В моем же случае разум-кукушонок нарвался не на беспомощного птенца, обиталищем которого он собирался воспользоваться, а на вполне зрелого, к тому же не безоружного, противника. Лишенный возможности свободно распространяться в коре чужого мозга и деморализованный столь неожиданным поворотом дела, он в ужасе (не дай вам Бог хоть краешком сознания ощутить ужас нечеловеческого разума) забился куда-то в подкорку — средоточие дремучих инстинктов и животных побуждений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});