Читать интересную книгу Камероны - Роберт Крайтон

Спасен!

От запаха теплых коровьих тел, мочи, навоза у него перехватило дух. С минуту он не мог в темноте нащупать дорогу на чердак и в ужасе подумал: а что, если тут и нет чердака; да, но должно же быть где-то сено, иначе он просто сдохнет; и не успел он так подумать, как нащупал лестницу. Разрыв немного сено, он накрылся пледом и лег рядом с лососем отдохнуть в этом пахнущем травой тепле. Он дотронулся до рыбины. Провел рукой по ее серебристому боку – все еще свежая, все еще замороженная. И он дружески похлопал по ней, точно она могла почувствовать их сродство.

26

В своей дикости, в своей ненасытной алчности они разбудили его. Разбудили не шумом, не писком, который испускали от ярости и возбуждения, – что-то быстро пробежало сначала по его груди, потом по лицу: жажда свежей пищи заставила крыс забыть об осторожности. Он не видел их, но чувствовал: они были всюду, всюду вокруг него. Крысы! Они учуяли запах и примчались со всех концов фермы – их было штук двадцать, нет, уже тридцать, и они ринулись на его лосося и стали грызть твердое, как камень, мясо, раздирать зубами, когтями его рыбину.

– Пошли вон! – заорал Гиллон. – Пошли вон! Вон! – Но они лишь отскочили немного и налетели на рыбу с другой стороны. Гиллон нащупал свою палку и принялся молотить ею крыс. Он слышал, как они взвизгивали и пищали, когда медный набалдашник опускался на их мохнатые тельца, но подкрепление все прибывало. Он отчаянно размахивал палкой, нанося удары по всему движущемуся, по любой тени, по любому звуку, орал на крыс, и вдруг заметил внизу свет и людей в дверях.

– Это еще что такое?! – крикнул один из них.

– Они жрут мою рыбу! – крикнул в ответ Гиллон. Чертовы крысы жрут мою рыбину.

Два мужика бросились к лестнице и поднялись на сеновал.

– О. господи Иисусе, этакая красавица! Давай сюда твою палку.

Теперь, при свете, батраки спокойно, со свирепой радостью принялись уничтожать крыс.

– Такими я никогда еще их не видал! – крикнул один из них.

– Да уж, но и они ни разу еще лосойся не видели, – сказал другой, сваливая трупы в лохань. Когда мужик, вооруженный палкой с набалдашником, закончил свою работу, лохань из-под репы оказалась доверху наполненной крысиными трупами. Гиллона трясло от омерзения, и батраки, заметив, что он дрожит, искренне удивились.

– Что с тобой, малый? Неужто промерз? Тут же, малый, тепло.

Они не могли понять, что его трясло при воспоминании о том, как крысы бегали по телу его красавицы рыбы.

– А ну, дай-ка ее сюда. – Один из парней подхватил рыбину, и через некоторое время Гиллон услышал, как заработал насос, и, когда парень вернулся, на лососе уже не было следов ни его собственной, ни крысиной крови – только маленькие впадинки от крысиных когтей да зубов. Этого никто и не заметит.

– Браконьер, да? – Гиллон кивнул. – Значит, хороший человек. Нелегко ведь такую поймать. Ты рабочий?

– Углекоп.

– Откуда?

– Из Питманго.

– А не мог бы ты нам схлопотать там работу? Я слыхал, платят у вас как следует.

Гиллон отрицательно покачал головой.

– Потому-то я и здесь сейчас. Нет у нас работы. Вот я и отправился за едой. У нас там нынче на рождество одна соленая треска.

– О, приятель, худо это, слабовато. Побудь тут немного, мы стащим тебе полгуся. У кого к рождеству нет гуся, тот и сам ничего не стоит и рождество его ничего не стоит.

– Да уж, коли нет у тебя, приятель, на столе гуся, считай, что лучше кончать с этой петрушкой и пропороть себе грудь колом.

Гиллона это начинало злить.

– Ничего, лосось любого гуся заменит.

– Ну, не знаю, мы его никогда не пробовали. У нас лососей не бывает, здесь такие лакомства только для них. – Мужики стояли и смотрели на рыбину. Гиллон жестом попросил нож, который был у одного из них, и отрезал два куска лососины.

– Поджарьте в масле, поняли? Прямо сырую.

Мужики закивали головой и поблагодарили Гиллона. Один из них обмотал веревкой рыбу, и вскоре она висела на стропилах точно окорок.

– Спи спокойно, приятель. Только смотри встань и смотайся отсюда до зари. Как услышишь петухов, так уходи, ясно, приятель? – Гиллон кивнул. – Хозяин, ежели увидит кого с лосойсем, такое подумает… Ведь кто украл лосойся, может – оглянуться не успеешь – и овцу украсть.

– Да нет же, нет, – сказал Гиллон.

Они решили, что он их морочит.

– Так что смотри не укради у нас туг овцу, приятель.

Все они тут считают, что он вор. Воровской они, видно, сами народ, подумал Гиллон.

Спал он крепко – ему было тепло в сене, и он впервые с тех пор, как забил лосося, был спокоен за него. Время от времени он просыпался, чтобы послушать, не кричат ли петухи, – просыпался с удовольствием, потому как уж больно ему понравилось его гнездо. На чердаке было окошко, и Гиллон видел сквозь него звезды – значит, небо ясное, погода устоялась. Ни звука – даже ветра не было слышно, лишь внизу коровы переступали с ноги на ногу. Когда он снова проснулся, уже рассвело и петухи горланили вовсю. Он оправил на себе одежду – ноги, как ему показалось, вроде бы не так сильно болели – и спустился по лестнице.

Половина, почти половина его лосося исчезла – кусок был отрезан так чисто, точно это сделала торговка рыбой. «Мерзавцы, – подумал Гиллон. – Грязные, вонючие мерзавцы – пришли ночью и украли у меня рыбу». У него мелькнула мысль совершить что-то страшное, поджечь коровник; при взгляде на красавицу рыбу, свисавшую со стропил, у него во рту пересыхало от ярости и бессилия, и тут из дальнего угла пришла корова, встала на задние ноги, точно всю жизнь это делала, точно ее в цирке дрессировали, и мордой, языком дотянулась до остатков рыбы. Лосось был отсечен как раз там, куда могла дотянуться самая рослая и самая длинношеяя корова.

Лососины осталось фунтов двадцать. Кто теперь, глядя на этот кусок, мог бы сказать, что это был большой лосось, самец из самцов?

Все равно, подумал Гиллон, и ради этого стоило потрудиться. По два фунта лососины на брата – свежей лососины, прямо из моря. Вот это жизнь, вот это еда. Лососина к рождеству – это тебе не соленая треска. Следуя указаниям батраков, он вышел на дорогу в Кауденбит и двинулся по ней. Если ничего не случится, он будет в Питманго еще до того, как снова высыплют звезды.

То, что он растер себе ногу, обнаружилось внезапно. Он шел хорошим шагом, не чувствуя никакой боли, и вдруг она возникла, накинулась на него, точно кто-то огрел палкой. Когда он снял башмак и носок, то даже испугался, увидев, во что превратилась нога. Должно быть, он натер ее, когда ноги распухли, а потом, на холоде, он не почувствовал боли. Пятку разнесло, и сзади на ней багровел страшенный красный круг, который горел, несмотря на ледяной ветер. Нет, с такой ногой ему не дойти. Оставалось лишь сесть у дороги в надежде на то, что какой-нибудь торговец или фермер поедет в Кауденбит и подвезет его. Холодный воздух приятно освежал ногу, и она уже меньше горела, а тут на дороге появилась повозка с картошкой для жителей Нижнего Файфа.

– Не. подвезешь до Кауденбита? – Он увидел, как фермер посмотрел на его ногу. – Хочу добраться домой к рождеству.

– Уж и не знаю – лошадь у меня слабая, а поклажа тяжелая. Разве что ты ее чем ублажишь.

– Ее?

– Ее или меня. – Фермер (продолжал смотреть на воспаленную ногу Гиллона.

– Может, ей придется по душе кусок лосося? – предложил Гиллон.

– Угу, пожалуй. Свежий, да? А то уж больно она у меня привередлива.

– Я только прошлой ночью выудил его в Фёрт-оф-Тейе.

– Угу, тогда и хозяину моей лошадки хотелось бы кусочек.

Гиллон посмотрел на мужичка, потом на свою рыбу, потом на ногу.

– Давай сюда нож, – сказал он.

Всю дорогу они молчали, пока не подъехали к городу, а тут фермер заявил, что все шахтеры – дрянь и мерзавцы и что надо было оставить их в рабстве; когда же они въехали в Кауденбит, он на руках снял Гиллона с тележки.

– А теперь послушай меня, – сказал он. Заверни-ка ты свою ноту в буковые листья – они подсушат ранку и вытянут гной. Ну, – протянул он Гиллону руку, – да благословит тебя бот, и счастливого тебе рождества.

Вот и суди после этого о людях, подумал Гиллон.

Он знал, куда ему надо зайти – к вдове на Форделл-стрит: она вязала нижнее белье и носки углекопам, у которых не было в доме женщины. Как хорошо, что он не растратил денег. Вдове не нужна была рыба, ей нужны были наличные. Гиллон приобрел у нее две пары хороших вязаных носков и, не боясь насмешек, двинулся по дороге в Питманго в одних носках, с обрубком рыбы на плече. Дорога была вся в рытвинах, наполовину затянутых ледком, но он шел не останавливаясь, и ногам его в носках было тепло и удобно. Дойдя до буковой рощицы, где много лет назад он овладел Мэгги на глазах у пасшихся там овец, он снял носки и, боясь даже взглянуть на свою ногу, босиком пересек заболоченный кусок пустоши; нарвав в рощице бурых глянцевитых листьев, он вернулся с ними на дорогу, приложил листья к стертому месту и сверху надел носок. Солнце светило ему в спину, небо впереди было светлое, и, пока он не дошел до Горной пустоши и не обернулся, ему казалось, что еще рано и солнце стоит высоко. На самом же деле, не успел он опомниться, как появилась луна, бледная и холодная, потом первая звезда, потом высыпали все остальные звезды, и настала ночь.