Читать интересную книгу Кровавый остров - Рик Янси

Кернс вскинул голову, и мы прислушались вместе с ним – но я не расслышал ничего, кроме ветра, трущегося о камни.

– Что-то приближается, – шепнул он. – Предлагаю занять позиции, джентльмены. Не стреляйте, пока я не дам сигнал или пока у вас не останется выбора. Лучше дождаться, пока их не отвлечет приманка; тогда это все равно, что стрелять рыбу в бочке. И поберегитесь моего дружка Минотавра!

Он принялся взбираться вверх по тропе; Уортроп следовал в нескольких шагах позади. Аваале похлопал меня по плечу, взял свою винтовку и удалился в противоположном направлении. Я забился в самую глубь расселины и сел на корточки, неловко пристроив ребенка на коленях и думая, как же я глуп – позволить загнать себя в угол без каких бы то ни было путей к отступлению и средств защитить себя. Моя судьба – и судьба младенца – были полностью в руках убийцы-психопата, которому нравилось зваться сомалийским именем дьявола.

Младенец захныкал во сне. Я пробежался кончиками пальцев по его личику, погладил закрытые веки, курносый маленький нос, мягкие щечки. Был и другой ребенок – не так давно, – через которого я переступил в грязной прихожей наемной квартиры; которого я бросил, когда в моей власти было спасти его, и потом обнаружил плавающим кусками в подвале, затопленном сточной водой. Ты мое искупление, ключ от темницы моего греха, сказал Аваале. «Спасу тебя – и сам спасусь от судилища». Тогда, признаюсь, я отреагировал на эти слова как форменный Уортроп. Нелогичный скачок, подумал я: от случайной встречи к божественному вмешательству. Но разве не все решительные шаги нелогичны по самой своей природе? Верни себе время, пели мне звезды. Лаская лицо младенца, я думал об этой песне. «Верни себе время». Если до того дойдет, решил я, оставлю его здесь и попытаюсь их отманить – бросить, чтобы на этот раз не обречь на смерть, а спасти, не проклясть, а искупить.

Северный ветер принес с вершин визг, который я могу сравнить разве что с визгом свиньи на скотобойне: пронзительный вопль, что показался мне нечеловеческим, и какое-то ужасное мгновение я был убежден, что то не дети Тифея, а сам Тифей, явившийся на «приманку» Кернса. Я представил себе, как магнификум спускается с гор, блестя бледной плотью, покрытый зловещими острыми шипами: гигантская пасть раскрыта и извергает сияющие шары пуидресера, черное чудовище в два человеческих роста длиной и три – шириной, и с лицом совершенно пустым. Лицом, которое не лицо, безликое лицо, заставившее Пьера Леброка кричать в агонии абсолютного узнавания: «Nullit! Вот и весь он! Ничто, ничто, ничто!»

Первому воплю ответил другой, и затем еще один, каждый с нового направления. Чудовища приближались, и оклики стали чаще и короче, пока не начали напоминать короткие, истерические взрывы хохота вышедших на охоту гиен. Затем вдруг умолкло все, кроме ветра. Было ужасно сидеть, не зная, что творится снаружи. С тем же успехом чудища могли бы ждать прямо у расселины, дожидаясь условного знака, прежде чем броситься. Я опустил одну руку наземь и пошарил в поисках камня, палки, чего угодно, что я мог бы использовать как оружие. Мысленным взором я видел мистера Кендалла в прыжке со ступеней, и как его черные глаза заполняют для меня весь мир.

И затем я услышал, очень четко, звук разрываемой плоти и громкий хруст, словно куриную ноги отрывали от туловища. Что-то – причем не одно – всхлипывало: ужасный, гнусавый, икающий плач – слезы проклятия, горькое отчаяние ямы с костями. Я знал, что они пожирают труп, рвут покойницу на куски и набивают пасти влажными потрохами, яростно вгрызаясь, чавкая с таким отчаянным голодом, что не один уже сжевал себе пальцы до половины. А со своего горного трона Typhoeus magnificum, величественный отец, взглянул свысока на чад своих – и улыбнулся.

Кернс окликнул со своего поста, дав долгожданный сигнал. Я слышал только шесть выстрелов, два из винтовки Кернса, остальные из револьвера Уортропа, но их эхо проскользило по проходу до самого дна. Я тихо вскрикнул, когда чья-то большая тень промелькнула мимо входа в расселину, но затем понял, что то был Аваале, бегущий к месту побоища. Я поднялся и вышел наружу, больше не чувствуя страха – только знакомое тошнотворное любопытство, желание увидеть то, чего не следует, но что я увидеть был обязан.

Там, где прежде был один труп, лежало четыре, все наваленные друг на друга в беспорядочной путанице конечностей. Мне пришлось перешагнуть через ручеек крови, червем бежавший вниз по склону.

– Очень хорошая работа, Уортроп, – говорил Джон Кернс. – Четверо против моих двух. Я понятия не имел, что вы такой меткий стрелок.

– Но как такое может быть? – спросил Аваале трясущимся от отвращения и изумления голосом. – Эта женщина очень стара, но она носит под сердцем ребенка.

– Не ребенка она носит, – с улыбкой сказал Кернс. – Отойдите, джентльмены, и я вам покажу.

Он вытащил из-за голенища длинный охотничий нож и склонился над старухой, что лежала, свернувшись, на боку; лужица крови натекла под ее серовато-седыми волосами. Кернс не ударил ее ножом. Он сделал быстрый поверхностный надрез на ее животе и затем отскочил назад. Порез вздрогнул, а затем живот старухи взорвался, раскрывшись настежь с громким лопающимся звуком, и изверг мелкую, прозрачную взвесь и зловонный бульон из водянистой крови и атрофировавшихся внутренностей. Кернс от души рассмеялся и сказал:

– Видите? Она не беременная. Ее просто очень уж жутко пучит!

Аваале в омерзении отвернулся, но Уортроп, казалось, был зачарован этим феноменом. Доктор сравнил его с выброшенными на берег китами, чьи разлагающиеся тела так переполнялись газами, производимыми бактериями в гниющих кишках, что в буквальном смысле слова взрывались. Это объясняло развороченные животы и окровавленные стены и потолок в Гишубском пристанище смертников.

– Или некая субстанция, содержащаяся в пуидресере, или реакция тела на заражение… – задумчиво проговорил Уортроп.

– Я думал, вам понравится. Помните, я рассказывал про русского с пунктиком насчет начищенных ботинок? С ним так и случилось. Промочил собой как из шланга двоих, пока Сидоров его осматривал.

Доктор с отсутствующим видом кивнул.

– Не вижу вашего Минотавра.

– Нет, – вздохнул Кернс. – Снова он ускользнул из моих когтей. Но я с ним еще не закончил. Прежде, чем мы уедем, я еще украшу его головой мою стену с экспонатами, можете мне поверить!

Затем последовал долгий спор между монстрологом и Кернсом насчет того, что же нам теперь делать. Мы все вымотались и отчаянно нуждались во сне, но Кернс настаивал, что следует немедленно покинуть это место. Он знал, что сравнительно близко бродит еще одна стая «гнилушек», и опасался, что наше везение – или запас патронов – подойдет к концу. Уортроп напомнил Кернсу, что тот сам назвал расселину «идеальной позицией», и сказал, что лучше расставить силки, чем нарываться на засаду.

– Выше есть пещера, где-то в миле отсюда, – допустил Кернс. – Наверное, можно двинуться и туда. Но лучше всего держаться их распорядка – спать днем и охотиться ночью.

– Понимаю, – сказал Уортроп. – Но пользы от второго будет немного, если на нашу долю совсем не выпадет первого! Давай-ка, Уилл Генри, я понесу ребенка. Бери наш рюкзак и мой чемоданчик с инструментами. Мы с Кернсом впереди; Уилл Генри и Аваале замыкают. А теперь тихо и быстро.

Так мы и отправились вглубь, в сердце гор. Путь был нелегок, усыпан камнями – некоторые были размером с одноконный экипаж на двоих, – иссечен глубокими трещинами и временами столь узок, что мы вынуждены были поворачиваться боком и обтирать спинами отвесный утес, пока носки наших башмаков болтались в тысяче футов над иззубренной землей. Воздух стал разреженным и холодным. Ветер придавливал нас сверху и больно кусал за щеки. Я чувствовал, что мое лицо немеет.

– У меня на родине есть старинная поговорка, walaalo, – в какой-то момент сказал Аваале. – «Не ходи в змеиное гнездо с открытыми глазами». Я в свое время не понимал, что она значит. Теперь понимаю! – он тихо рассмеялся. – Как думаешь, может такое быть, что эту гадюку Кернса послал бог?

Мысль эта была столь абсурдной, что я против воли расхохотался.

– О чем ты говоришь? – спросил я.

– О ребенке! Кернс выслеживал его до места, где мы были, а теперь я должен доставить его невредимым к его народу.

– Только вот он сказал, что они его убьют.

Аваале тихо выругался, но улыбался.

– Я говорю только, что бог мог послать меня малышу, а не тебе.

– В этом больше смысла, – ответил я. – Я собирался ее убить, Аваале. Пистолет был в дюйме от ее головы, и я жал на курок…

– Но не нажал.

– Нет. Я увидел, что он кормится, и запаниковал.

– А. Ты имеешь в виду, ты предназначен был его спасти.

– Я никого спасать не предназначен! – огрызнулся я. Внезапно меня охватила злоба. – Я здесь, чтобы служить доктору, который здесь, чтобы служить… служить науке, и все. Все.