— Я рассказываю Анри про лучевую болезнь, — сказал Эйлиас. — Так что вы очень кстати.
— Он вас замучил? — еще раз спросил Серж и снова не получил ответа.
— Пусть останется? — тогда спросил он.
И я прикрыл и открыл глаза.
— Мне рассказать, как мы вас лечили?
Я снова закрыл глаза, открыл и вопросительно посмотрел на него.
— Месяц в медикаментозном сне, Анри, — начал он. — Потому и осень.
— Мы поставили сидр, — встрял Эли. — А О-Шенноны налили нам вот такую бутыль кальвадоса, — и он развел руки на полметра. — Но Серж говорит, что тебе нельзя.
— Ни в коем случае, — сказал Серж. — Дня через три попробуем воду. Ткани желудка постепенно восстанавливаются, надеемся, что вы сможете есть самостоятельно. Но пока рано. Пока только питательный раствор в вены через катетеры.
— Тебя практически вырастили заново, — сказал Эли. — Они как-то заставляют клетки в ускоренном темпе производить белки. Серж, я не очень перевираю?
— Не очень. Растили ткани прямо внутри организма. Хорошо, что начали лечение сразу, нам удалось значительно замедлить процесс. Но прежде всего надо было спасти мозг. Анри, ты все понимаешь, что мы с Эйлиасом говорим?
Я закрыл и открыл глаза.
— Ну! Супер!
Погода улучшилась, серые клочья облаков ветер унес вдаль, небо стало лазурным.
И в палате появилась Лиз. Положила ладошку мне на плечо, улыбнулась.
— Жаль, что тебе пока нельзя есть. Даже розы из нашего сада Серж, поросенок, запретил. Говорит, в них бактерии, а у тебя слабый иммунитет. А они еще цветут. У меня есть фотографии. Ты можешь пользоваться кольцом?
— Нет, — ответил за меня Серж. — Мозг недостаточно восстановился. Но вы ему принесите кольцо, пусть пытается.
Кольцо появилось у меня в этот же день, на закате, потому что пришла Марго и притащила кольцо. Мне надели его на палец, но оно оставалось совершенно мертвым. Я его не чувствовал, с ним не было связи.
— Моды мы сменили, — сказал Серж. — Старые погибли от радиации. Так что должно заработать. Это вопрос времени.
Через неделю я уже мог пить воду из стакана в руке Лиз и говорить. С огромным трудом, шепотом, очень тихо, путая звуки и перевирая слова, но меня уже понимали.
Марго с Эли загрузили меня политическими новостями.
Хазаровский отрекся от власти и передал императорский перстень Нагорному. Так что на референдум идет Нагорный, и он решил не тянуть: референдум через две недели.
Не то, чтобы я испытывал к Леониду Аркадьевичу какие-нибудь верноподданические чувства, но это было ужасно несправедливо. Он же дважды всех спас. Первый: когда отпустил Тессу. И второй: когда принял помощь РЦС, смог ею воспользоваться, и Кратос был разминирован.
Ги сбежал на Тессу, точнее его просто отпустили, и правил ею как диктатор, уничтожая одну свободу за другой. Так что теперь и Кратос по сравнению с Тессой что-то вроде РЦС.
Он по-прежнему держал в заложниках все население Тессы, угрожая активировать деглюон при любом неповиновении. Так что они жили, как на вулкане. А Ги не столь часто спускался на поверхность, управляя в основном с орбиты. Его заместителем и правой рукой был Эжен. Честно говоря, правил он не так плохо, если не считать приведенных выше нюансов, он же не дурак. Но не хотел бы я жить на его Тессе.
Планета почти закрылась. С РЦС не впускали вообще никого. С Кратоса — только родственников тессианцев после жесточайшего обыска в космопорте с просвечиванием всех частей тела и вскрытием багажа. Он слишком боялся детекторов деглюона. И, думаю, только их. Всякая ерунда, вроде наркотиков, ему, думаю, была глубоко пофиг, как истинному тессианцу. Но, может, еще оружие ловил, как всякий тиран, боящийся восстаний.
Планета закрылась не только на въезд, но и на выезд. Эмиграция была жестко ограничена. Кто не успел сбежать в первые дни его правления — тот опоздал. Да и информация с Тессы теперь просачивалась скупо и не было понятно, насколько она правдива.
По моим искам расплатился Центральный Бюджетный Фонд РЦС.
Эту новость я услышал от Марго и обалдел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но там же почти миллиард, — проговорил я.
— Гео? — предположила Марго. — Так это паршивый миллион арок. Даже меньше. Тысяч семьсот. Для ЦБФ все равно, что для тебя чашечка кофе.
Фонд Героев РЦС, который записал меня в свои почетные списки, пока я спал под наркозом, обиделся на ЦБФ за подобное самоуправство и перечислил мне миллион арок прямо на счет. Правда увидеть это я смог только спустя две недели после пробуждения, когда худо-бедно заново научился управляться с кольцом.
Тогда же стало известно, что Нагорного поддержало Народное Собрание Кратоса, и он стал императором. Первым указом он простил меня. Честно говоря, не ожидал я от него такой прыти. Я уже научился смотреть через кольцо новости, но письмо с благодарностью надиктовал Лиз.
Все то, к чему я столько стремился, о чем мечтал, вдруг упало ко мне в руки, когда я отказался от всего.
Когда я очнулся и впервые посмотрел на себя в зеркало, волос у меня не было совсем, да и выглядел я в общем и целом больше не для больницы, а для гроба: глубоко запавшие глаза с темными кругами вокруг них, сухая желтая кожа, бледные губы, впалые щеки.
Потом у меня на голове начал появляться белый пушок, который постепенно превращался в столь же белую волнистую шевелюру. К выписке это выглядело, как парик эпохи барокко. Да, ладно! В конце концов я не так уж радикально сменил окрас: был белобрысым, стал седым.
Выписка, впрочем, была условной. Я не мог есть и пить сам и научился только управлять через кольцо инвалидным креслом. И пока даже речи не было о том, чтобы ходить. Так что Серж предупредил, что мне придется иногда снова ложиться в больницу.
Надо было возвращаться домой. Вопрос: куда? Очень не хотелось обременять Эли и девчонок. Я уходил, чтобы не вернуться, и вернулся калекой. Что им теперь со мной делать? Кормить с ложечки и задницу мне вытирать?
Деньги у меня были, так что отселение не представляло проблемы. Сиделку я найму.
Я осторожно намекнул об этом Марго, чтобы прозондировать почву.
Она посмотрела на меня так, словно была готова залепить пощечину.
— Ты нас бросаешь, да? Мы тебя бросали?
— Зачем я вам?
— Не смей так говорить! Просто не смей!
И я понял, что вопрос закрыт. Закрыт и все тут.
Еще пару недель мы прожили в старом доме, но он был плохо приспособлен для инвалида. Даже, чтобы мое инвалидное кресло вынесли через порог на балкон, мне приходилось просить Эли, либо Марго и Лиз. Сад и вовсе был недоступен.
Сиделку я все-таки нанял им в помощь, но она не спасала ситуацию: кормила и одевала меня успешно, но проблема прогулок оставалась.
Так что я присмотрел большую виллу на самом берегу озера, которую за месяц переоборудовали для путешествий в инвалидном кресле. С моим миллионом арок это вообще не было проблемой.
Мы отмечали новоселье в самом начале зимы. Было холодно, но день стоял ясный. Озеро подернулось тонким ледком, отражавшим закатное солнце. Были мы вчетвером и Серж. Он даже разрешил мне выпить немного кальвадоса. У меня уже получалось держать бокал и пить без посторонней помощи. И даже немного есть.
Кальвадос от О-Шеннонов и впрямь был божественным.
Я попросил вывезти мое кресло на открытую веранду с видом на озеро. Меня одели в теплую куртку и еще зачем-то закутали в плед. Солнце садилось за горы и окрашивало багровым лед.
В последнюю неделю я даже вернулся к книге, только не мог сам собирать материал. Это делали за меня все остальные: тащили мне карты, схемы, фотографии, заваливали статистикой и описанием политической системы. Но увидеть все самому и потрогать руками все равно было бы лучше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты обязательно все обойдешь сам, когда сможешь ходить, — сказала Лиз.
Я воспринял это как успокоительные слова от дипломированного психолога, пожал плечами и отпил еще кальвадоса. Ноги не слушались совсем. Я их даже не чувствовал.