Больше всего в то время и в следующем году тревожило то, что многие наши представители и посредники были людьми, давно дискредитировавшими себя в рабочем движении за границей. Их выбрали потому, что у них не было ничего общего с рабочим движением, и поэтому они могли выполнять самые противоречивые и скандальные распоряжения абсолютно механически, не испытывая ответственности. Искатели приключений, соглашатели, даже бывшие гонители тех, кто был связан с коммунистическим движением, – все они были зерном на мельнице Зиновьева. Они уезжали на выполнение секретных заданий, снабженные огромными суммами денег, и как эмиссары Москвы, прибывшие к революционным рабочим за рубежом, они грелись в лучах славы Октябрьской революции. Если важность их миссии производила впечатление на тысячи верящих в коммунизм, то власть и деньги, исходившие от них, привлекали новых корыстолюбцев со всех сторон. Произвольное создание новых партий и новых рабочих движений на протяжении 1919—1920 годов (особенно после создания Красного профсоюзного интернационала) имело под собой такие средства и возможности, которые может предоставить лишь власть правительственного аппарата. Дорогостоящие организации с многочисленным персоналом возникали за одну ночь. Интернационал стал бюрократическим аппаратом еще до того, как родилось настоящее коммунистическое движение.
Я думаю, что Зиновьев решил избавиться от меня каким-либо образом вскоре после того, как я впервые высказала свое несогласие. Я узнала, что мое имя использовалось в документах и воззваниях, которые я никогда не видела. Эти документы исходили от Зиновьева и были, разумеется, одобрены Лениным. Когда я жаловалась на это, ответы Зиновьева были уклончивы. Исполком, дескать, принял это решение без соблюдения формальностей, они, разумеется, собирались посоветоваться со мной; как дисциплинированный член партии я должна принять эти решения и т. д. Это был тайный комитет партии, а не Исполком Коминтерна, который заседал без соблюдения формальностей и делал заявления от моего имени. Но я тогда все еще была далека от того, чтобы подозревать, что происходит: мое имя все еще было необходимо Коминтерну, но мое участие в обсуждениях его решений было помехой.
В середине лета на одном из заседаний Исполкома Зиновьев выступил с пылким докладом о развитии рабочего движения.
«Постольку поскольку наше движение развивается очень быстро, – докладывал он, – нам следует создать еще одно представительство интернационала на Украине. Возглавит его товарищ Балабанова, а Раковский и Садул могут ей помогать».
И хотя я еще не подозревала о мотивах такого предложения, я была удивлена и раздосадована.
– Зачем мне опять уезжать из Москвы? – спросила я. – Я секретарь интернационала, и здесь наша штаб-квартира.
Зиновьев продолжал настаивать, и другие члены поддержали его. Я решила обговорить этот вопрос с Лениным. Он тоже посоветовал мне ехать.
– Украина – самый важный пункт в нашей борьбе в настоящее время, – сказал он. – Почему мы должны держать всех наших лучших ораторов в Москве?
Когда я уезжала на Украину, я встретила Белу Куна, который возвращался из Венгрии, где недолговечная советская республика была разгромлена с помощью румынской армии. Я так много слышала о запутанном жизненном и политическом пути Куна, что была удивлена по возвращении в Москву, узнав о том, что его послали в Венгрию «делать революцию». Один тот факт, что этот человек, как говорили, был наркоманом, казался мне достаточной причиной, чтобы не доверять ему революционные полномочия. Эта моя первая встреча с ним подтвердила мои самые неприятные впечатления. Сама его внешность была отталкивающая. И тем не менее большевики, включая Сталина, использовали его до 1937 года.
Глава 18
В 1919 и 1920 годах Москва была тихой гаванью по сравнению с Украиной. Этот богатый, плодородный край стал вулканом, постоянно извергающим гражданские и межнациональные войны, сопровождавшиеся белым и красным террором, погромами, эпидемиями тифа и полной дезорганизацией промышленной и сельскохозяйственной жизни. В некоторых частях Украины власть на протяжении 1917 года менялась четырнадцать раз. По мере того как националисты, немцы, поляки, большевики, белые генералы, партизаны быстро сменяли друг друга и возвращались вновь, эта страна то подвергалась завоеванию, то радовалась освобождению. Украинские националисты боролись и против Керенского, и против большевиков. После Брест-Литовска немцы распустили украинскую Раду и поставили править страной гетмана Скоропадского. После поражения немцев победу одержал Петлюра, которого отбросили назад объединенные силы повстанцев, крестьян и Красной армии. Затем последовала борьба с Деникиным, и после его разгрома большевики вновь завоевали шаткую власть. Организация и дисциплина в рядах Красной армии на Украине была гораздо ниже, чем в Центральной России, но ей оказывали действенную помощь партизанские отряды украинских крестьян и солдат, неподконтрольные большевикам, и нечто вроде «интернациональной бригады», состоявшей частично из сочувствующих большевикам и частично из своекорыстных авантюристов из разных стран.
Такова была ситуация в этой стране, в которой Раковский был председателем Совета народных комиссаров с тех пор, как в начале года на этот пост он был назначен Лениным. На Украине эта должность требовала от человека даже больше личного мужества, сил и дипломатии, чем в России. Раковский не был русским, он мало знал о традициях и условиях жизни русского населения, а перед войной он даже не был большевиком. И все же тот факт, что Ленин на этот пост избрал именно Раковского, указывал на то, что Ленин умел выбирать нужного человека на нужное место.
Будучи родом из богатой румынской семьи, Раковский рано почувствовал тягу к западной культуре и уехал в Швейцарию, где изучал медицину и познакомился с Плехановым, Аксельродом и другими марксистами из России. Возвратившись в Румынию и Болгарию, где он работал среди крестьян, он вскоре бросил медицину и всецело посвятил себя революционному движению. Его исключительный ум и широкая культура сделали его одной из самых выдающихся фигур в Исполкоме Второго интернационала. Вероятно, именно тот факт, что он был гораздо более разносторонней и легко адаптирующейся личностью, чем обычный русский большевик, оказал влияние на то, что Ленин назначил Раковского на самый высокий пост на Украине. То, что Ленин выбрал таких бывших меньшевиков, как Троцкий и Раковский, себе в товарищи после своего прихода к власти, доказывает, что, когда дело касалось интересов революции, он не был фанатичным и несгибаемым фракционистом. Как только эти выдающиеся люди продемонстрировали свою преданность революции и партии большевиков, Ленин стал вести себя, как будто он забыл об их меньшевистском прошлом. Судьба этих двух человек, которые сослужили такую ни с чем не сравнимую службу Советской республике, символична для истории самого большевизма. Несколько лет спустя Раковского заставили написать или подписать позорное отречение от своего друга и товарища Троцкого, чтобы спасти свою собственную жизнь. Эта капитуляция, подобная поступкам других большевистских лидеров и из правой, и из левой оппозиции Сталину, просто отсрочила его гибель. Во время чисток в начале 1938 года он был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения – такой приговор означал смерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});