За последние несколько дней он не раз задавался вопросом, был ли он «хорошим» принцем? И запутался в этой проблеме, потому что не знал отчетливого определения того, что такое «хороший». Теперь ему пришло в голову рассмотреть ее в свете учения Хроно и вытекающих из него последствий.
Лежа на полу погреба, Габорн размышлял об этом учении, и оно наводило его на мысли, никогда прежде не приходившие в голову.
Вот вопрос: как можно защитить себя без насилия по отношению к той или иной сфере других людей? Все, что касалось внешнего кольца диаграммы, так называемой сферы невидимого, в особенности казалось неясным и расплывчатым. Где, к примеру, кончается телесное пространство одного человека и начинается другого?
Не исключено, думал Габорн, что существовал какой-то перечень проявлений вмешательств в эту сферу и реакций на такое вмешательство. Если кто-то насильственно вторгается в вашу сферу невидимого, следует указать ему на это. Просто поговорить с ним. Если же насилие касается сферы общения, если, скажем, кто-то стремится загубить вашу репутацию, приходится сделать такое поведение достоянием гласности, обратиться к помощи других, наконец, вступить в открытое противостояние с этим человеком.
Ну, а если насилие затрагивает сферу видимого, если под угрозой оказывается жизнь или имущество? Габорн не видел другого выхода, как только взять в руки оружие.
Возможно, именно здесь и кроется ответ. Если двигаться от внешнего круга к внутреннему, сферы неизбежно становятся все более жизненно важны для человека, затрагивают все более важные для него моменты, и, следовательно, ответная реакция на вмешательство становится все более сильной.
Но хорошо ли это? Где здесь место тому, что называет «добротой»? Реакции понятны и естественны, их оценка казалась правильной, но Габорну было ясно, что справедливость и добродетель отнюдь не всегда совпадают. Хороший человек будет не только защищать свои собственные сферы, но и способствовать расширению сфер других людей. Следовательно, стараясь действовать справедливо, человек оказывается перед выбором: что для меня выгоднее, быть просто человеком или быть хорошим человеком?
Как я должен поступить с тем, который грабит меня? Отдать ему все, чего он хочет? А с тем, кто унижает меня? Похвалить его?
Если хочешь быть хорошим, особого выбора, собственно говоря, и нет. Но если, рассуждал Габорн, я хочу защитить своих людей, разве это не добро? И если я хочу защитить своих людей, вряд ли можно позволить себе такую роскошь, как быть в полной мере добродетельным.
Учение Хроно… сбивало с толку, вносило путаницу в мысли. Может быть, Хроно старались сохранить его втайне от Властителей Рун из сострадания? По меркам Хроно, для человека трудно — или даже невозможно — быть добродетельным. Вот, к примеру, Радж Ахтен стремится захватить мое королевство. По этим самым меркам, я, чтобы остаться «хорошим», должен просто отдать его ему.
И все же такой вывод воспринимался как неправильный. Может быть, высшая добродетель для Властителя Рун как раз в том и состоит, чтобы быть справедливым и беспристрастным ?
Интересно, подумал Габорн, а сами-то Хроно понимают смысл своего собственного рисунка? Может быть, этих кругов не три, а больше. Может быть, внутри каждой сферы нужно ввести подразделение на человеческие типы, так, чтобы получилось не три, а, скажем, девять кругов. И тогда рисунок будет точнее отражать реакцию человека на попытку отчуждения того, что неотъемлемо принадлежит ему.
Он снова вернулся к Радж Ахтену. Лорд Волк покушался на все сферы и все уровни. Он отбирал у людей богатство и дома, разрушал семьи, убивал, насиловал и порабощал.
Габорн должен защитить и себя, и своих людей от этого зверя, который иначе опустошит мир. Но Радж Ахтен не уйдет подобру-поздорову, не отступится от своих притязаний, если просто разоблачить его сущность перед людьми.
Единственной способ для Габорна спасти своих людей состоял в том, чтобы убить Радж Ахтена.
Габорн прижал ухо к полу, прося Землю подать ему знак, такова ли на самом деле ее воля, но никакого ответа не ощутил — ни хотя бы легкого подрагивания земли, ни вспышки прозрения в своем сердце.
Пока что у Габорна не было никакой возможности добраться до Лорда Волка. Радж Ахтен был слишком могущественен. Однако можно было проникнуть в стан врага, попытаться нащупать его слабые места. Может быть, для Раджа Ахтен большую ценность имеют Посвященные, которых он возил с собой. Или, может быть, у Лорда Волка был советник, который подталкивал его к безжалостным завоеваниям. Если бы удалось придержать такого советника, это могло бы многое изменить.
Габорн мог бы выведать такие моменты, но для этого нужно было подобраться к Радж Ахтену поближе, найти способ проникнуть во внутренние помещения замка.
Хотелось бы знать принцу, одобряет ли эти его замыслы Земля. Должен ли я сражаться с Радж Ахтеном, думал он? Поступая таким образом, не нарушу ли я свою клятву?
Это казалось неплохим замыслом, требующим немалой отваги — разведать слабые места Радж Ахтена. Тем более, что кое-что для этого уже было сделано — принца знали в Башне Посвященных как Алесона Верного.
Если Габорн вместе с Рован сразу же после рассвета, когда стража Радж Ахтена сменится, подойдут к воротам Башни Посвященных, прихватив с собой кое-что из погреба с пряностями, может быть, им и удастся проникнуть внутрь.
Так и прошла ночь — он лежал без сна, прикидывал, строил планы…
Солнце окрасило в розовый цвет восточную часть неба, когда Габорн и Рован, вздрагивая от утреннего холода, покинули склад с приправами, прихватив с собой связки петрушки и перечной мяты. Густой туман наползал с реки, стлался над городскими стенами, укрывал поля.
Выйдя за дверь, Габорн остановился. Этот туман показался ему не совсем обычным; он имел странный запах и привкус морской соли, чего никак быть не могло. Впечатление было настолько сильным, что Габорн без труда мог вообразить себе крики чаек и корабли, отплывающие из гавани. Он с болью вспомнил о доме, но тут же выбросил эти мысли из головы, решив, что запах ему просто почудился.
Утренние звуки казались самыми обычными. Коровы и овцы все еще бродили по городу, со всех сторон раздавалось их мычание и блеяние. Галки шумно бранились в своих гнездах посреди печных труб. Звенел молот кузнеца, в Солдатской Башне уже вовсю работала кухня, и в воздухе плыл запах свежеиспеченного хлеба. Но все эти запахи — и готовящейся пищи, и тумана с привкусом моря — перекрывал едкий смрад гари.
Габорн не боялся, что на него обратят внимание. Они с Рован были одеты, как простые люди, как множество других, никому не известных обитателей замка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});