Читать интересную книгу Валютчики - Юрий Иванов-Милюхин

— В первый раз узрел, — приподнял я плечи. — Вернее, он подошел только сегодня.

— Раньше среди барыг не встречал?

— Не припомню.

Начальник обвел лупастыми глазами находившихся в комнате. Те повернули ко мне повеселевшие лица. Хорошо, мужчина не стал утверждать, что икону я собирался купить. Теперь можно допустить, что конфликт закончится миром. Как бы заручившись поддержкой коллег, начальник небрежно махнул рукой:

— Иди. Работы нету. У всех есть, а у него, видите ли, нет.

— Писатель, — когда я взялся за ручку, остановил один из оперативников. — Если ничего не соображаешь, что тогда здесь делать? На рынке банкуют ребята, знающие цену ржавому гвоздю.

— Вот именно. Не ведает… не понимает…, - поддержал второй сотрудник. — Пиши книги, а тут пусть зарабатывают те, кому Бог способностей не отмерил.

— Ненадежный народ, — включился третий опер. — Читали, как обрисовал работу базара один из ихних грамотеев? Особенно эпизод, когда ночью на прилавках мясного павильона танцевали голые бабы?

— Бывшего директора рынка представил отмороженным монстром — заволновались все. — Страна в говне кувыркалась, а центральный рынок Ростова оказался самым криминальным.

— Он же из ваших мен… работников, — опешил я. — Полковничьи погоны на плечах, профессор, преподаватель в школе милиции.

— Ну и что, что полковник, из наших! Обсирать всех подряд? В семье не без урода. И ты затесался не по делу. Кто его по валюте запустил?

— Не трогаю я рынок, — начал оправдываться я. — Имею дело только с менялами. Стучать не бегаю. Если укажу, то террорист точно.

— Надо бегать, — прервали меня. — Жить надо со всеми, не с одними менялами.

Я смекал, решили повязать, чтобы ходу не было ни туда, ни сюда. Хотелось сказать, дайте возможность заработать на кусок хлеба, на выпуск второй книги, и кувыркайтесь в свое удовольствие в любых позах. Если Господь подвигнет еще на рукопись, то писать буду по калмыцки — что вижу, о том пою, не копаясь в дерьме.

— В жизнь рынка не влезаю, — заговорил я. — Специальность, по которой промышляю, любопытна. Никто не запретит воспевать ее в героических гимнах, государством она не запрещена. Но опасностей предостаточно. Тем и привлекательна.

— Слышали? — всплеснул руками один из сотрудников.

— Иди крутить гайки, — махнул рукой начальник. — Дискуссионный клуб тут открывать. Других забот полно…

Не успел застолбить место, как поднесли перстень с необычным камнем. Уводить клиентку за бочку я не стал. Пока менты разберутся с барыгой, продефилируют по центральному проходу, времени накапает немало. Вытащив лупу, рассмотрел пробу, именник фабрики. Обозначения говорили, что изделие принадлежало к сталинской эпохе. Чувствовалось, если бы что, лагеря ювелиру были бы обеспечены. Как — то по телевизору показали, солдаты освободили из чеченского плена мужика. По прошествии года высветили снова. Пахал скотником в колхозе. Вроде добросовестный, и все такое, а нету ни души, ни желания что либо делать что на работе, что в крохотной комнатенке. Соседка учительницей оказалась:

— Не способен без палки. Ждет, когда огреют. Втянулся…

Я всмотрелся в корунд нежно-зеленого цвета. Если прикрыть от солнца ладонью, он начинал переливаться сиреневым отливом. Нет сомнений, что александрит, но такой встречал один раз, у любовницы Людмилы. Пару лет назад она решила сдать в ломбард подаренные отцом несколько изделий. В конторе вычли массу камня, надули на весе, цену занизили до уровня обычного лома. Я пристроил нерядовую вещицу солидному клиенту. Сейчас повторялся прошлый случай. Камни показались одинаковыми. Напряг память.

— Мода на такие побрякушки прошла, — обернулся к женщине солидного телосложения. — Предлагаю сдать перстень как лом, за вычетом массы камня.

— На сколько он может потянуть? — спросила клиентка.

— Мы сталкиваемся с подобными изделиями, поэтому могу назвать вес, — посмотрел я в рыхлое лицо. — Камень два и три десятых, весь перстень восемь и три — восемь с половиной граммов. Ошибка разве в две десятых. Чистого веса шесть граммов. По сто восемьдесят рублей.

— Давайте тысячу, и расходимся, — опередила с подсчетами женщина.

Я протянул купюры клиентке. Та достала объемный кошель, вложила деньги. Перед тем, как уйти, усмехнулась:

— В ломбарде давали семьсот пятьдесят рублей. Сказали, камень тянет на три и три десятых грамма. Весы сверкают, как в космической лаборатории, а вы на руках определили точнее.

Женщина направилась ко входу в рынок. Постояв, я рванул к товарищу Красномырдину с электронными мигалками в кармане помятого пиджака. Оказалось, на корунде женщину не обманули — три и три десятых грамма. Немного повезло на общей массе. Как предполагал, она потянула на восемь с половиной граммов. Александрит — камень измены. Сейчас такой цвет, через минуту другой. Наверное, обладал возможностью менять и вес.

— Пятерки за взваживание брать не буду, — окутанный парами перегара, издевался Красномырдин. — Почаще прибегай и повышай настроение влетами. Повеселиться не с кого, одна сука наворотила под ларьком щенят кодлу, с них и уматываешься. То ушастые морды покажут, то хвостиками помашут. Похвались, по сколько, взял?

— По двести. Как изделие.

Обман есть обман. Трудно удержаться от передачи. Красномырдин задумался. Старому пройдохе не заметить, что камень не выращенный в искусственных условиях корунд, а натуральный.

— По двести десять за грамм. Клиент оставлял заказ.

— Надо брать вкруговую. Настоящий камень ценится как золото. Если согласен — иду навстречу.

Сошлись на двухстах рублях, с весом камня. День прошел удачно. До конца не меньше часа, да пора закругляться. Неприятных ощущений от привода в ментовку как не бывало. Когда продирался к выходу, подцепил белокурую смуглянку из Новошахтинска, реализатора чужого товара. Лариса часто мельтешила мимо. Сверкая сахарными зубками, поддразнивала:

— Валютчик… Меняла… Доллары, марки…

Вернулась в родные края из Москвы. Не получилось достичь того, на что рассчитывала. В Новошахтинске обил пороги дома матери муж, средней руки коммерсант, от которого слиняла пару лет назад. Как — то по телевизору показали, солдаты освободили из чеченского плена мужика. По прошествии года высветили снова. Пахал скотником в колхозе. Вроде добросовестный, и все такое, а нету ни души, ни желания что либо делать что на работе, что в крохотной комнатенке. Соседка учительницей оказалась:

— Не способен без палки. Ждет, когда огреют. Втянулся…

Когда продирался к выходу, подцепил белокурую смуглянку из Новошахтинска, реализатора чужого товара. Лариса часто мельтешила мимо. Сверкая сахарными зубками, поддразнивала:

— Валютчик… Меняла… Доллары, марки…

Вернулась в родные края из Москвы. Не получилось достичь того, на что рассчитывала. В Новошахтинске обил пороги дома матери муж, средней руки коммерсант, от которого слиняла пару лет назад. На Дону бабы не рассуждают. Не притерлись — узелок с бельем в руки и на вокзал. Кровь горячая, неукатанная цивилизованными законами, да рамками устоявшегося общежития.

— Куда торопимся?

— О, валютчик. Меняла… А ты?

— На место. Свернусь и на хату.

— Пригласи в гости.

— С хозяйкой квартиры поругалась?

— Каждый вечер одно и то же. Работы нет, задолжала. Отойти бы где от заразы.

— Один день проблему не решит.

— Завтра пятница. Отпашу и домой съезжу. Посмотрю на сына с бывшим разлюбезным.

— Сына с кем оставила?

— С ним. На «джипе» учит кататься. К бабке дорогу забыл. Что скажешь, бумажная душа?

— В мыслях не возникало отказывать, сама постоянно пролетала мимо. А ты серьезно?

— Только я товар сдам. Подождешь?

— С нетерпением.

Лариска перелезла через стойку вокруг торгового места. Джинсовая юбка с разрезом до оголенного пупка. На одной пуговице. Роста мы едва не одинакового. Девочка лет под тридцать. Ноги — мечта устроителя модельных променадов. Раскорячится, и шмыгай туда — обратно. Столица навела лоск на поведение, косметику, говор. Никакого хохляцко-казацкого «гэканья», звонкое едва не «к».

— На автобусе, жмотина? Марки… доллары…

Лариска притирается, а тела не ощущается. Пух с тополей, в женщину воплотившийся. Что за духи! Голова кругом. Потому долги хозяйке, напарницам по работе. Но… за такую не жалко заплатить. Не долги — с ними пусть сама распутывается, а за редкое для себя лично такси.

— Лови, милая. Учти, я против чаевых.

— Кто бы сомневался.

В супермаркете раскошелился на продукты, бутылку пива, сигареты, жвачку. Посидели на кухне, покушали, посмотрели телевизор, подождали, пока уляжется. Потом привычное:

— Так. Пора работать.

— Уймись, маньяк.