Читать интересную книгу Мальтийский крест - Василий Звягинцев

— Твоя воля. И знаешь, что я тебе напоследок скажу…

— Почему — напоследок? — удивился Олег.

— Да не хочу я больше этой разведкой-контрразведкой командовать. Отправь меня послом в Лондон, в самое ихнее гнездо. И отдохну, и развлекусь, и поработаю.

— Это — можно. А совет какой?

— Будешь кресты вешать, посмотри на ту, которую Уваров первой в наградной лист впишет…

— Что-то особенное? — В глазах Императора, любителя и ценителя женской красоты, просверкнул интерес.

— Не ручаюсь. Просто, как в штоссе, предполагаю, что дама выпадет. Пиковая, червовая — без понятия. Так это ведь интереснее…

— Ладно, посмотрю. На всех посмотрю. Очень меня эти кавалерист-девицы заинтересовали. Или в отряд к ним съезжу, или к себе на чашку чая приглашу, там и награды вручу. Но ты тоже смотри, сам себя не перехитри. И оставим на этом. Зови нашего Ибрагима.

Катранджи вошёл, оставив в приёмной тщательно сработанную личину слегка придавленного счастьем купца, удостоенного высочайшей аудиенции. По эту сторону дверей появился уверенный в себе собрат хозяина кабинета, не менее могущественный правитель, не позволяющий себе держаться на равных только в силу хорошего воспитания. Ну и обстоятельств, конечно.

Император это понимал, а также и чувствовал. Вышел из-за стола, сделал два шага навстречу. Обменялись рукопожатием. Олег Константинович указал на полукруглый диван у окна. Чекменёв устроился в дальнем углу и стал почти незаметен.

— Прежде всего, Ваше Величество, я хотел бы поблагодарить за предоставленную возможность личной встречи. Уверен — этим мы можем открыть новую страницу в наших отношениях.

— Хотелось бы надеяться, — кивнул Олег. — Разумеется, мы не собираемся принимать каких-либо соглашений де-юре. Ввиду присутствия некоторого… диспаритета в наших официальных статусах. Что, конечно, не помешает согласовать позиции де-факто. Но для этого мне требуются личные пояснения из ваших уст. Всякого рода документов я достаточно начитался и слухами пресыщен. Итак, моя должность и степень моей легитимности вам известны и понятны. Мне ваша — отнюдь. Вот с этого давайте и начнём.

— Должность мою назвать затрудняюсь, за неимением таковой, в административном смысле. Даже председателем так называемого «Чёрного интернационала» не числюсь, ибо его как учреждения просто не существует, в отличие от предыдущих «интернационалов», вполне процедурно оформленных. Религиозным авторитетом также меня назвать нельзя, ибо в противостоянии вашему «цивилизованному миру» участвуют люди весьма разных конфессий. То есть единственное, что объединяет людей, так или иначе участвующих в нашем «движении» — неприятие всей так называемой евро-атлантической цивилизации. А ваш покорный слуга, волею судьбы, не более чем координатор, имеющий влияние и средства для того, чтобы руководить процессом, придавая ему по возможности «цивилизованные» рамки.

Олег Константинович суховато и коротко рассмеялся.

— Не парадокс ли — бороться с цивилизацией в цивилизованных рамках.

— Вся наша жизнь состоит из парадоксов, больших и маленьких, — с долей смирения ответил Катранджи.

— Следующий вопрос. Повторяю, я читал много документов, и написанных о вашем движении с точки зрения «Севера», и, так сказать, продукты саморефлексии ваших сторонников. Бессвязно, противоречиво, часто бездоказательно. Не серьёзные труды, а пропагандистские материалы. Есть у меня и сводки наших разведслужб, аналитические записки. Но там в основном конкретика. Попробуйте в кратких словах изложить ваше кредо, вашу личную философию. Что заставляет именно вас, человека европейски образованного, я бы даже сказал — достаточно русифицированного, заниматься этим делом? Впечатления маньяка или фанатика вы не производите, ваше финансовое положение, даже в случае реализации всех программных установок, существенно не изменится…

— Потому что просто некуда, — любезно согласился Ибрагим. — Любой нормальный человек понимает, что свыше определённой суммы деньги просто теряют свой общепринятый смысл.

— Следовательно, исключительно воля к неограниченной власти?

— Не совсем верно. Я же не могу предположить, что ваше решение принять на себя обязанности монарха вызвана этой же причиной.

— Да, пожалуй. Следовательно, вы осуществляете некую миссию. И в чём же она заключается в чистом, рафинированном виде? Пропагандистские штампы, предназначенные для масс, можете опустить.

— Вы, возможно, сейчас назовёте меня утопистом, но моя цель, достижима ли она при моей жизни или нет — другой вопрос — это установление на Земле единого коммунистического общества.

— Вот как? — ничем, кроме лёгко движения брови, Император не выдал своего отношения к услышанному. — Были уже такие идеалисты, пробовали. Слава богу, их последнюю вооружённую попытку нам, именно россиянам, удалось пресечь. С трудом, однако весьма радикально. Кое-какие локальные выступления после той Смуты — только рябь на воде. Теперь, значит, снова.

— Поймите, Олег Константинович, я имею в виду абсолютно другое. Маркс и Ленин тут совершенно ни при чём. Хотя в наше движение входит значительное количество группировок и партий ярко левых убеждений. И анархисты, и бакунинцы, наряду с ортодоксальными исламистами, и… — он махнул рукой, не желая перечислять. — Вы же не можете не согласиться, что мир устроен крайне несправедливо?

— Это — на чей взгляд. В России мы вот ухитряемся поддерживать классовую и сословную гармонию. Национальную и религиозную — тоже…

— Судя по последним событиям в Польше — не настолько успешно, как вам кажется, — осторожно съязвил Катранджи.

— А вот тут вы сказали глупость, уважаемый. — Олег слегка расправил плечи и поправил усы. — Очередной польский мятеж, кажется, шестой по счёту за последние двести лет и первый в этом веке — как раз яркий пример губительности внешнего вмешательства в налаженную жизнь государства, где равно уважаются права всех подданных. Ваша организация, кстати, приложила к этому наиболее значительные усилия. И что же? Горстку инсургентов фактически никто не поддержал, даже в Привислянском крае. Что такое несколько тысяч…

— Несколько десятков тысяч в составе только вооружённых формирований, — уточнил Катранджи.

— Не имеет значения. Несколько десятков тысяч тщательно распропагандированных и очень хорошо оплаченных сумасбродов, свихнувшихся на «национальной идее». А десять миллионов поляков предпочли продолжить жизнь в составе Империи. Пример независимой Малопольши их не слишком вдохновляет. Одно из беднейших государств Европы, которому нечем гордиться, кроме пресловутой «неподлеглости». Как будто у нас мы запрещаем полякам говорить на своём языке, исповедовать католичество, да и эмигрировать, хоть в Малопольшу, хоть на Мадагаскар. Однако эмиграция — фактически нулевая. Посмотрите справочники.

— Кроме нас, восстание…

— Мятеж, — жестко поправил Олег.

— Ну да. «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае он называется иначе», — продемонстрировал эрудицию Ибрагим. — Кроме нас, «выступление инсургентов» пусть неявно, но поддержали многие державы вашего ТАОС.

— Пхе! — презрительно сказал Император, закуривая папиросу и подвигая коробку к гостю. — Почитайте фундаментальный труд Данилевского «Россия и Европа». Эти самые державы и Турцию в 1853 и 1878 годах поддержали, что им впоследствии очень даже аукнулось. И бесконечной резнёй на Балканах и в Малой Азии, где турки уничтожали исключительно европейцев и христиан. За европейские деньги. И Мировой войной, где означенные турки англо-французов и греков били сотнями тысяч. Всё это делалось исключительно, чтобы насолить России. Теперь пришла пора пересдать карты, сыграть по новым правилам. Но мы отклонились. Итак — ваш вариант справедливого коммунизма?

— К чему ирония? Коммунизм, по замыслу, именно подразумевает всеобщую справедливость, которая во всех остальных случаях в большом дефиците. Только не нужно говорить мне про всяческие перегибы в реализации этой идеи.

— Да она вся построена на одном грандиозном перегибе. Идея всеобщего равенства абсолютно абсурдна, поскольку предполагает обязательное и непременное подавление всего, что хоть немного выше уровня нищего бездельника. Это же надо додуматься: «Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, приобретёт же он весь мир!» Пролетариат — это как раз и есть скопище нищих. Латынь не забыли? По-латыни «пролетарий» — имеющий только потомство. И ничего больше. Не путать с рабочими. Рабочий — уважаемый член общества и цеха.

Не зря вожди коммунистического переворота в России не меньше дворян ненавидели так называемую рабочую аристократию, то есть квалифицированных трудящихся, имеющих сравнимые с основной массой общества жизненные стандарты. И в нашу гражданскую войну большинство этих «рабочих аристократов» поддержало законную власть. Что скажете? Вы — один из самых богатых людей Земли. Разве несправедливо, что вы сумели этого достичь благодаря именно своим личным способностям и качествам? В детали вдаваться не будем. А в случае «справедливости» вам следовало бы довольствоваться тем, что сейчас имеет простой анатолийский крестьянин или мелкий чиновник, поскольку вы всё же выходец из господствующего сословия, которое непременно должно быть экспроприировано… Потрясения восемнадцатого — двадцать второго годов минувшего века задело вашу семью очень сильно. Я в курсе. И после этого…