мне видно только твои ноздри, – сказала Роузи.
Холли вытянула руку, и теперь мы обе могли видеть идеальную кожу и добрые глаза Роузи.
– Так-то лучше, – сказала она. – И не сходи с ума. Думаю, мне что-нибудь поставят для ускорения родов.
– Нет! Я хочу быть рядом с тобой. Я хочу держать тебя за руку.
– Так, наверное, будет безопаснее всего, – сказала я, касаясь ее запястья.
– Так, наверное, будет безопаснее всего, – тотчас повторила Холли.
На лице Роузи отразилось облегчение, а затем снова напряжение.
– Подожди. Похоже, схватка.
Роузи исчезла, и в объективе оказалась аккуратная больничная палата.
На любящем лице Холли сразу отразился испуг.
– Она под присмотром специалистов, – быстро проговорила я.
Саммер успокаивающе положила руку на плечо Холли, взгляд которой был прикован к телефону.
– Детка, сделай глубокий вдох. Теперь выдохни, – сказала Холли.
Кроме дыхания и тихого стона Роузи, никаких других звуков не было – мы затаили дыхание и ждали. Роузи снова взяла телефон.
– Очень тяжело было? – Холли морщила лоб, точно ей самой было больно. – Поделись со мной болью. Направь ее прямо в телефон.
– О боже! – воскликнула Роузи. Еще один стон, пауза, потом послышалось оханье. Схватка проходила. – Я не боюсь, Хол. Этому ребенку суждено быть.
– Нам суждено быть.
У Холли был такой вид, словно ей хотелось пройти сквозь экран телефона и оказаться рядом с Роузи.
– О, привет, – обратилась Роузи к кому-то за кадром. – Да, конечно. Мне хотят проверить раскрытие.
Это означало, что процесс идет полным ходом.
– Вы шутите. Боже, Холли. Ребенок.
– Что происходит?
И Саммер наиспокойнейшим голосом произнесла:
– Холли, сейчас родится ребенок. Поезжай, Сэм. Давай прямо туда, да, Холли? Мы скоро будем на месте, и ты сможешь взять на руки малышку.
Холли быстро кивнула, и я поняла, что у нее перехватило дыхание.
– Холли, ты дыши. И Роузи скажи о том же, – сказала Саммер.
– Верно. Роузи, не забывай. Дыши.
Арахис сидел весь во внимании. Лося я не видела, но предположила, что он имитирует позу лучшего друга. Арахис пыхтел, он чувствовал напряжение в воздухе. Ожидание новой жизни.
Из телефона послышался металлический лязг и шум голосов. Кто-то сказал:
– Я возьму телефон.
Изображение дернулось, качнулось – прежде пустая комната теперь наполнилась людьми. На экране появилось лицо незнакомой женщины, которая спросила:
– Вы – Холли?
– Да, – голос Холли звучал высоко и безумно.
– У нас в этом большой опыт. Мы специалисты.
Изображение перевернулось, и на экране возникло лицо Роузи. В динамике на полную мощность зазвучал женский голос:
– Все отлично. Идет. Приготовься.
Пальцы Саммер впились нам в плечи.
Холли потянулась к рычагу переключения передач, где лежала моя рука, и крепко сжала ее. Я пошевелила рукой, чтобы было удобнее.
– Мне тужиться? – крикнула Роузи.
Холли повернулась ко мне:
– Ей можно тужиться?
– Иногда все происходит быстро. Очень быстро. Но это неплохо, – сказала я.
Холли кивнула – доверчиво, по-детски.
Последовавший за этим гортанный вопль заставил меня похолодеть. Холли со всей силы сжала мою руку. Саммер положила свою, холодную, поверх наших. Я родила – вот что означал этот вопль. Не просто так женщины снова и снова рассказывали о том, как рожали. Это был опыт, как в Лас-Вегасе – запредельный и за гранью приличия. Роды – это оригинальный игровой автомат, где ставки выше, больше страхов и ожиданий, и в конце обещан грандиозный приз. Подарок, который подарит семью.
Саммер прошептала:
– Это чудесно.
Она наклонила телефон над плечом Холли и запечатлела весь процесс.
Безымянные голоса звучали ободряюще. Кто-то сказал:
– О’кей, теперь плечико.
Роузи втянула воздух и тужилась, испустив медленный стон, который, казалось, шел сам по себе.
Холли, Саммер и я замерли. В палате воцарилась тишина, словно весь мир подпрыгнул на батуте, и мы все зависли в воздухе, ожидая, когда снова коснемся земли.
А затем мы услышали, как ребенок издал звук, нечто среднее между хныканьем и плачем, и смех сквозь слезы Роузи:
– Вот она, Холли. Дорогая, наша девочка здесь.
С моей точки зрения как стороннего наблюдателя, это было откровением. В этот момент врачи и медсестры, присутствовавшие в палате, несмотря на всю их ученость и опытность, превратились всего лишь в привратников, билетных контролеров, зрителей. И уж если сравнивать, то организм Роузи был рок-звездой на сцене, кричащей: «Отойдите, умники, я здесь мать!»
В динамике послышались поздравления – дребезжащий, радостный шум. Особа, державшая телефон, повернулась, и в прямоугольнике айфона оказался черноволосый, абсолютно мокрый младенец.
– О Холли, – прошептала я.
Мне хотелось затормозить. Не смотреть поминутно то на шоссе, то на ребенка, но сейчас главным было думать о Холли, а не о том, как будет лучше Саманте.
– Привет, – сказала Холли, и младенец кашлянул и захныкал. Холли издала восторженный звук и вытерла с щеки большую-пребольшую слезу.
– Такая маленькая, – вздохнув, сказала Саммер.
Женщина в синем костюме подняла скользкого на вид младенца и положила его на грудь Роузи.
– Привет, моя дорогая девочка. – И она бросила быстрый взгляд на Холли.
Лицо Холли, освещенное экраном, излучало тепло. У Роузи лицо было иссушенным и сосредоточенным, но ласковым и тающим от любви. И я знала, что этот момент был подарком Вселенной. Что после всех этих лет я нахожусь рядом с Холли и присутствую при всем этом. Мне хотелось сказать всем в палате, с самым обыденным видом копошившимся вокруг Роузи: «Погодите, погодите. Притормозите! Посмотрите!»
Телефон вдруг упал – вероятно, державший его отвлекся, – и весь экран заполнила толстая бело-голубая блестящая веревка.
– Это что такое? – ахнула Холли. – Что за штука на ребенке?
Она поперхнулась и, закашлявшись, отвернулась.
– Это пуповина, – сказала я.
– Как? Такая огромная? – Она снова поперхнулась, и я не смогла удержаться от смеха.
– Нам ребенка не видно! – крикнула Саммер.
Телефон передвинули, и Роузи сказала:
– Не смотри, Хол. Сейчас будем перерезать пуповину.
Холли зажмурилась, потом передумала и снова открыла глаза:
– Нет, я смогу. Все в порядке.
Но, несмотря на это, она дважды поперхнулась, добавив:
– Они все правильно делают? Надеюсь, это старший ординатор, потому что я не хочу, чтобы из-за студента-медика у нашей малышки был некрасивый пупок.
И вот так Холли снова стала Холли.
Остаток пути Холли глаз не отрывала от Роузи и новорожденной, пытающейся приладиться к материнской груди. Холли сказала нам с Саммер:
– Как только мы узнали, что будет девочка, мы решили назвать ее Эленор.
Мне было трудно следить за дорогой, но я была полна решимости доставить подругу домой, к семье. Они