Таким образом, в Центральной Африке спекулируют на человеческой глупости. Живут трудом других и благоденствуют в ленивой и святой праздности…
В это время Кунье, Йомби и Буана заготовляли провизию и относили ее в пирогу, потому что еще пятьдесят миль предстояло проплыть по Банкоре, прежде чем отправиться сухим путем и бросить навсегда «Надежду», которая спасла им жизнь.
Трое белых, со своей стороны, чистили карабины, которые должны были доставлять им средства к жизни и защищать их от хищных зверей и людей среди громадных лугов, по которым они будут проходить. На другой день, после церемониального завтрака, на котором присутствовала вся деревня, под тенью гигантской смоковницы путешественники простились со своими хозяевами, чтобы предпринять последнее путешествие, которое, хотя менее продолжительное, чем первое, тем не менее представляло много опасностей.
Имбоко отправил шесть своих воинов проводить путешественников по лесу, наполненному разбойниками кумирами, с приказанием вернуться лишь тогда, когда белые им сами скажут, что они более не нужны. Лаеннек принял это подкрепление с большим удовольствием, потому что Йомби передал ему по секрету (он узнал это от жителей деревни), что в лесах, за пятьдесят миль от Эмбозы, видели негров странной наружности, в которых верный слуга, по описанию, узнал своих одноплеменников.
Лаеннек, задумавшись, спрашивал себя, не прислали ли и сюда лазутчиков фаны, которых они встретили на верхнем Конго, через два дня после своего отъезда из владений Гобби. Он решил, однако, ничего не говорить своим спутникам, чтобы не нарушить их спокойствия, намереваясь предупредить их только ввиду неизбежной опасности.
Когда все было готово, Лаеннек и его два спутника пожали руку старому королю с искренним чувством и заняли на «Надежде» свои обычные места. Шесть мозиконджских воинов, вооруженных с ног до головы, сели, в свою очередь, в лодку, и она отчалила.
— Прощай, Имбоко, — закричал ему в последний раз Лаеннек, — твои люди приведут тебе нашу пирогу; вот все, что мы можем предложить тебе на память; когда вернусь, я привезу тебе подарок более достойный тебя.
— Привези мне костюм белого короля, — сказал Имбоко, дрожа от радости при мысли, что может быть осуществит мечту всей своей жизни.
Все корольки Центральной Африки не имеют более горячего желания, как показаться своим изумленным подданным в костюме швейцара или английского адмирала.
Пирога быстро удалялась. Лаеннек поднес к губам обе руки и крикнул:
— Клянусь тебе головою твоих гангов, что у тебя будет самый красивый костюм во всем Конго!
Он сел, смеясь. Но он мог видеть издали, что его поняли, потому что старый король, несмотря на королевское величие, принялся плясать по берегу довольно живо для своих лет.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
РАЗБОЙНИКИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АФРИКИ
I. Путь к Мукангаме и экватору. — Исчезновение Буаны
На другой день наши путешественники прибыли благополучно в Гамбу в Мукангаме; перед ними необозримо расстилался лес, и путешественники должны были приготовиться покинуть «Надежду». Они снова должны были проходить по неизведанным, обширным областям, руководясь только довольно смутными воспоминаниями Кунье, который в детстве бывал в этих местах со своим отцом, вожаком невольников, и инстинктом Йомби, который оказался вообще драгоценной находкой.
Шесть воинов Имбоко знали эти таинственные пустыни только по рассказам, которые слышали в своем племени, потому что оставленные со своими товарищами охранять деревню во время периода собирания масла, они никогда не ходили в лес. Сказки, которыми им набили головы во время вечеров дождевой поры, принуждавшей всех к бездействию, изображали леса, наполненные лютыми зверями, гориллами, слонами, пантерами, леопардами, боа и, что было может быть еще опаснее, кумирскими разбойниками. Рассказам эмбозских жителей придавало важность то, что каждый год, по возвращении из леса, Имбоко замечал исчезновение одного или двух своих подданных.
Прежде чем идти дальше, Лаеннек, желавший знать, может ли он положиться на преданность людей, которым старый банкорский король поручил защищать его, предложил им вернуться.
— Вы теперь находитесь в двух днях пути от Эмбозы, — сказал он им, — советую вам не идти дальше. Передайте мою признательность вашему королю и отвезите ему лодку, которую мы обещали оставить ему на память.
— Мы останемся с тобой, — ответил Нияди, начальник банкорских воинов, — Имбоко велел нам проводить вас до большой реки озер (так они называли Огоуе), и мы исполним приказание Имбоко.
— Вы не боитесь кумиров?
— Эмбозские жители храбры; они убьют кумиров.
— А горилл? — прибавил Лаеннек, который не мог удержаться от улыбки при воспоминании о приключении у озера Уффа.
Услышав имя страшного животного, Нияди немножко смутился, но ответил довольно самоуверенно:
— Мы не можем бороться со злыми духами, но ганги дали нам этот мокиссо, и нам нечего их бояться.
Произнеся эти слова, мафук — военный начальник — показал Лаеннеку ожерелье из старых зубов каймана и две куклы из перьев, которые, по его словам, имели силу обращать в бегство страшного понго.
Каждый из воинов был также снабжен большим количеством амулетов, имевших свое особое предназначение: один предохранял от укуса змей, другой — от лихорадки и так далее.
Лаеннек не настаивал; его единственной целью было узнать, как будут держать себя банкорцы с разбойниками, и теперь он был убежден, что может положиться на них.
Итак, маленький караван состоял из трех европейцев, их двух слуг и воинов Имбоко, — всего из одиннадцати человек; и с таким союзником как Уале они могли надеяться благополучно кончить свое опасное путешествие.
Спрятав лодку под тростником, чтобы по возвращении Нияди и его воины могли легко ее отыскать, решили переночевать на берегу Банкоры, чтобы войти в лес на восходе солнца.
По обыкновению был разведен большой костер.
Вечер был исполнен поэзии. Малейший шум повторялся могучим эхо на высоких берегах реки, со всех сторон раздавались странные звуки: крики попугаев и хищных птиц, которые проносились над головами путешественников бесчисленными стаями, и любопытство которых подстрекал свет, бросаемый костром в темноте; крики обезьян, перепрыгивающих на густых вершинах и иногда осыпавших дождем листьев и плодов путешественников, нарушавших тишину и жилища; неясное журчание Банкоры, плеск рыбы, выплывавшей на поверхность подышать воздухом, жужжание тысяч насекомых в траве и под листьями… К этим пронзительным крикам, ко всему этому шуму присоединялся рев зверей, шум, производимый тяжелыми бегемотами при погружении в воду, и стоны кайманов, прятавшихся в высокой траве на берегу. Ночные птицы прилетали к огню, потом быстро улетали со зловещим криком.