Самолет сделал неторопливый вираж, накренившись на одно крыло, сверкнув зеленью перкалевого оперенья, потом выровнялся, и из прикрепленных под нижней плоскостью с обеих сторон серебристых сигар потянулись коричневые струи, расширяющиеся в туманное, медленно оседающее облако…
— Ложитесь! На дно! — отчаянно закричал Бекренев. — На живот! Не дышите, закройте лицо и руки одеждой…
Но было уже поздно. Коричневые, пахнущие свежим сеном капли медленно оросили сидящих в лодке людей. И…
И ничего не произошло. Абсолютно ничего.
Только отец Савва, и не подумавший прятаться, потер в пальцах маслянистые капли и задумчиво произнес:
— Забавно, геранью пахнет… Валерий Иванович, это что такое?
Бекренев протер свое треснутое пенснэ вынутым из кармана национального мордовского пиджака московским еще носовым платком и высказал предположение:
— Думаю, через три-пять минут достоверно выяснится, что мы покойники…
— Это для меня совершенно не новость! — махнул рукой отец Савва.
— Да вы что, ребята? Совсем уже ку-ку? — взорвалась Наташа. — Вы что же, всерьез думаете, что нас какой-нибудь гадостью полили? Да кто же на живых людей будет что-то опасное выливать? Учения это! Вот увидите! Это же просто безобидный имитатор! Мы на полигоне в Кунцево так тоже тренировались…
И действительно, ни через пять, ни через десять, ни через пятнадцать минут никто из путников даже не чихнул. Не было ни рези в глазах, ни тошноты, ни головных болей… И даже через четыре часа, когда, по самому крайнему прогнозу Валерия Ивановича, на коже должны же были появиться если не эритемы, то хоть какие-то покраснения? — проявилась только часотка у дефективного подростка, которую он подцепил, напрасно роясь в поисках сокровищ в запущенном донельзя людоедском логове.
Это чекист Мусягин был виноват: поведал ему местную легенду о краденном церковном колоколе, набитом доверху золотыми червонцами и закопанном где-то в бандитском стане! (Да! Есть и такая легенда!) Ничего Маслаченко во вросшей в землю зловещей избушке не нашел, кроме золотого зуба, тщательно приныканного в притолоке, на приман бандитского счастья! Ну и часоточного зудня себе, заодно.
Вадские Селищи открылись слева разоренной краснокирпичной церковью без крестов, на верхнем пролете колокольни которой свисал на неструганной палке унылый полинялый флаг уже не красного, а какого-то морковного цвета.
Впереди был виден мост, на котором путники с удивлением увидали парня в галифе и гимнастерке, в обмотках и летней буденновке. В руках у парня была потертая винтовка, а на боку зеленела новенькая брезентовая противогазная сумка. Увидев лодку, до этого стоявший, прислонившись спиной к перилам и лузгающий семечки, сплевывая их с философским вниманием в текущую под мостом воду, боец неторопливо снял с плеча винтовочный ремень, задумчиво подергал было затвор, потом, видно, решив, что и так сойдет, вежливо сказал:
— Шумбратада! Мезьса теентъ лесдомс?
— Слышь, боец! Винтовочку-то убери! — несколько нервно ответил Бекренев. — Мы к вам из самого райёну приехали…
Произнести слово «Москва», как видно, он не решился. С тем же успехом он мог бы сказать, что они прилетели с планеты Марс: всё равно бы никто здесь этому не поверил!
Красноармеец (а скорее всего, это был именно боец непобедимой и легендарной Красной Армии — откуда бы здесь другой взяться?) послушно закинул винтовку на плечо и гостеприимно показал рукой на мостки: причаливайте, гости дорогие! Пришлось причаливать… не стрелять же в этого мордовского тютю? (Тютя по эрьзянски — неудачник.)
Поднимаясь по желтеющей суглинком тропинке на взгорок, отец Савва обратил внимание, что все встречные, включая босоногих ребятишек, носили на боку противогазные сумки. Удивительно! Увидеть такое в глухой лесной деревушке? Но еще большее удивление путники испытали на крохотной площади перед сельсоветом: там был большой щит, добротно прикрепленный к двум столбам, под навесом.
Обычно на таких щитах вывешивается наглядная агитация: портреты Вождей, текст Гимна, социалистические обязательства колхоза «Десять лет без урожая»…
Но нет! На щите была изображена карта Европейской части СССР с рассекавшей её красно — синей полосой фронта! Судя по всему, коварный враг стоял у стен Москвы.
Глава восемнадцатая
«Как родная меня мать провожала…»
0.
Под овальным в оконечности, стреловидным, оклеенным серебристым перкалем деревянным крылом ХАИ-1 с бортовым номером «СССР Н-238» неторопливо проплывало зеленое море мордовских лесов. И ведь действительно, море! Николай Иванович Сванидзе, сколько ни вглядывался в прямоугольное окошко левого борта, так и не мог заметить с высоты полутора тысяч метров ни утонувших в этом море деревень, ни единого признака каких-либо дорог… Только мелькали мгновенным солнечным бликом многочисленные озера и старицы Парцы.
Вот снизу появилась вдруг прямая, как стрела, уходящая строго на север, линия железной дороги Потьма — Барашево. Оставляя за собой тонкую нитку черного дыма, по ней навстречу самолету полз игрушечный поезд: черный крохотный паровоз тащил за собой к цивилизации два десятка платформ с лесом-кругляком.
Николай Иванович откинулся спиной на округлую спинку невысокого кресла, обтянутую белоснежным накрахмаленным чехлом. Удобно, черт побери! Это тебе не открытая всем ветрам кабина ПР-5, где пассажира продувает насквозь, обдает не только дождем небесным, но и маслом, летящим от двигателя.
А здесь, извольте: мягкая фетровая обшивка салона, заглушающая рокот двигателя, изящные, как в международном вагоне осветительные плафоны над головой, вентиляция и отопление… Комфорт, одним словом.
Недаром лучший самолет «Аэрофлота» используется на курьерских почтовых линиях Москва — Харьков, Москва — Минводы, Москва-Ташкент. Как писала газета «Правда», а она врать не может по определению, теперь советская пассажирская авиация уверенно заняла первое место в Европе и второе в мире! Потому что убирающиеся шасси и великолепная аэродинамика позволили развить деревянному советскому самолёту рекордную коммерческую скорость в 290 километров в час. Действительно, красные самолеты летали быстрее всех! (Это если не учитывать цельнометаллический Хейнкель «Блитц». Впрочем, спорткомиссары ФАИ в регистрации полета фашистской крылатой машины не участвовали, и мировой рекорд коммерческой скорости 319 километров в час для одномоторного пассажирского самолета на трассе Мюнхен-Цюрих засчитан не был. А так-то, на испытаниях, «фашист» и 377 километров в час выдавал! Без груза и с минимальным запасом топлива. Благо, что изначально проектировался как разведчик и скоростной блиц-бомбер.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});