«Задали вы, друзья, задачку вашему принцу… — и довольно резко обратился к Бродри: — Ну так что — выбрала наконец? Должно быть, ты полагаешь, что одержала победу, рассорив друзей?»
Она покачала головой:
«Разве это победа!..»
«Что ж, даже и в это я… почти верю, — сказал тогда братик. — И уж поверьте и вы мне, что я тоже не ищу никаких побед, а хочу, если возможно, сберечь нашу давнюю дружбу: это ведь самое большое наше богатство. И я вижу только один способ — всем вместе отправиться к Колодцу Единорога и испить из него вчетвером. Ты, Бардис, я знаю, жаждешь воинской славы. Ты хочешь, подобно древним героям, с мечом в руке обойти пределы Вселенной. Помнишь, как мы вместе мечтали?.. Теперь выбирай. Ибо я не вижу, каким образом Бродри может достаться одному из нас, не разрушив нашего союза, — разве только у кромки Колодца, куда единорог обмакнет свой завитой рог… Если вам ведом иной путь — научите меня!»
«Это верно, — откликнулась Бродри. — Я во всем виновата: я согласна пойти к Колодцу.»
«А ты, кисонька?» — обратился ко мне братик.
«Ну, если тебе того хочется, — ответила я. — Я же не участвовала в вашей ссоре…»
«Значит, примешь участие в примирении», — сказал он, и я видела, как он надеялся, что Мир Колодца отвлечет Бардиса от Бродри и, может, заставит его обратить внимание на меня. Я-то знала, что на это надежды немного, но кивнула:
«Да, я поеду».
Бардис тем временем поднялся с колен и нахмурился:
«Сдается мне, все без толку. Любовь, я слыхал, такая штука, что даже Единорогов Колодец не может ни изменить ее, ни направить. Но коли вы трое собрались идти — за мной дело не станет».
И вот в разгар весны мы совершили паломничество. Под мраморной аркой Колодца мы все взялись за руки и испили, как велит обычай, пригубив из чаш друг у друга, а потом долго сидели возле врат, советуясь, как же быть дальше. И наконец порешили оставить все как оно есть, пока братик не вернется из своего посольства: пусть, значит, чудесная вода успеет толком подействовать. Помнится, мы были счастливы и спокойны… и ссора как бы уже позабылась, ни один из нас не сомневался — все кончится хорошо. Один только Бардис говорил неохотно, и мы за то его упрекали. Откуда же было нам знать, что этот вечер у врат Колодца — наш самый-самый последний, что никогда уже нам не бывать вместе, что я никогда, никогда больше не увижу своего братика…
— Как так?.. — спросил Эйрар изумленно. — Прости великодушно, но до сих пор что-то я не слыхал, чтобы Колодец даровал умиротворение в смерти!
— Кто говорит о смерти? — сказала Аргира. — Просто его посольство отправилось в Наарос, а потом… к мерзостному двору Салмонессы. Это там мой брат Аурарий нахватался манер и повадок, от которых… да ты их, кажется, имел уже наблюдать. Уехал мой братик, а вернулся… чужой человек… Он стал так мало похож на Аргименида, что поговаривают даже — хоть сам он про то, конечно, не знает, — не лишить ли его права наследования да не сделать ли Аурию императрицей…
Эйрар пытался выговорить какие-то слова сочувствия — и не мог сыскать достойных.
— А что же… остальные? — спросил он в конце концов. — Те двое… и ты. Даровал ли вам Колодец… лучшее умиротворение?
— Бардис и Бродри уже поженились, я думаю, — сказала Аргира. — Я, впрочем, ни разу не видела их с тех пор, как Аурарий вернулся из посольства. Что же до меня… я еще не нашла успокоения. Быть может, я обрету его в замужестве… или в отказе от того единственного, которое мне пока предлагали. Меня, видишь ли, собрались было выдать за Стенофона, пермандосского тирана… спадарионишку несчастного. Я сказала им: чем к нему, лучше уж я наложу на себя руки. Вот тогда-то меня и отправили в это путешествие. В ссылку, вернее сказать!
26. Ос Эригу. Кубок войны
Ос Эригу медленно вырастал из моря. Сперва — всего лишь тень у горизонта, затем — словно бы серый перст, указующий в небеса, на фоне чуть более светлого берега, видневшегося за ним. И постепенно взгляду предстал точь-в-точь сказочный замок из колдовского облачка Мелибоэ. Океанские волны омывали его подножие, так что трудно было сказать, где кончалась каменная кладка, сооруженная руками людей, и начинался природный камень скалистого мыса, служившего основанием замку. С восточной, обращенной к берегу стороны крепости в беспорядке громоздились валуны, меж которыми плескался прибой, а поверху проходил мост, опиравшийся на стройные арки. Посередине моста был устроен подъемный пролет; он был разведен и походил на пустую ладонь, простертую к берегу в запрещающем жесте…
— Никак у нас незваные гости! — нахмурился герцог Микалегон. — Я велел держать мост опущенным!
Зато карренец Плейандер с трудом переводил дух от восторга.
— Я никогда прежде не видел твоей крепости, государь, — сказал он. — Братья говорят, будто я кое-что понимаю в осадах и стенах; так вот, твой замок — поистине один из замечательнейших и самых неприступных в пределах этого мира!
Ветер тянул с востока. Корабли обошли замок со стороны моря, где стены, окутанные пеленой брызг, были пониже. Внутренние строения уступами вздымались к сердцу цитадели — главной башне, сложенной из черного железного камня окрестных гор. Башня, мнилось, искоса поглядывала на них крохотными глазами окошек; очень высокая, она тем не менее выглядела приземистой и чем-то похожей на громадную жабу. Никакого флага не взвилось над башней, когда корабли миновали мол, и, попав в затишье у пристани, сбросили паруса и приготовили весла, чтобы причалить.
Набережная была вымощена все тем же темным камнем. Возле нее стояло судно, нуждавшееся, как видно, в починке: стеньги были сняты, а палубы — сплошь завалены парусами и такелажем, брошенным в беспорядке. На причале валялся распотрошенный и позабытый тюк; конец размотавшейся ткани печально свисал вниз и плавал в воде. Ближе к берегу пирс был снабжен воротами наподобие опускной решетки.
Герцог Микалегон, окруженный воинами, первым сошел с корабля и велел трубить в рог, возвещая о своем прибытии. Эйрар обратил внимание, что люди герцога шли беспорядочной ватагой, даже не пытаясь маршировать стройной колонной, подобно терциариям Бриеллы, Шагал с ними и Висто. Имперские пленники составляли отдельную группку. Принцесса Аурия выступала гордо, не глядя ни влево, ни вправо. Принца Аурария вели под руки двое юношей-борцов; он прижимался то к одному, то к другому, хихикая и что-то нашептывая. Эйрар попытался протолкаться к принцессе Аргире, но не сумел.
Внутренний двор крепости оказался ужасающе захламлен, да и пахло там, как в свинарнике. Эйрар с Эрбом отправились осмотреть помещение, выделенное вольным рыбакам-копьеносцам в пристройках у северной стены, и ему там совсем не понравилось. Однако в тот вечер герцог давал пир в зале совета — длинной, насквозь прокопченной палате внутри цитадели, и там было сколько угодно мяса, а пиво так просто лилось рекой. Герцог Микалегон от души участвовал в шумном веселье, сидя на высоком хозяйском сидении. По одну сторону от него устроился Альсандер, по другую — принц Аурарий, почти не притрагивавшийся к еде. В зале совсем не было женщин, отсутствовала даже Эвадне. Эйрар сперва удивился, ибо считал, что уж ей-то к мужскому разгульному обществу было не привыкать; но потом приметил, как герцог ласково трепал по щеке юного виночерпия, а принц не сводил с Плейандера зачарованных глаз, и решил, что понял, в чем дело. Да, Эвадне здесь действительно было незачем появляться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});