Для большей уверенности Вольф врезал ему пару раз по ребрам.
Вала зааплодировала:
– Хвалю, хвалю, не даром я любила такого мужчину и все еще люблю…
На этот раз Теорион не поднялся, он лежал шумно сопя разможженным носом. Теплый котиковый мех пропитался кровью, сочившейся из разбитых губ и сломанной челюсти.
– Почему ты не помогла мне? - поинтересовался Вольф.
– В этом не было нужды. Я и так не сомневалась, что ты выбьешь из этого болтливого мешка все его жабьи мозги.
Вольф тщетно искал в траве лучемет. Вала, продолжая стоять на месте, спросила:
– Почему ты не воспользовался ножом?
– Не стоило, мне он нужен живой, мы возьмем его с собой.
Глаза ее широко раскрылись.
– Во имя Лоса, зачем?
– Нам могут понадобиться кое-какие его способности.
Теорион застонал и сел. Вольф, не спуская с него глаз, продолжал поиски. Наконец он повернулся к Вале.
– Ладно, детка, давай сюда оружие.
Вала пошарила в одежде и вытащила лучемет.
– Я ведь могу тебя убить.
– Ну что ж, стреляй, только не морочь мне голову пустой болтовней.
Меня не напугаешь.
– Ах так! Держись! - она в ярости подняла лучемет.
На какое-то мгновение Вольф решил,что слишком раздразнил ее.Ведь отличаясь болезненным самолюбием и отменной реакцией Властелины редко спускают оскорбления.
Но Вала нацелила свое оружие на Теориона и белый луч коснулся конца ласты. Заклубился дым, засмердила горящая плоть. Теорион рухнул на земь, испустив вопль, глаза его напучились.
Вала с улыбкой опустила лучемет и вручила его Вольфу.
Тот выругался и заметил:
– Для стрельбы не было никакой причины, кроме твоей злобы, Вала.
Злобы и глупости. Я же сказал тебе, что он мог бы стать спасением для нас во многих вопросах жизни и смерти.
Вала медленно прошла по влажной траве и наклонилась осмотреть Теориона. Поднял ласту с обугленным концом, она заметила:
– Он жив… пока. Его еще можно спасти, если так хочешь. Но ласт придется ампутировать по плечо.
Вольф молча повернулся и отправился позвать нескольких илмавиров, чтобы они помогли переправить Теориона на летающий остров.
С помощью четырех пузырей это было сделано. Там его уложили на полу Брига. Это была клетка с очень легкими, но крепкими как сталь прутьями из расщепленных оболочек пузырей. Вольф принялся за операцию. Силой влив лекарство, которое дал илмавирский лекарь, в горло Теориона, Вольф осмотрел хирургический инструмент. Он принадлежал колдуну, который заботился как о физическом, так и о духовном благоденствии жителей острова.
Воспользовавшись пилой из акулоподобной рыбы, Вольф отпилил ласт чуть ниже плеча.Плоть расчленилась легко, но вот чтобы перепилить кость потребовалось дважды менять зубья. Затем шаман прижал к культе горящий факел, чтобы закупорить кровоточащие сосуды, и наложил на ожог целебную мазь, уверяя Вольфа, что чудодейственное средство помогало и вовсе обгорелым.
Вала наблюдала за ампутацией с легкой усмешкой. И когда Вольф на секунду оторвавшись от работы, встретился с ней взглядом, рассмеялась. Он пожал плечами. Прекрасный чарующий смех напоминал ему звуки гонга, слышанные им некогда на реке Гизирит, во время путешествия по стране Хакшем на третьем этаже своей вселенной. В них также звучали золотистые нотки, а это единственное, с чем можно сравнить, вероятно, из бронзы изготовленный, звенел в темной алитуше древних развалин храма из нефрита или халцедона. Звук его отдавался в камнях и зарослях ждунглей. Гонг был бронзовым, но набат его звучал золотом. И вот также звенел смех Валы - бронзово и золотисто - полный потаенного и темного чувства.
Она сказала:
– Он никогда не отрастит себе новый ласт, ты ведь знаешь, что если постоянно не счищать струпья, ткань зарубцовывается и не регенерирует.
– Вот это уже не твоя забота, - отрезал он. - Все, что могла, ты уже сделала.
Вала фыркнула и поднялась по винтовой лестнице на главную палубу. Вольф выждал некоторое время и, убедившись что Теорион не умер, последовал за ней. Там обучали обязанностям принятых в племя фринканов, и Вольф заинтересовался. Он спросил Лугарна, чем питаются огромные газовые растения, ибо ему казалось, что корм должен иметь гигантский вес. А на летающем острове было по крайней мере тысяча пузырей, каждый из которых - размером с газовую камеру цеппелина.
– Растущий пузырь действительно надо кормить, - принялся объяснять Лугарн. - Но когда растение созреет, пузырь отмирает. Его оболочка становится сухой и твердой и ее специально обрабатывают, чтобы сохранить гибкость и способность растягиваться. Внутрь же помещают новые колонии газовырабатывающих бактерий. Им тоже нужна пища, но в весьма незначите-льном количестве, а газа они вырабатывают много. На корм им идет главным образом сердцевина растений, хотя бактерии могут питаться и рыбой, и мясом, и гнилью.
Некоторое время спустя Лугарн оставил его, сославшись на занятость. Лунные сумерки кончились и вернулся полный дневной свет.Остров с силой натягивал веревки.Наконец Лугарн решил, что грузоподъемность достаточна и пора отправляться в путь. Каменные якоря подняли, веревки закрепленные на фрондах обрубили. Медленно поднимаясь, остров проплыл над полуразрушенной деревней. Некоторое время он оставался на высоте 150 футов. Потом, по мере того как газ продолжал наполнять пузыри, поднялся до 500 футов. Лугарн приказал уменьшить подачу пищи бактериям и отправился на обход острова. Осмотр занял у него несколько часов, после чего он вернулся на мостик.
Вольф опустился посмотреть, как чувствует себя Теорион. Колдун доложил, что самочувствие пациента хорошее, даже лучше, чем можно было бы ожидать.
Вольф поднялся по лестнице на вершину стен.Здесь он обнаружил Луваха и одного из кузенов,Паламброна - прекрасно сложенного красавца, самого темного в семье. Его конусообразную шляпу с шестиугольным ободком украшали изумрудно-зеленые совы. Черная мантия со стоячим воротником и эполетами в форме львиных лап была сделана из зеленой мерцающей ткани с узором трилиотина, пронзенного окровавленным копьем. Рубашку цвета электрик украшала отделка из канта с белыми черепами. Большой кожанный пояс был отделан золотом и украшен бриллиантами, изумрудами и топазами.
Мешковатые брюки с белыми и черными полосами. На ногах одеты ботинки из мягкой кожи красного цвета
Паламброн был исключительным красавцем, о чем и сам хорошо знал. Он кивнул на приветствие Вольфа и ушел. Тот глядел ему вслед усмехаясь:
– Паламброн никогда не питал ко мне дружеских чувств. Я бы встревожился, если бы он вдруг изменил ко мне свое отношение.