Викторию, однако, мучила мелькнувшая в голове мысль о том, что она могла прожить много лет, зная очень мало о Хантере О'Хари и внутренних мотивах, управляющих его поступками.
Она вернулась к загадочной истории. Если Хантер все-таки знал, что Тэппинг «подпорченный товар», то возникает зловещее предположение, что образ адвоката придумал сам О'Хари. С какой целью? Возможно, Хантер сделал ставку на то, что англичанин добьется нужных ему, Хантеру, результатов…
Вопрос только, о каких результатах шла речь и кому они на самом деле были нужны… Виктория считала, что должен быть какой-то общий знаменатель, какой-то осязаемый элемент, которого она до сих пор не выявила, и который мог бы объяснить причины покрова секретности, обволакивающего жизнь замка Крискерри.
Что касается Хантера, то он добавил лишь один постскриптум к их нелегкому расставанию минувшей ночью. «У вашей матери вчера был трудный день без сна, — сказал он по поводу эпизода в игровой комнате, — а когда так устаешь, то нетрудно и ошибиться».
В знак согласия Виктория вяло, неуверенно кивнула.
Но оказавшись в стенах спальни, она, умиротворенная страстным чувством, которое возбудил в ней Хантер, и искренностью, которую ей так хотелось видеть в его поступках, скорее пошла бы на то, чтобы поставить под сомнение феноменальную память своей матери, чем продолжать подозревать человека, и без того отягощенного неприятностями.
Однако к утру сомнения вновь охватили Викторию и вступили в борьбу с порывами сердца. Кто-то из них лжет. Кто? Ключа к ответу у нее не было.
От внимания Мэрсайн не укрылась необычная для ее дочери раздражительность.
— Так что же у нас на повестке дня, дорогая? — весело спросила она, наградив сверхзаботливую миссис Причард таким количеством комплиментов за принесенный ею поднос с завтраком, что их хватило бы до конца года.
— Я должна заняться делами, — ответила Виктория, отнюдь не желая обидеть ее, но понимая, что такая возможность все-таки была вполне вероятна.
Не расслышав, Мэрсайн не обратила на ее слова внимания.
— Не беспокойся за меня! — сказала она. — Если я не найду какого-нибудь интересного занятия, то займусь ролью.
— Ролью? — спросила Виктория. — А я думала, что ты пребываешь в коме…
Мэрсайн рассмеялась.
— Нет-нет! Сценаристы не собираются оставлять меня в коме навечно! Это было бы слишком скучно, правда?
— Но порой ведь именно так и случается!
— Со сценаристами?
— Нет, с комой! — резко ответила Виктория. — Иногда люди не выходят из нее.
Виктория даже не понимала, зачем она сказала это. Возможно, их разговор напомнил ей о беспомощности Мэри и о глубокой печали в глазах Эллиота, когда он рассказывал ей об этом. То, что Син Майкл смог спокойно уйти с места ужасной аварии, то, что он сумел после этого вот уже несколько лет вести обычный образ жизни, никак не проявляя чувства раскаяния…
— Виктория!
Мягкость голоса Мэрсайн вернула Викторию к действительности.
— Ничего, не обращай внимания, — сказала она в оправдание своих резких слов. — Пожалуй, я спущусь и позавтракаю.
— Здесь много еды, — предложила Мэрсайн, сделав изящный жест в сторону подноса из тикового дерева. — Можно было бы даже отправить ее остатки самолетом в Сомали.
Виктория покачала головой.
— Я не так уж голодна, мама. Но в любом случае спасибо.
— Может быть, я неправа, дорогая, но зачем ты собираешься спуститься, чтобы позавтракать, если у тебя нет сейчас желания поесть?
«Не понимаю, — размышляла Виктория, — почему моя мать всегда обращает внимание на временные несоответствия…»
— Может быть, я по пути нагуляю аппетит.
— А может быть, ты просто влюблена.
Мэрсайн удобно устроилась на подушках. Теперь она стала сама собой — очаровательной телевизионной звездой. Но в ее облике проступило и нечто иное: всем своим видом Мэрсайн демонстрировала, что она — мать, знающая свою дочь гораздо лучше, чем той того хотелось бы.
— Твой отец вызывал во мне точно такие же чувства. — Она внимательно наблюдала за Викторией, ожидая, что та поощрит ее на дальнейшие откровения.
— Сейчас я не расположена к разговору, — хмуро сказала Виктория. — Не сердись.
К ее удивлению, Мэрсайн не стала спорить и даже не сделала вид, что ее обидел отказ Виктории выслушать интимные подробности жизни своей матери.
— Если я тебе, солнышко, понадоблюсь, ты найдешь меня здесь, — сказала она.
— Знаю. Спасибо.
— Да, кстати, ты помнишь, о чем мы говорили прошлой ночью? — спросила Мэрсайн, когда Виктория уже взялась за ручку двери. — О том, что мистер Тэппинг — актер.
— Да что уж говорить о нем!
С одной стороны, Виктория хотела посоветовать Мэрсайн вообще забыть эту проблему, но с другой — страстно желала узнать истину.
— Ты должна доверять мне, дорогая, — успокоительно сказала Мэрсайн. Легким кивком головы и застенчивой улыбкой она как бы хотела намекнуть, что все образуется.
Магия кинематографа… Мэрсайн жила в его атмосфере достаточно долго для того, чтобы, как убедилась Виктория, прийти к вере в возможность почти невозможного…
— Я тебе доверяю, — сказала Виктория, с удивлением отметив, что сама верит в свои слова.
С точки зрения всех домочадцев — включая и любимого ею Хантера, — Мэрсайн Кэмерон была, пожалуй, единственным человеком, действиями которого не управляла какая-то тайная компьютерная программа.
Хантер уединился за закрытыми дверями с неожиданно приехавшими полицейскими. Виктория чувствовала себя зверем в клетке. С отрешенным видом она слонялась по замку в поисках хоть какого-нибудь дела.
В вестибюле она дважды встретила Джона Тэппинга и обменялась с ним пустыми любезностями, краткость которых — и это мог не заметить разве что идиот — была сродни грубости. Затем Виктория столкнулась с Пэгги.
— Ваша мать в своем репертуаре суперзвезды? — развязно спросила кузина Хантера.
И прежде чем Виктория нашла достойный ответ, высказала убеждение, что теперь понимает, откуда у Виктории такие рыжие волосы.
— Пользуетесь той же краской, что и мамочка? — презрительно усмехнулась Пэгги, тряхнув своей черной гривой.
— У вас нет знакомых пожилых матрон, которые могли бы высечь ее?! — воскликнул Син Майкл, появившийся из-за угла сразу же после мерзкой реплики Пэгги.
Показав Сину Майклу нос, Пэгги взяла Тэппинга под руку и удалилась вместе с ним в сторону вестибюля.
— Во всяком случае, она уже в своем нормальном состоянии, — заметил Син Майкл.
— И вряд ли можно этим гордиться! — огрызнулась Виктория. Ее привело в бешенство полное отсутствие у Пэгги уважения к кому-либо или чему-либо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});