Читать интересную книгу Холодный дом (главы XXXI-LXVII) - Чарльз Диккенс

- Может быть, это откроет для него новый мир, - сказала я.

- Все может быть, Хлопотунья, - согласился опекун. - От старого мира он, вероятно, не ждет ничего хорошего. А вы знаете, мне иногда кажется, что он переживает какое-то разочарование или горе. Вы ни о чем таком не слыхали?

Я покачала головой.

- Хм! Стало быть, я ошибся, - сказал опекун.

Тут наступила маленькая пауза, и, решив, ради моей милой девочки, что лучше ее заполнить, я, продолжая работать, стала напевать песню, которую опекун особенно любил.

- Вы думаете, что мистер Вудкорт снова отправится в путешествие? спросила я, промурлыкав свою песню до конца.

- Не знаю наверное, милая моя, но мне кажется, что он, возможно, уедет за границу надолго.

- Куда бы он ни поехал, он увезет с собой наши лучшие сердечные пожелания, - проговорила я, - и хотя это не богатство, он от них, во всяком случае, не обеднеет, правда, опекун?

- Конечно, Хлопотунья, - ответил он.

Я сидела на своем обычном месте - в кресле, рядом с опекуном. Раньше, до получения письма, я обычно занимала другое кресло, а это стало моим лишь теперь. Взглянув на Аду, сидевшую напротив, я увидела, что она смотрит на меня глазами полными слез, и слезы текут по ее щекам. Тут я почувствовала, что мне нужно быть ровной и веселой, чтобы раз навсегда вывести из заблуждения свою подругу и успокоить ее любящее сердце. Впрочем, я и так уже была ровной и веселой, а значит, мне оставалось только быть самой собой.

Поэтому я заставила свою дорогую девочку опереться на мое плечо, - как далека я была от мысли, какое бремя лежит у нее на душе! - сказала, что ей не по себе, и, обняв ее, увела наверх. Когда мы вошли в свою комнату, Ада, быть может, уже была готова сделать мне признание, которое явилось бы для меня огромной неожиданностью, но я даже не попыталась вызвать ее на откровенность - мне и в голову не пришло, что это как раз то, в чем она нуждается.

- Ах, моя милая, добрая Эстер, - промолвила Ада, - если бы только я могла решиться поговорить с тобой и кузеном Джоном, когда вы вместе!

- Да что с тобой, моя милочка! -старалась я успокоить ее. - Ада! Что же мешает тебе поговорить с нами?

Ада только опустила голову и крепче прижала меня к груди.

- Ты, конечно, не забываешь, моя прелесть, - сказала я, улыбаясь, какие мы с ним спокойные, старозаветные люди и как твердо я решила быть самой скромной из замужних дам? Ты не забываешь, какая счастливая и мирная жизнь мне предстоит и кому я этим обязана? Я уверена, Ада, что ты никогда не забудешь о том, какой он чудесный человек. Этого нельзя забыть.

- Конечно, нет, Эстер, никогда!

- Значит, дорогая, - сказала я, - ты не можешь сказать нам ничего плохого; так почему бы тебе не поговорить с нами?

- Ты сказала "плохого", Эстер? - промолвила Ада. - Ах, когда я думаю обо всех этих годах, и об его отеческой заботливости и доброте, и о давней дружбе между всеми нами, и о тебе... ах, что мне делать, что делать!

Я посмотрела на свою девочку с удивлением и решила, что лучше ничего на это не отвечать, но попытаться развеселить ее; поэтому я сейчас же перевела разговор на воспоминания о разных незначительных событиях нашей совместной жизни и, таким образом, не дала ей высказаться. Только после того как она улеглась, я пошла к опекуну пожелать ему спокойной ночи; потом вернулась к Аде и посидела подле нее.

Она спала, а я смотрела на нее, и мне казалось, что она немного изменилась. Я не раз думала об этом за последнее время. Даже теперь, глядя на нее, спящую, я не могла решить, в чем же, собственно, она изменилась; но что-то неуловимое в ее привычной для меня красоте теперь казалось мне каким-то другим. Я с грустью вспомнила давние надежды опекуна, связанные с нею и Ричардом, и сказала себе: "Она тревожится о нем", а потом стала раздумывать - к чему приведет эта любовь? Во время болезни Кедди я, возвращаясь домой, часто заставала Аду за шитьем, но она немедленно убирала свою работу, и я так и не узнала, что она шьет. В тот вечер работа ее лежала в не совсем задвинутом ящике комода, стоявшего рядом с ее кроватью. Я не выдвинула ящика, но призадумалась - что же она могла шить? Ведь шила она явно не для себя самой.

Целуя свою дорогую подругу, я заметила, что она лежит, засунув одну руку под подушку, так что ее не было видно.

Значит, я в то время была вовсе не такая добрая, какой они меня считали, вовсе не такая добрая, какой считала себя сама, если только о том и заботилась, чтобы казаться веселой и довольной, полагая, что от меня одной зависит успокоить мою милую девочку и вернуть ей душевный мир.

И я легла спать, не усомнившись в этом, обманув сама себя. А проснувшись на другой день, снова заметила, что все та же тень лежит между мной и моей дорогой девочкой.

ГЛАВА LI

Все объяснилось

Приехав в Лондон, мистер Вудкорт в тот же день пошел к мистеру Воулсу, в Саймондс-Инн. С той минуты как я попросила его стать другом Ричарду, он никогда не забывал своего обещания и ни разу его не нарушил. Он сказал мне тогда, что, принимая мое поручение, почтет своим священным долгом его исполнить; и он сдержал слово.

Мистера Воулса он застал в конторе и сказал ему, что, по уговору с Ричардом, зашел сюда узнать его адрес.

- Правильно, сэр, - отозвался мистер Воулс. - Местожительство мистера Карстона не за сотню миль отсюда, сэр... не за сотню миль. Присядьте, пожалуйста, сэр.

Мистер Вудкорт поблагодарил мистера Воулса и сказал, что говорить им не о чем - он только просит дать адрес Ричарда.

- Именно, сэр. Я полагаю, сэр, - сказал мистер Воулс, не давая адреса и тем самым молчаливо настаивая на том, чтобы мистер Вудкорт присел, - я полагаю, сэр, что вы имеете влияние на мистера Карстона. Точнее, знаю, что имеете.

- Сам я этого не знаю, - заметил мистер Вудкорт, - но вам, должно быть, виднее.

- Сэр, мои профессиональные обязанности требуют, чтобы мне было "виднее", - продолжал мистер Воулс, как всегда сдержанно. - Мои профессиональные обязанности требуют, чтобы я изучал и понимал джентльмена, который доверяет мне защиту своих интересов. А я никогда сознательно не погрешу против своих профессиональных обязанностей. Как я ни стремлюсь работать добросовестно, я, конечно, могу погрешить против своих профессиональных обязанностей, сам того не ведая; но сознательно не погрешу, сэр.

Мистер Вудкорт снова попросил мистера Воулса дать ему адрес Ричарда.

- Уделите мне внимание, сэр, - настаивал мистер Воулс. - Потерпите немного и выслушайте меня. Сэр! мистер Карстон ведет крупную игру без... нужно ли говорить без чего?

- Без денег, надо думать?

- Сэр, - отозвался мистер Воулс, - скажу вам честно (быть честным - это мое золотое правило, все равно выигрываю я от этого или проигрываю, а я вижу, что большей частью проигрываю), именно - без денег. Имейте в виду, сэр, я не высказываю вам никакого мнения о шансах мистера Карстона в этой игре - никакого мнения. Быть может, бросив игру, после того как он играл столь долго и крупно, мистер Карстон поступит в высшей степени неблагоразумно, а может быть, и наоборот; я лично не говорю ничего. Нет, сэр, ничего! - закончил мистер Воулс с решительным видом, хлопая ладонью по пюпитру.

- Вы, по-видимому, забываете, - заметил мистер Вудкорт, - что я не просил вас высказываться и не интересуюсь вашими высказываниями.

- Простите, сэр! - возразил мистер Воулс, - вы несправедливы к самому себе. Нет, сэр! Простите! Я не могу допустить, - пока вы в моей конторе, я не могу допустить, - чтобы вы были несправедливы к самому себе. Вы интересуетесь всем, решительно всем, что касается вашего друга. Я слишком хорошо знаю человеческую натуру, сэр, чтобы хоть на минуту допустить, что джентльмен, подобный вам, не интересуется чем-либо, что имеет отношение к его другу.

- Может, и так, - проговорил мистер Вудкорт, - но я больше всего интересуюсь его адресом.

- Я, кажется, уже сообщил вам, сэр, номер дома, - сказал мистер Воулс "в скобках" и таким тоном, словно адрес Ричарда был чем-то совершенно лишним. - Если мистер Карстон и впредь намерен вести крупную игру, сэр, он должен иметь фонды. Поймите меня! В настоящее время фонды имеются налицо, я ничего не прошу, - фонды имеются налицо. Но для продолжения игры нужны еще фонды, если только мистер Карстон не намерен отказаться от того, что он предпринял, а это предоставляется исключительно и всецело его собственному усмотрению. Пользуюсь случаем откровенно заявить об этом вам, сэр, как другу мистера Карстона. Если фондов нет, я всегда буду счастлив выступать от имени мистера Карстона и вести его дела лишь в той мере, в какой могу твердо рассчитывать на гонорар, который мне выплатят из спорного наследства, но не больше. Я не могу пойти дальше этого, сэр, не нанося ущерба другим лицам. Мне пришлось бы тогда нанести ущерб своим трем дорогим дочерям или своему престарелому отцу, который живет на моем иждивении - в Тоунтонской долине или другим лицам. Принимая все это во внимание, сэр, я выношу решение (назовите его блажью или причудой, как хотите) не наносить ущерба никому.