Читать интересную книгу Сокровенное желание - Ёсио Мори

Она молча и тщательно исполнила все что положено. Затем, наклонившись, тихо спросила:

— Может, сделать спецмассаж? Это будет стоить пять долларов.

Солдат, ничего не ответив, приподнялся, схватил Сатико за руку и впился цепким взглядом в ее лицо.

«Вот оно, началось», — подумала Сатико и свободной рукой спокойно высвободила руку.

— Oh, no. Нет. Такими делами я не занимаюсь, — мягко сказала она. Затем, взглянув на его полудетское лицо, пошутила: — Вот если дашь сто долларов, можно и подумать.

Красное лицо солдата выразило крайнее раздражение, его самолюбие было задето. Он разозлился. Казалось, позволь она ему — и он набросится на нее. Сатико решила как-нибудь успокоить солдата. Она поняла, что стоит ей хоть раз уступить — и она превратится в игрушку клиентов. Даже когда гость не пытался соблазнить ее, прикосновения к мужскому телу вызывали у нее воспоминания о Джони и она ощущала легкое возбуждение. Но ей и в голову не приходило поддаться минутному желанию.

— Я предлагаю вам спецмассаж, — тихо и вежливо, стараясь успокоить солдата, еще раз сказала Сатико. Солдат по-прежнему был сильно возбужден.

— Нет! — с откровенной злостью ответил тот. Сатико решила, что лучше всего на этом закончить.

— Тогда до свидания.

Но она не могла сразу повернуться спиной и уйти и направилась за его одеждой, чтобы помочь одеться. Форма висела на стене у входа.

Когда Сатико дотронулась до нее, солдат с силой схватил ее за плечо и повернул к себе. На лицо Сатико обрушился кулак солдата. Раздался тупой удар. Кулак прошелся по всей голове — от подбородка до макушки.

Она не успела издать и звука, как мужские руки обвили ее шею. Пальцы были не очень толстыми, но они с чудовищной силой сдавили нежное девичье горло. Подступила смертельная мука; Сатико, раскрыв рот, хрипела.

— !!! — мучительно напрягая сдавленное горло, Сатико беззвучно звала на помощь. Она взмахивала руками, словно пытаясь за что-нибудь ухватиться.

Номер девять заметила, что в соседней комнате происходит что-то неладное, и громким голосом стала звать хозяйку. Когда взломали дверь, солдата и след простыл, а посреди комнаты с распахнутыми настежь окнами на полу лежала Сатико. Она лежала без движения, словно пустая оболочка цикады, с раскинутыми ногами. Из ее обнаженного округлого тела, распростертого на ковре блекло-красного цвета, ушла жизнь и все, что ее наполняло, — радость и печаль, гнев и страдание.

— А-х! — сдавленно вскрикнула Девятая, обхватила труп Сатико и громко, в голос зарыдала.

VII

Была вторая половина дня 16 июля 1973 года. Надвигался тайфун, и на улице бушевал ураган, изредка падали крупные капли дождя. Тайфун, зародившийся несколько дней назад в Южных морях у Филиппин и медленно продвигающийся на север, в этот день, отклонившись от Окинавы, обрушился на острова Мияко. На Мияко с утра ветер бушевал со скоростью двадцать метров в секунду, прогноз обещал, что после обеда он перерастет в ураган с ливнем, достигающий скорости сорока метров в секунду. Однако на Окинаве ветер был не настолько сокрушителен, и люди продолжали свою деятельность.

На втором этаже в четвертом зале суда города Наха воцарилась напряженная тишина — только за окном слышался вой ветра. Сейчас будет объявлен приговор Джорджу Доусону, обвиняемому в убийстве Сатико Якэби. Не впервые выносится приговор американскому солдату с той поры, как народу Окинавы предоставили право судить американских военнослужащих, совершающих преступления против окинавцев.

Под вспышки камер Доусон невозмутимо вошел в зал суда. Сев на скамью подсудимых и ожидая объявления приговора, он таращил глаза, стучал рукой по скамье, подергивал плечами — весь его вид выдавал крайнее волнение. Присутствующий на суде американец заговаривал с Доусоном, пытаясь успокоить. Это был юрист, майор американской армии. Даже в таком месте он не утратил присущей ему самоуверенности.

— Выносится приговор! — объявил судья. В зале стих шум.

Такэси, невольно затаив дыхание, ждал решения суда.

— Пожизненная каторга! — разнесся в притихшем зале голос судьи. Судья начал читать обоснование приговора.

«Пожизненная каторга, пожизненная каторга», — вертелось в голове у Такэси. «Доусона, убившего сестру… приговорили к пожизненной каторге. Не к смертной казни. А я так хотел, чтобы его отправили в ад за то, что он послал сестру в рай…» После того как Такэси услышал приговор — «пожизненная каторга», — в сердце его не рассеялся мрак. Боль и гнев скопились, осев на дно его души, и теперь, после вынесения приговора, не находили выхода.

Такэси полными ненависти глазами смотрел на Доусона. Не понимая смысла приговора, зачитываемого судьей по-японски, тот сидел с вытянутым лицом, раскачиваясь из стороны в сторону.

«Относительно заявления адвоката о том, что подсудимый в момент совершения преступления из-за большой дозы алкоголя и лекарства-транквилизатора стал невменяемым и, будучи не в состоянии контролировать свои действия, совершил непреднамеренное убийство, можно утверждать следующее: обвиняемый действительно находился в состоянии легкого опьянения и под влиянием принятого лекарства был возбужден. Однако нельзя согласиться с утверждением, что обвиняемый находился в невменяемом состоянии и не мог контролировать свои поступки. Это очевидно из следующих фактов: во-первых, после совершения преступления обвиняемый, опасаясь разоблачения, уничтожил отпечатки пальцев на месте преступления; во-вторых, после совершения преступления обвиняемый убежал через окно, спустившись с третьего этажа по водосточной трубе; после ареста он давал подробные и четкие объяснения полицейским и следователю; в-третьих, сбежав из бани и вернувшись в казарму, он советовался с друзьями о способах смягчения наказания за содеянное.

Обвиняемый, руководствуясь недоверием к пострадавшей, не выяснив ее намерений, совершил жестокую расправу. Он сорвал с пострадавшей, которая не могла оказать ему сопротивления, одежду и совершив насилие, затем задушил ее. Все это — варварские, противоречащие нормам гуманности действия.

Подсудимый, учитывая его заслуги и юный возраст (19 лет), достоин сочувствия, однако, если принять во внимание обстоятельства семьи погибшей, а также будущее ее ребенка, навсегда лишенного материнской любви, это преступление, хотя и совершенное в состоянии опьянения, не может быть оправдано».

После того как судья закончил читать, переводчик изложил его на английском языке.

— Life inprisonment!

При этих словах плечи Доусона резко опустились, он уткнулся лицом в коленки и заплакал.

Такэси смотрел на Доусона, и в его памяти ожила зверски убитая сестра. Она улыбалась ему своей милой, нежной улыбкой, вселявшей в него надежду. Затем всплыло лицо матери, осунувшееся с того дня, и маленькое личико племянника, еще не умеющего постичь смерть матери; затем все они наложились на лицо Сатико.

— Его надо казнить, — тихо пробормотал Такэси, не спуская взгляда с Доусона.

Такэси сидел между дедом Киёсигэ и Масако Хирадой, подругой убитой сестры. И тот и другая с каменными лицами смотрели прямо перед собой. Масако Хирада училась с Сатико в средней школе. Они жили поблизости, поэтому и после окончания школы остались близкими подругами. Масако сегодня ушла с работы пораньше, послушать вынесение приговора.

У-у-у-у-у!

Неистовый ветер ударял в лобовое стекло и, завывая, проносился дальше. По низко нависшему небу мчались серые тучи. Временами сильный порыв ветра налетал сбоку, сотрясая машину Такэси. Он гнал молча, с силой вцепившись в руль. Он купил машину в долг, поступив в авторемонтную мастерскую. Это была старенькая малолитражка, за которую он заплатил пятьсот долларов, но мотор был еще в порядке, и, если заменить кое-какие детали и покрасить корпус, она еще послужит.

Дед Киёсигэ сидел с усталым видом, откинувшись на спинку заднего сиденья, и что-то бормотал себе под нос. Такэси прислушался: Киёсигэ вспоминал младшего брата Киёскэ (родного деда Такэси), скоропостижно скончавшегося перед войной, племянника Киёкити, умершего во время войны, Сатико, убитую американским солдатом. Уже сколько времени прошло, а война вроде все не кончается. Дед проклинал все несчастья этого мира.

Масако, сидевшая рядом с Такэси, не в силах молчать, время от времени заводила с ним разговор о том, что и после «возвращения» островов много окинавцев, подобно Сатико, погибает от рук американцев. А после того как ввели еще и войска самообороны, жизнь на Окинаве стала еще хуже. Масако жалела оставшегося без матери Акиру. У Такэси, поглощенного своими мыслями, не было настроения поддерживать разговор, и он отвечал односложно. Гнев жег его. После вынесения приговора он узнал от журналистов, что обвиняемый остался недоволен приговором и намерен подать на обжалование.