Читать интересную книгу Цена Империи - Александр Мазин

— Надо дать ему золота, — тут же сказал Агилмунд. — Кто он, верховный судья? Много он возьмет?

— Боюсь, что у всех нас не найдется достаточно золота, Агилмунд. Верховный судья здесь — император. И он очень не любит, когда убивают без суда и закона.

— Я так и думал, — заявил Скулди. — Скажи, Гееннах, если мы убьем Александра, кто тогда станет императором?

— Я сделаю все, чтобы императором стал Максимин.

— Ха! — воскликнул Ахвизра. — Вот этот не станет наказывать Аласейю. Он сам убивает без суда и закона!

— Август Максимин — это неплохо, — сказал Агилмунд. — он храбр и любит драться. И воины его любят. Я думаю: если Александр умрет, Максимин станет императором. Но когда он станет императором, не захочет ли он наказать нас? За то, что мы убили императора.

— Он не должен узнать, кто это сделал, — сказал Черепанов. — Завтра Александра Севера и Мамею найдут мертвыми. И никто не узнает, кто их убил. Я сообщу вам все пароли и дам каждому доспехи преторианцев из сирийской когорты: десятников и субпрефекта. Никто не посмеет вас остановить. Даже если вам не удастся остаться совсем незамеченными, свидетели скажут: Августов убили сирийцы. А если вам не удастся…

— Удастся! — самоуверенно заявил Скулди. — Мы убьем их обоих. Но за смерть Мамеи ты должен нам заплатить. Аласейа сказал: все, кого мы убили, предстанут вместе с нами перед Вотаном, когда мы умрем, и в Валхалле мне придется повозиться, чтобы заставить ее себе прислуживать. Справлюсь, но это нелегкая работа. Поэтому в этом мире я должен получить за нее золотом.

— Получишь, — усмехнулся Черепанов. — Но отправить ее в Валхаллу вы должны сегодня. Согласны?

— Ну да, — за всех ответил Агилмунд. — Такие дела лучше не откладывать.

— И золото лучше получить сегодня, — тут же добавил Скулди. — Сколько, Гееннах?

— Не беспокойся, герул, — сказал Черепанов. — В обиде не будешь.

Что Черепанову всегда нравилось в Коршуновских головорезах — абсолютная уверенность в собственных силах. Вот он сейчас отправил их, четверых, на операцию, цель которой — завалить главу крупнейшего государства, находящегося в укрепленном охраняемом лагере двух преданных легионов, под личной охраной отлично подготовленной преторианской когорты… и ни один из них, даже педантичный Агилмунд, ни на миг не усомнился, что акция может окончиться провалом. А вот сам Черепанов такой абсолютной уверенности не испытывал. Ну да, Геннадий выдал им «облегченную» (без кирас, поножей и тому подобного железа) преторианскую форму, добытую, уж неизвестно как, Аптусом, и сообщил пароли, выведанные Манием Митрилом. Но то, что операция такого масштаба разрабатывалась неполные сутки и реализовывалась четверкой в сущности случайных людей, плохо укладывалось в Черепановском сознании. Ведь противостоять четверке германцев будут не салабоны, а тоже крутые парни. Понимают ли они это? Вспомнилось, как они с Плавтом удрали от вандалов. Неужели бойцы рыжебородого рикса Дидогала были хуже готов? Вряд ли. Да и Аптус, конечно, лучший из лучших, но ведь и преторианская гвардия набирается тоже из лучших…

Словом, неспокойно было примипилу Геннадию. И на душе и в мыслях. Провалится операция — беда. А зарежут коршуновские «спецназы» императора… тоже нехорошо как-то. Дело в том, что нравился Черепанову Марк Аврелий Александр Север, повелитель великой Римской империи. По-человечески нравился. И как правитель — тоже: разумный… Одно его высказывание о том, что на государственные должности нужно ставить тех, кто избегает их, а не тех, кто их домогается, многого стоит[79]. Не кровожадный, простой в быту и в обращении (простой для императора, конечно), способный прислушиваться к чужому мнению… К сожалению, в первую очередь — к мнению своей мамаши, которая вертит сыном как хочет. Даже жену его, собственноручно выбранную, из палатина изгнала, как только та начала кое-какое влияние на мужа приобретать[80].

«Так надо, — убеждал себя Черепанов. — Если такова цена сохранения Империи, значит, надо ее заплатить. Мягкий, терпеливый, уравновешенный, ценящий человеческую жизнь Александр ее погубит, а агрессивный, яростный, не терпящий возражений Максимин — спасет».

Впрочем, от Черепанова уже ничего не зависело. Справятся коршуновские варвары с задачей — быть Максимину императором. Не справятся… все равно Александру императором не быть. Легионы — на грани бунта, внешние враги подступают, народ пищит от новых налогов… Александр добр, но Империю не сохранит. Максимин свиреп, но, черт возьми, страж границ и должен быть свирепым!

Эта мысль напомнила Черепанову о другом «страже», о его «внешнем покровителе» — боге Янусе[81]. И слова Скорпиона о том, что Геннадию следует более демонстративно почитать своего Бога.

Повинуясь скорее импульсу, чем разуму, Геннадий отправился в легионному татуировщику, разбудил его и потребовал начертать на своем правом запястье «CCC», а на левом — «LXV»[82]. Что и было сделано.

Выйдя от татуировщика, Черепанов снял с пальца золотой перстень с изображением Александра Севера, подаренный ему самим императором в знак особого доверия, размахнулся и зашвырнул перстень в темноту.

Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака. Лагерь VI и XVI легионов

— Проклятие… — прошептал Ахвизра, опуская нож. — Он же мертвый.

— И второй — тоже, — шепнул Агилмунд. Сирийский лагерь спал. Кроме охраны у ворот, которой было достаточно пароля и формы преторианцев, чтобы пропустить «диверсантов» в расположение легиона, часовых — в положенных местах, охранявших конкретные объекты, и настоящих преторианцев императора, коим тоже полагалось охранять конкретный объект — своего императора. Но это только издали казалось, что охрана у палатки Августа начеку и в боеготовности. На самом деле охранники-преторианцы были мертвы. Убийцы так искусно привязали их к воткнутым в почву копьям, что даже Ахвизра едва не обманулся и сообразил недоброе, только учуяв нехороший запах. Знай Ахвизра, что охранять палатку должны не двое, а шестеро и у входа в нее должен гореть костер, он насторожился бы значительно раньше.

— Оба готовы, — резюмировал Скулди. — Задушены. Ахвизра, глянь внутри.

Гревтунг нырнул под полог, а трое остальных тем временем настороженно всматривались и вслушивались. Но огромный лагерь безмолвствовал. Вернее, издавал лишь естественные для многотысячного скопления спящих людей звуки.

Ахвизра вынырнул наружу, обтер краем полога руки и небольшую статуэтку размером с ладонь, которую, обтерев, заткнул за пояс.

— Мертв, — сказал он. — Нас опередили.

— Он точно убит? — спросил дотошный Агилмунд.

— Горло перерезано, я щупал, — аж до позвоночника.

— Уходим? — спросил племянник Скулди Берегед.

— Надо бы еще туда заглянуть. — Агилмунд кивнул в направлении обиталища Мамеи. Высокий шатер (а не скромная армейская палатка, как у ее сына) конусом темнел рядом, шагах в двадцати.

Четверо варваров бесшумно пересекли разделенное тенями пространство… У шатра Мамеи охраны не было вовсе.

Ахвизра коснулся запястья Агилмунда, начертал пальцем знак: «Войти?»

Его друг покачал головой. И так все ясно.

— Уходим, — чуть слышно шепнул он, и четверка растворилась в темноте.

Глава четвертая

«Аве, Август!»

Двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Третий час дня по римскому времени. Могонтиак

— Кто это сделал? — прорычал Максимин. — Кто?!

— Поищи среди своих принципалов, легат! — процедил префект преторианцев.

— А почему не среди никчемных преторианцев? — осведомился присутствовавший на собрании наместник Верхней Германии консуляр и сенатор Дион Кассий, у которого была давняя вражда с преторианцами. Настолько серьезная, что во время своего консульства Кассию пришлось два месяца провести вне стен Рима[83].

— Ты!!! — Префект в ярости вскочил со своего места…

…И увидел прямо перед собой разъяренную Горгону Медузу на золоченом нагруднике Максимина. Фракиец, несмотря на свои габариты и возраст, мог двигаться очень быстро.

— Сядь!

Небрежное движение руки — и префекта швырнуло обратно на скамью. Краска сбежала со щек префекта. Он вдруг осознал, что был на волосок от смерти.

— Ты! — толстый палец Максимина указал на легата XVI flavia firma. — Говори!

— Их нашли утром, — сказал командующий шестнадцатым флавиевым. — Убийцы неизвестны. Двое стражников были убиты. Задушены. Остальные утверждают, что ничего не видели и не слышали…