может, хватит, но потребуется что-то для перевязки, какие-нибудь длинные полосы ткани.
Пять Защит сходил в спальню, к своим вещам, и принес на конюшню небольшой глиняный кувшинчик, плотно заткнутый хорошо пригнанной деревянной пробкой. Когда он открыл его, запахло камфорой и корицей.
— Должно пройти две ночи, и тогда посмотрим, закроются ли трещины.
— Не знаю, как отблагодарить тебя! — прошептал Кинжал Закона, с замиранием сердца следя за тем, как китайский монах наносит мазь на послушно поднятую ногу слона.
Потом они вместе вернулись в дом, чтобы отогреться. В низком первом этаже была трапезная, где сейчас расположились персы. Сюда же принесли и корзину с младенцами; Лапика по обыкновению лежала подле нее, защищая своих подопечных. Кинжал Закона предложил подняться наверх. Маджиб недовольно покосился, но не посмел что-то запрещать Пяти Защитам при незнакомце.
— Я должен покормить детей, — сказал монах, поднимая корзину, и перс молча кивнул.
— Ты монах-буддист, как и я, хотя мы и не принадлежим к одному учению. Мы могли бы объединиться и пойти вместе, — заговорил индиец, когда они уединились.
— Воистину! Несмотря на различия, мы оба почитаем Будду и верим в его Святой Путь! Но я не могу уклоняться от собственного, ведь у меня есть цель, и весьма важная. — Пять Защит решил пока быть осторожным. — Только не думай, что я отталкиваю твою дружбу. Я очень рад, это большая честь для меня.
— О, взаимно. Знаешь, в моем монастыре останавливается много монахов Большой Колесницы, которые совершают паломничество к нашим святыням, — заметил Кинжал Закона.
— Возможно, и я когда-нибудь приду к вам. Как называется монастырь?
— Обитель Единственной Дхармы. Моя община владеет Великим реликварием Канишки, в котором хранятся Святейшие Глаза Будды.
— А я живу в монастыре Познания Высших Благодеяний в Лояне.
— Я слыхал, это самый большой монастырь в Китае. Там исповедуют созерцательную или деятельную жизнь?
— Наш настоятель, достопочтенный Безупречная Пустота, всю свою жизнь посвятил достижению Просветления, которое нельзя ни описать, ни вообразить; по большей части он пребывает в уединении, чтобы постоянно предаваться медитации, изгнав все мысли из головы и остановив поток сознания.
Два монаха ненадолго умолкли, но потом Пять Защит заговорил снова, внезапно решившись:
— Могу я попросить тебя об огромной услуге, Кинжал Закона? Только не сочти ее платой за лечение Синг-Синга или его условием. Если ответишь «нет», я пойму!
— Сделаю все, что в моих скромных силах.
— Помоги нам сбежать. Ма-ни-па и я, мы попали в плен к Маджибу, предводителю персов, — едва слышно прошептал Пять Защит, нервно оглянувшись на дверь.
— Так вот оно что, эти люди разбойники! Но обычно они убивают путников. Почему они ведут вас с собой?
— Этот человек служит своему дяде, для которого обещал раздобыть много денег. Они нужны им, чтобы восстановить на престоле в стране Парс правителя, находящегося ныне в изгнании.
— И что же? Разве вы двое несусветно богаты? — недоуменно хмыкнул индиец.
— У него свой интерес.
Пять Защит показал на корзину со спящими малышами.
— Меня попросили доставить этих детей в Лоян. — Склонившись над корзиной, он приподнял одеяльце.
Кинжал Закона громко охнул, увидев личико девочки.
— Странно, несмотря на эту шерстку, она такая хорошенькая! — пробормотал помощник Буддхабадры.
— Второй ребенок — мальчик, ее брат. Они близнецы…
— У нас бы все согласились, что эта девочка является потомком Ханумана, царя обезьян, верного спутника и друга Рамы![32] Такого ребенка забрали бы в храм, ей поклонялись бы, как божеству.
— Индийский бог Хануман, или тибетская Повелительница демонов скал, или просто плод совокупления мужчины и женщины — сейчас неважно! Важно то, что перс намерен забрать их и в будущем поженить между собой!
— Ужасно! Я слышал, что прежде у персов допускались браки между братьями и сестрами, но это древняя колдовская практика… Ныне их вера не допускает подобного. Я полагал, что такой обычай давным-давно забыт.
— Без сомнения, вождь Маджиб надеется привлечь удачу на свою сторону. Все из-за странного облика девочки — он верит, что в этом браке родится нечто особенное…
— Ясное дело, необходимо вырвать их из его когтей!
— Он вел нас по горам со связанными ногами и освободил только перед постоялым двором, чтобы не вызывать подозрений. Не сбежим отсюда — иного случая не представится.
— Но как ты думаешь скрыться? Здесь безлюдно и мало дорог. Персы легко вас выследят.
— Нет! Они заблудились в горах. Их толмач рассказал, что они ищут шелк, надеясь доставить его к себе и там изготовить особенные, очень дорогие ковры. И вот куда зашли! Здешних дорог они совсем не знают.
— Да, шелковые ковры, сотканные в Ширазе или Исфахане, приносят горы золота! Если бы ты знал, какую баснословную цену заплатил монастырь Единственной Дхармы за такие ковры: их кладут на спину слонам, которые переносят священные реликвии во время праздничных шествий… — Монах-хинаянист сокрушенно помотал головой.
— Значит, Улик не солгал. Он кажется мне достаточно надежным человеком. — Пять Защит замолчал, услышав шаги по лестнице.
В комнату гурьбой вошли персы, собираясь устроиться на ночь. Приплелся и ма-ни-па. Последним появился Маджиб. Прежде чем лечь, он убедился, что всем хватило места, потом взглянул на детей и подозрительно зыркнул на Пять Защит, который ответил простодушным, невинным взглядом.
— Похоже, этот перс действительно считает детей своим главным сокровищем! — проворчал ма-ни-па.
Разбойники устраивались кто где, лениво переругиваясь.
— Бежать вот так, в никуда, с двумя младенцами на руках, слишком рискованно. Нужно как следует подготовиться, а времени у вас слишком мало, — пользуясь общим гвалтом, прошептал на санскрите Кинжал Закона.
— Что делать, рискну — другого выхода нет, — решительно сказал Пять Защит.
— Понимаю. Если удастся их спасти, ты приобретешь чудесную карму, станешь почти что бодхисатвой!
— Ради Будды, сейчас мне не до этих мыслей! Я просто хочу спасти детей. А кроме того, сдержать слово.
— Вождь Маджиб велит вам молчать! Вы мешаете спать остальным! — скороговоркой перевел Улик.
Обычно ему нелегко давались духовные практики — Пять Защит был куда успешнее в боевых искусствах, — но теперь произошло настоящее чудо: он без малейших усилий погрузился в медитацию. Перед ним разверзлась черная пустота, гладкая поверхность, своего рода идеальное ничто, и он с наслаждением погрузился в эту пучину. Впервые Пять Защит ощутил такое облегчение, встретив зов пустоты. Дух молодого монаха свободно парил в пространстве, сознавая себя, но вовсе не будучи связан телесной оболочкой.
Пять Защит испытал такое счастье, что даже не заметил, как уснул.
На следующее утро он проснулся, когда Кинжал Закона во дворе уже принимал от хозяина бадью с горячим овощным варевом для слона. Возле него вертелся ма-ни-па, который, нисколько