Читать интересную книгу Противостояние - Сергей Ченнык

5-й БАСТИОН

На 5-м бастионе, куда от тарутинцев поднялся Корнилов, он встретил Нахимова. Павел Степанович «…распоряжался как на корабле».{998} В этот день он впервые появился на бастионе в том самом сюртуке с золотыми адмиральскими эполетами, которые хотя и выделяли его от остальных, но, в конце концов, стоили ему жизни. Нахимов был уже зацеплен осколком, но, забрызганный кровью, не собирался покидать бастион и в «…порыве геройского увлечения, сам направлял орудия, открыто становясь в амбразуры».{999}

Адмиралы осмотрели бастион, при этом даже поднимались на банкет, стараясь определить действенность вражеского огня. Капитан-лейтенант Ильинский попытался «согнать» Корнилова оттуда, на что получил разъяснение о месте каждого в бою: «А за чем же вы хотите мешать мне, исполнить свой долг? Мой долг — видеть всех».{1000}

Достаточно резкий ответ: видимо Корнилов не прощает Ильинскому «наушничества» главнокомандующему.

Оборонительная казарма бастиона уже через часа непрерывного обстрела была сильно разрушена, парапет уничтожен полностью, 5 орудий, за ним находившиеся, выведены из строя. Нижняя часть в некоторых местах имела сквозные повреждения.

К этому времени на многих орудийных позициях краснели лужи крови. Потери несли, в основном, неудачно поставленные орудия. Из 39 человек батареи, стрелявшей через банк, убито, ранено и контужено было 19.{1001} 33-й экипаж заменял выбывших новыми матросами, но и их хватало не надолго. Одним из первых был вынесен с бастиона раненый в переносицу лейтенант Банков, аттестованный адмиралом Нахимовым, как «…храбрый и дисциплинированный офицер».{1002}

Просьбы и пожелания у людей, бывших на границе между жизнью и смертью, были самыми земными: всех мучила жажда. Жандр немедленно отправился в тыл и организовал доставку на все бастионы бочек с водой.{1003}

Теперь Корнилову стали очевидны недочеты быстрой фортификации. Их хватало:

1. Незакрепленная турами земля, насыщенная камнем, поражала запреградным действием не хуже картечи. Не металл, а камни — вот те снаряды, которые убили и ранили большинство солдат и матросов орудийной прислуги на батареях в этот день. Вероятно, что и ранение самого Нахимова тоже результат рассечения лица грунтом.

2. Не укрепленные амбразуры быстро разрушались. Мешки и доски служили слабой защитой. Разрушили их даже не неприятельские снаряды, а пороховые газы от собственных выстрелов. Дым от загоравшихся досок в отличие от порохового не рассеивался, постоянно мешая прицеливанию. В дыму и грохоте постоянно казалось, что на штурм пошла неприятельская пехота. Тогда открывали огонь орудия, назначенные для ее отражения, вхолостую покрывая картечными пулями стенки крутостей и рвов, бессмысленно расходуя боеприпасы и лишь внося суматоху в и без того напряженную обстановку.

Для расчистки амбразур под пули высылались матросы, приводя к новым потерям от пуль неприятельских стрелков, непрерывно обстреливавших амбразуры и осколков снарядов.

Доставалось не только бастионам и батареям. Смерть витала над всем городом. Отдельные снаряды, рикошетируя, долетали туда, и так севастопольские обыватели познакомились с разрушительной силой неприятельского огня, вызвавшей панику: «…Разбуженные жители выскакивали из домов, кто в чем был, и в беспорядке устремлялись к пристаням, где поднялись невообразимая сумятица, давка, крик и рыдания.

Торопясь сесть в лодки, многие падали в воду. Растерянные женщины в одном белье выскакивали из домов: кто с чулками в руках, кто с маленькой подушкой, кто волочил за собою платье. Все это бежало, спотыкалось, падало и опять бежало, не зная куда. Вырвавшийся из конюшен скот с ревом носился по городу, давя народ. Собаки с визгом бегали до того, пока не падали от усталости…».{1004}

6-й БАСТИОН

Сюда Корнилов пришел сильно уставшим и долго не задерживался. Ситуация здесь немногим отличалась от положения дел на соседнем, 5-м бастионе: больше всего страдала лицевая стена оборонительной казармы, но в целом укрепления выдержали первый вал артиллерийского огня.

Сбывались пророчества капитана 1 ранга Зарина предупреждавшего, что построенный казнокрадами бастион не мог выдерживать длительный обстрел. Офицер предлагал во время бомбардировки посадить за оборонительной стенкой инженеров-строителей и заставить их там составлять отчет о расходах на ее постройку.

Отдав необходимые распоряжения, адмирал убыл для составления рапорта и короткой передышки в дом Волохова, бывший его квартирой в Севастополе, где написал письмо, которому суждено было стать последними словами адмирала, адресованными к близким. Предчувствуя смерть, Корнилов вызывал на бастион капитан- лейтенанта Христофорова, назначенного курьером в Николаев, отдал ему письмо и свои часы: «Передайте пожалуйста жене, они должны принадлежать старшему сыну; боюсь, чтобы здесь их не разбить».{1005}

Из дома адмирал отдал распоряжение о выводе транспортов «Дунай», «Буг» и Сухум-кале» из Южной бухты, где они оказались под обстрелом. Вскоре с Малахова кургана прибыл барон Криденер, передавший просьбу распоряжавшегося там Истомина не приезжать. Здесь же ему доложили, что прибыл главнокомандующий.

МЕНШИКОВ В СЕВАСТОПОЛЕ

Меншиков с первыми выстрелами уже двигался с адъютантами и штабом в Севастополь. Первый, кто встретил князя, был полковник Федоров, командир Бутырского пехотного полка. Едва князь остановился, как тяжелое ядро «пробороздило землю перед лошадью светлейшего, обдав нас хрящом твердой земли».{1006}

Не задерживаясь у бутырцев, Меншиков направился на квартиру к Корнилову. Для главнокомандующего эта была не просто встреча — он хотел увидеть того, кто больше других противился его плану, того, кто рвался в бой на море, а получил грандиозное сражение на суше. У обоих было больше причин ненавидеть друг друга, нежели любить, особенно после совсем недавних событий. Но война все расставила по местам.

Не думаю, что Меншикову был нужен сухой рапорт Корнилова, ему хотелось убедиться, что отныне адмирал уверует в его правоту, и можно будет смело перепоручать ему весь объем руководства обороной Севастополя. Они оба уже все друг другу доказали: Меншиков, что в минуту опасности, даже потерпев крупное поражение, может собраться и принять единственно правильное решение, лучшее из сотни вариантов возможных. Корнилов, что отныне безоговорочно утвердил право считаться непревзойденным организатором и лидером тысяч вверенных ему офицеров, солдат и матросов только потому, что таковым на самом деле и был.

Адмирал, к 8.30 закончивший объезд батарей и бастионов,{1007} встретил князя и, доложив, что обстрел со стороны французских батарей ослаб, объяснил обстановку, сопроводив до Екатерининской пристани. Командующий, успокоившись, покинул город. Но едва он это сделал, как начался обстрел с моря.{1008} Свита остановилась, все в волнении приникли к оптике.

Севастополь вновь затянуло дымом: «Гром от беспрерывной пальбы был невообразимый. Тучи черного дыма заволакивали все видимое небо, и только изредка можно было уловить глазом темно-красные огни, вырывавшиеся из жерл громадных орудий. Всего удобнее было нам рассмотреть громадный трехдечный корабль, который, став как раз в тылу Константиновской батареи, возле берега, безнаказанно громил ее в хвост. Сначала мы были рады, что корабль, не видя скрытой за мыском мортирной батареи, занял эту позицию, не ожидая гостинцев которые поднесут ему наши пятипудовые мортиры и две коронады. Батарея эта, устроенная на берегу бухты, обращена была жерлами орудий к морю, именно с тем, чтобы через мысок озадачить смельчака на случай покушения… Но батарея молчит. Что же она не кончает с этим кораблем? Ждем с нетерпением его гибели, но он цел и невредим… Или командир батареи не видит врага или на ней все перебиты?».{1009}

Меншиков отправляет верного Панаева на батарею. Добравшись до батареи, последний обнаруживает, что Корнилов, якобы из опасения, чтобы неприятель после Альминской победы не захватил орудия, «…велел опрокинуть их в море», после чего делает свой неутешительный вывод: «Вот почему Константиновская батарея так много пострадала в первый день бомбардировки».{1010}

Панаев вновь откровенно врет: на батарее он не был. Иначе увидел бы совсем иную картину и, хотя бы из уважения к ее защитникам, написал, что корабль этот был потерявший временно управление «Родней», который несло на мель, о том, как он еле унес ноги оттуда (англичане скажут, в отличие от Панаева). Что поделаешь, любил меншиковский адъютант свою значимость подчеркнуть. То полки в атаку водил на Альме, то отступление всей армии останавливал, а тут вот с моряками не прошло, не удалось ему английский корабль потопить. Моряки люди склада другого и не подтвердили бы его участие в деле. Скорее всего, он добрался до Северного укрепления и оттуда в безопасности наблюдал за происходившим.