Читать интересную книгу Живун - Иван Истомин

Сенька на негнущихся ногах ковылял домой, осторожно неся младенца в полусогнутых руках. Сенька досадовал, что не видит лицо сына, и думал-гадал, для чего еще нужны тряпки… С Парассей что худое? Так малица детская зачем?..

Дома он положил младенца на кровать, вынул его из малицы, как из мехового мешочка. Новорожденный был запеленат с головой. Опять не удалось увидеть его лица! Распеленывать Сенька побоялся, да и Елення не велела задерживаться. Порывшись в груде тряпья, он выбрал которое почище, прихватил еще и старенькое платьице младшей дочурки Нюськи и поспешил обратно в баню.

Выходя, наказал дочерям:

— Последите за новым братишкой!

На пороге его настиг истерический выкрик Сандры, адресованный Мишке:

— Иди, иди! Полюбуйся на свое рыжее отродье!

И злобный рык в ответ:

— Молчи, дура! Язык бы твой отсох!

Войдя в предбанник, Сенька с изумлением услышал снова голос младенца. Вот почему оторопила его Елення! У Сеньки беспомощно повисли руки. Он не мог слова вымолвить.

Но Елення, по-видимому, услыхала его шаги или скрип входной двери, просунула руку из-за двери мыльни и взяла принесенные вещички. Вскоре она вынесла второго ребенка, упрятанного, как и первый, в малицу.

— Принимай богатство! Тоже мальчик!..

— Теперь все? — в замешательстве вырвалось у Сеньки.

— Мало, что ли? — засмеялась Елення. — Отнеси…

— А Парасся… ничего?

— Ничего…

Довести роженицу до дому подсобила Марья.

— Вот счастье-то — сразу двух сыновей. Ай да Парасся! — приговаривала она, поддерживая роженицу под руку.

Парасся выругалась в ответ.

— Не убивайся! — старалась успокоить Парассю Елення, поддерживая ее под вторую руку. — Теперь у тебя ровный счет: три дочки да три сына…

Не доходя до дома, они услышали несусветный гам.

В избе все были до крайности возбуждены.

Сенька метался по избе, грозился убить Мишку, исступленно материл его.

Мишка сидел за столом, понурив рыжую голову и зажав ладонями уши.

Сандра, уткнувшись в подушку, выла протяжно, с воплями, как по покойнику.

Девчонки, глядя на взрослых, тоже голосили. Два младенца, распеленатые, голенькие, лежали рядышком на постели. Их крошечные тельца посинели то ли от натужного плача, то ли от холода.

Женщины в нерешительности остановились у порога. Гаддя-Парасся простонала:

— Господи!..

— А-а-а, явилась, с-слюха! — замахнулся на жену Сенька.

Но между ним и Парассей встал Эль. Он схватил Сеньку за ворот и оттащил к противоположной стене.

— Ты что — не видишь? Еле на ногах стоит!

— Давай уж, если хочешь, на меня. — Мишка встал, набычившись. Но Эль с силой усадил его на место.

— Гады! — выдохнул Сенька. И вдруг, уткнувшись в угол, жалостливо, по-бабьи, заголосил.

Эль посоветовал не трогать Сеньку: выплачется — облегчится, и вышел из избы.

Елення и Марья помогли Парассе дойти до постели, снять малицу. Она села возле двойни и залилась горькими слезами. Были ли то слезы раскаяния или тревоги за судьбу нарожденных — она и сама не знала.

Сенька растолковал слезы жены по-своему, пробормотал из угла:

— Вон, самой стыдно. А мне каково! — И снова плечи его затряслись, теперь в беззвучном плаче.

Елення и Марья запеленали младенцев. Оба как две капли воды походили на Мишку: и рыжие, и курносые, и веки пухлые, и подбородочки тупые.

— Вылитые, — не удержавшись, шепнула Марья.

Елення ткнула ее локтем — ладно, мол, не трави рану. И принялась устраивать Парассю, так, чтобы ей было удобнее одновременно кормить обоих младенцев.

— Мы больше не нужны пока? — спросила Елення.

— Нет… — глотая слезы, едва слышно прошептала Парасся. — Корову вот подоить некому.

— Подоим, подоим, — успокоили соседки и ушли.

3

Среди ночи разыгрался буран. К утру намело сугробы до окон. Пуржить не переставало и утром.

Гриш и Эль с трудом открыли дверь своей избы, принялись расчищать крыльцо и дорожку. Немного погодя видят — увязая в сугробах, торопится к ним Мишка. Еще издали он закричал:

— Сандра потерялась!

— Как потерялась?!

— Нигде нет!

Сбивчиво Мишка рассказал, что с вечера Сандра, не переставая, плакала. Он пробовал ее успокоить — не подействовало. Подумал, сама успокоится, и завалился спать. Утром глядит — ее нет.

Подождал немного: может, вышла куда. Нет и нет.

— Везде искал — и в сарае, и в бане, и в стайке, и на вышках… — объяснил Мишка. — Куда запропастилась? Сгинет назло мне, дура. Не зря стращала — поседеешь, мол, подстрою… Вот… — И он выматерился.

Из избы вышли женщины, прислушались к Мишкиному рассказу. Только кончил он — запричитали:

— Ой, беда, беда!

— Что же это выдумала!..

Гриш сердито цыкнул на них. Не ко времени завелись: стряслась беда.

— Во всем один ты виноват, Михаил, заварил кашу, что не расхлебаем, — строго сказал он Мишке. — Запрягать лошадей надо, искать Сандру. — И пошел в избу потеплее одеться.

Гриш решил взять с собой Сеньку, хоть и без него свободно мог обойтись. Боялся, обезумевший Сенька дров наломать может, мало что смирный… А с Мишкой послал Эля. Мишке на всякий случай нужен охранник, да покрепче…

Эль не отказался. Только сердито проворчал:

— Драть всех кнутом надо, якуня-макуня!

Когда стали запрягать коней, не нашли одних вожжей. Не иначе — Сандра захватила. Уж не вешаться ли в тайгу ушла? Дура баба! Стало еще тягостней.

Спешно разыскали бечеву для вожжей и на двух розвальнях отправились в разные стороны острова — обшарить его из конца в конец.

Искали по полудня. Несмотря на буран, прочесали весь лес, но Сандру не нашли. Ни с чем вернулись домой.

Посидели, молча покурили, думая о том, чтобы хоть труп отыскать. Еще снегом засыплет или того хуже — вороны склюют.

— Не иначе — за Хашгорт-Еган ушла, в тайгу, чтоб не сразу нашли, — высказал предположение Эль.

Мужики согласились и сразу поехали за реку. Если сюда пошла — по целинному снегу далеко уйти не могла. На всякий случай, чтобы побольше местности обозреть, снова разными путями поехали.

Эль и Мишка, вдоволь нааукавшись, все же напали на Сандрин след. Он привел их на лесную опушку. Там после Ильина дня собирали грибы и ягоды. Там Сеньку с детьми напугал медведь…

Сандра, полуголая, в нижней рубахе, сидела под невысоким кедром на разостланной на снегу малице. Над нею свисала с ветки петля из вожжи. Ветер раскачивал ее из стороны в сторону. Сандра посинела, дрожала, закрыв глаза, что-то невнятно бормотала.

Мишка первым спрыгнул с саней. Гулким эхом в морозном воздухе отозвалась его бешеная брань. Он схватил жену за плечи, затряс:

— Ах ты, гадина! Что выдумала! Что выдумала, сволочь! — выкрикивал он вперемежку с ругательствами.

Сандра, похоже, не слышала его. Она странно всхлипывала, судорожно подергивалась.

Мишка с такой силой швырнул ее, что она повалилась навзничь и ударилась головой о дерево, но ни звука не издала. Мишка вскарабкался на кедр, принялся отвязывать веревку.

— Вперед одень, совсем замерзнет, что вожжам сделается, — крикнул Эль. Он не одобрял Мишку: жалеть надо — все-таки жена, хоть и провинилась, доставила всем столько беспокойства…

— А вот сперва погрею, а там и одену, — зло отозвался Мишка. — Ишь вздумала… как мать…

Спрыгнув с дерева, позвал Эля:

— Ну, Элексей, выпори ее хорошенько. Изо всей силушки, как Гнедка своего. А я подержу ее, паршивую. — Эль затряс головой:

— Ты что? Одень, говорю! Околеет, якуня-макуня…

— Ну, как хочешь, — раздраженно крикнул Мишка.

Он пнул Сандру, стегнул вожжами.

— Брось изгаляться, Мишка! — вскочил с розвальней Эль.

Мишка не остановился. Удары продолжали сыпаться на несчастную женщину. Она лишь вздрагивала и уже не стонала, видно, потеряла сознание.

— Хватит дурить! Самого надо выпороть хорошенько! — Эль перехватил вожжи и рванул их так, что Мишка отлетел в сторону.

Эль натянул на Сандру малицу, поставил женщину на ноги. Но она, словно неживая, рухнула на снег. Тогда Эль подхватил Сандру на руки, как малого ребенка, и отнес ее в розвальни.

Мишка подобрал со снега вожжи, уселся рядом, бубня в остервенении:

— Будет знать…

4

Несколько дней Сандра не могла ни сидеть, ни лежать… Тело было в рубцах и кровоподтеках. Она металась в жару, заходилась долгим надрывным кашлем. Простыла — с ночи просидела без малицы на снегу, да еще в буран. На Мишкины вопросы она не отвечала. А Еленне еле слышно прошептала, что хотела повеситься, но не смогла и решила замерзнуть.

— Зря выручил Гажа-Эль… Пускай добил бы меня изверг мой… Нет с ним жизни… Опостылел он мне, ох, как опостылел…