гидом. Мы были уже настоящей проверенной командой.
Моя подготовка к этому третьему, очень волнующему паломничеству в Тибет состояла в том, что на протяжении восьми месяцев до этого я рисовала дни и ночи напролет. Я просто должна была рисовать то, что открывалось мне в глубинах моей души. Я следовала за своим сердцем, зная, что перед походом на Кайлаш у меня уже был «мой Кайлаш». Так было создано 100 картин, написанных маслом.
Примерно за 14 дней до вылета произошел еще один случай. Когда я, как обычно, пошла пожелать спокойной ночи нашему Небесному саду, я увидела в цветнике вертикальный шест, которого раньше там вообще не было. Он явно мешал, и я хотела вытащить его самостоятельно (это было около 11 часов ночи), но он был вбит очень глубоко, и, потянув за него, я вывихнула себе руку. Мне было очень больно, но мои друзья-врачи делали всё, чтобы вправить вывих и вернуть мне хорошую физическую форму перед поездкой. В конце концов их усилия увенчались успехом.
Мы летели через Таиланд в Катманду. В аэропорту Таиланда, где обычно мы могли ожидать часами, я, к моему великому облегчению, уже могла бегать — легко и быстро. Но когда я, выходя из самолета в Катманду, спускала из верхнего отсека свою тяжелую сумку, несмотря на мое внутреннее предупреждение — не снимать её в одиночку, — люди толкнули меня так, что я вновь заработала себе вывих.
Следующие три дня в Катманду я полежала в постели отеля «Нирвана Гарден» с грелкой на спине, глубоко погруженная в молитву об исцелении.
Я позвонила Мунираджу и рассказала ему о моем досадном вывихе. Я знала, что пойду любой ценой, если потребуется, то полечу на вертолете. Я спросила у него: «Ты видишь, как я иду?» Его ответом было: «Да».
В глубине своей души я попросила его об исцелении, и когда я спросила, почему это случилось со мной, он просто сказал: «Так бывает», а затем бодро сказал: «Скажи: “Я в порядке”».
Вероятно, это была мантра, впоследствии ставшая моей кровью и плотью. «Я в порядке», — это действительно было очень мощно.
Когда Марилу попросила меня ненадолго пройтись с ней по магазинам, где она хотела показать мне что-то, через несколько минут я почувствовала такую слабость и боль, что сразу же вынуждена была взять рикшу, который и отвез меня назад в отель.
Для меня речь шла о бытии и небытии, и был лишь духовный путь исцеления, потому что нигде в окрестностях Катманду невозможно было найти мануального терапевта.
Я знала, что перед этим паломничеством будут испытания, но даже не подозревала, что они будут такими трудными.
Я пребывала в доверии.
Так мы вылетели в Непал Гунж, где встретились с Тенджи, нашим любимым Тенджи, и его «метод джунглей» — лучший для меня — помог вправить мой вывих. Сработало!
По счастливому стечению обстоятельств, из Непала Гунж мы могли на следующее же утро продолжить полет в Симикот, где начинался наш путь. Как и предсказывал Мунирадж, в первый вечер долгого пути у меня не было никаких болей, хотя путешествие было невероятно напряженным. Ом намаа Шивайя!
Это было благословение и поощрение — не только для меня, но и для других.
Но тема всё еще не была исчерпана. Нам предстояло семь дней примерно восьмичасового похода через Непал, и вскоре боль снова заявила о себе. На этот раз Марилу часто радостно бежала впереди, а вот я шла далеко позади остальных, способная передвигаться очень медленно, опираясь на горный посох.
На второй день нашего похода утром ко мне явился некто, еще издали излучавший чудесную атмосферу, полную тепла и доброты. Он был одет на непальский манер, на его голове была шляпа с полями, а еще у него были русые усы с проседью. Взгляд его светлых глаз глубоко вошел в мое сердце вместе с приветствием.
«Джай, Джай!» — тихо сказал он мне мимоходом.
Я была тронута светом и глубиной его глаз, а также теплом и любовью, которые он излучал.
Вскоре после этого я спросила у Тенджи, есть ли в непальском языке выражение «Джай, Джай». Он сказал, что нет, он не знал этого слова, но я знала — это санскрит. Оно означает «Победа!»
После этого я убедилась в том, что это был Шастриджи. Я уже пережила несколько самых удивительных опытов общения с ним и знала, что он может материализоваться физически.
Как я была благодарна за эту обнадеживающую встречу!
На третий день похода боль настолько усилилась, что во время остановки у реки Канали мы с Марилу решили сконцентрироваться. Я поняла, что окружена существами, полными боли, которые, видимо, сопровождали меня на пути к Кайлашу. Я решила во время приступа боли просто петь «Аллилуйя!», наполняя каждый свой шаг радостью и ликованием от встречи с Богом. Я знала, что путем этой трансформации я больше не буду притягивать этих существ, полных боли, или что их боль на этом пути трансформируется вместе с моей.
Река Канали, берущая свое начало у горы Кайлаш, была источником непрерывной силы, даже если её шум был едва слышен издалека. Её мощный гул казался наполненным мантрами и величием Кайлаша.
Но потом случилось так, что вдобавок к своей боли, всё сильнее трансформировавшейся с каждым моим «Аллилуйя!», у меня начались понос и рвота. Тенджи был очень этим озабочен.
День отдыха — это хорошо, но изматывающий понос всё никак не оставлял меня. Особенно ранним утром, перед последним большим марш-броском с преодолением перевала высотой 5100 м над уровнем моря, я была очень слаба из-за диареи.
Тенджи, полный сострадания, предложил блестящую идею: посадить меня на лошадь. Их было две: одна всегда шла рядом с нами на случай чрезвычайных ситуаций, а другая везла нашу поклажу.
С помощью лошади я сумела подняться. Она довезла меня до самого верха, несмотря на то, что на половине подъема в гору вынуждена была остановиться и дышала так, что мне сразу же захотелось спуститься.