я говорю тебе это только потому, что не хочу опозориться, когда попрошу тебя потанцевать со мной.
Тишина. Такая глубокая тишина, что остатки далекой музыки смешались с внезапно оглушающим стуком моего сердца. Макс стоял с прямой спиной, сцепив руки за спиной. На этот раз я не смогла прочитать выражение его лица.
— Или, — сказала я небрежно, — ты оглянешься на это как на начало своего падения?
— Я… — Он вздохнул, усмехнулся, засунул руки в карманы. Потом убрал их. — Мой ответ зависит от одного условия.
— Какого?
Он сделал шаг вперед, потом еще один. Я тоже, пока наши тела не оказались прямо друг перед другом, пока я не почувствовала, как его теплая рука скользнула в мою.
— Без счета, — сказал он.
— Только в этот раз.
— Только в этот раз.
И его рука уже была на моей талии, мои руки на его плечах, когда я прошептала:
— Договорились.
Мы покачивались вместе, несколько неловко, под далекую музыку. Моя щека едва коснулась его. От него пахло пеплом, сиренью и слабым намеком на далекое море.
— Не думала, что ты скажешь «да», — пробормотала я. — Я думала, ты не создан для светской милости.
Его смешок был тихим, но мы были так близко, что я почувствовала, как он отразился от его мускулов.
— Во-первых, — возразил он, — мы одни. Так что термин «светский» не применим.
Верно.
— Во-вторых. — Он попытался запустить меня в нежное вращение. Мы ошиблись во времени и споткнулись, прерывая его следующее слово хрипловатым смехом. — В том, что мы здесь делаем, нет ничего изящного.
Очень верно.
Он посмотрел на меня и поднял брови, молча прося разрешения на вторую попытку. Я кивнула, и мы почти — почти — покрутились.
Вот только я поскользнулась на влажной земле и, отвлекшись, бросилась ему на грудь. Мы оба издали стон удара, и мой неловкий смех все еще замирал на моих губах, когда я вдруг так остро ощутила тепло его тела, прижатого к моему. На сколько мне понравилось. Как сильно я хотела погрузиться в это.
Мои руки скользнули по его шее. Он опустил меня во что-то, слегка напоминающее объятия, и я свернулась вокруг него. Каждый нерв в моем теле был в огне, загорелся от прикосновения его рта к моей щеке, от едва заметного шепота, касавшегося моей кожи, когда он дошел до моего уха.
— Так что, может быть, — прошептал он, — я мог бы быть создан для этого.
Может быть, я тоже могла бы. Создана или не создана. В тот момент мне было все равно, какой.
***
В конце концов мы все-таки — неохотно, хотя ни один из нас не признался в этом вслух — вернулись на вечеринку. И я возобновила свое выступление, собирая удивленные и испуганные взгляды так же, как когда-то собирал серебряные монеты. Я говорила правду всем, кто осмелился спросить меня, не жалея ни жестокости, ни уродства, ни ответственности.
Недостаточно. Никогда недостаточно.
Эти слова все еще пульсировали во мне, когда мы с Максом, наконец, покинули вечеринку, спустя много времени после того, как свет начал мерцать, спустя много времени после того, как Саммерин, Мот и большинство других гостей удалились. С момента нашего единственного сказочного танца мы почти не разговаривали до тех пор, пока не ступили обратно в знакомое тепло этой захламленной гостиной.
В этой обстановке я вдруг почувствовала себя смешной в своем наряде. Макс, должно быть, тоже, потому что тут же закатал рукава до локтей, вздохнув и расстегнув еще одну пуговицу на воротнике.
— Должен сказать, Тисана, стоило отважиться на мое первое мероприятие Ордена в лучшую часть десятилетия, просто чтобы увидеть выражение их лиц, когда ты с ними покончила.
— Я не закончила с ними. Я только начала.
Я провела ночь, разрезая себя на маленькие кусочки для потребления, заставляя людей признать меня, выплескивая свою боль им в лицо. И теперь я чувствовала, что что-то во мне просто… истощилось. А для чего? Для их испуганных взглядов? Этого было достаточно?
Недостаточно. Никогда недостаточно.
— Первый шаг — заставить их столкнуться с реальностью, — сказал Макс, словно услышав мои невысказанные сомнения. — Людям не нравится это делать, но я видел, как это произошло сегодня вечером. Даже у Зерита, а обычно его голова слишком высоко в его собственной заднице, чтобы что-то увидеть.
— Но я должна решить, что делать дальше.
— Ты все сделаешь. И ты знаешь, я бы не сказал этого, если бы не верил в это.
Он в это верил. Я знала, что так и было. И я не позволила нашим взглядам задержаться достаточно долго, чтобы увидеть все это — всю его глубину — по причинам, которые я не могла понять.
Вместо этого я одарила его слабой улыбкой.
— Сейчас мне просто нужно вылезти из этого платья.
Как только слова сорвались с ее губ, я проглотила странный кайф, который поднялся к коже от моего выбора фразы. И мне стало интересно, воображаю ли я учащенное моргание Макса, легкое изменение его позы.
Но он просто сказал:
— Понятно. Отдохни.
— Доброй ночи.
Я вернулась в свою комнату и закрыла дверь. Выскользнула из своих очень неудобных ботинок. Затем я потянулась к спине, чтобы расстегнуть застежку на спине моего платья –
И издала стон боли. Пряди моих волос распустились за ночь и запутались в застежках, удерживающих платье на шее. Я боролась с ним еще несколько минут, а затем, когда я, наконец, испугалась, что могу пустить кровь, я сдалась с цепом разочарования и вернулась в гостиную.
— Я застряла.
Макс отложил книгу.
— Ты застряла.
— Да. Мои волосы и платье… — я указала на свою шею. — Ты можешь… ммм… помочь?
Он стоял неподвижно, слишком долго. И в этот момент перед моим мысленным взором пронеслась картинка. Руки и кожа. Красный шелк на земле.
Я стряхнул это. Боги, Тисана. Контролируй себя.
— Хорошо, — ответил он. — Тебе