Читать интересную книгу Товарищ Богдан - Борис Раевский

«На станции Узловой, — писал он, — запасные (солдаты), проведав, зачем едет отряд, стали ругать нас и бросать в вагоны поленьями».

Поручик откинулся в кресле, провел острым концом костяной ручки по холеным усикам, вспоминая, как каратели избивали голодных, измученных, застрявших на станции после русско-японской войны солдат. Били прикладами, шомполами, нагайками. Сопротивляющихся кололи штыками. У двух жандармов при «усмирении» даже сломались приклады.

«Если так будет дальше, мы рискуем сделаться безоружными», — записал Евецкий в своем дневнике и усмехнулся, довольный остротой.

Он предвкушал — вскоре они вернутся в Москву и он покажет дневник невесте. Ведь Нелли так любит читать о его доблестных воинских подвигах. Она называет его «рыцарей», «меченосцем» и рассказывает подругам о его смелости. Поручик только что кончил очередную запись о том, как на одной из станций жандармы выпороли восемнадцатилетнюю девушку-телеграфистку, когда к нему подошел князь Гагарин.

— Пойдемте, Евецкий, — сказал князь, покачиваясь, и для устойчивости крепко схватился за спинку кресла. — Барон зовет…

— Преферанс?[35] — догадался Евецкий.

— Так точно!

Они прошли в отделенную переборкой половину салон-вагона, занимаемую Меллер-Закомельским. На небольшом, крытом зеленым сукном столике, уставленном бутылками, уже лежали две колоды карт.

Генерал-лейтенант Меллер-Закомельский в расстегнутом мундире, с громадной, круглой, как арбуз, головой и длинными вислыми усами сидел возле столика, развалясь в кресле. Старик был уже изрядно пьян. Рядом с ним сидел также пьяный подполковник Заботкин.

— Садитесь, — не то пригласил, не то приказал пришедшим барон. — Провернем пульку[36].

Поручик Евецкий и князь Гагарин сели. Заботкин налил им вина и роздал карты.

В салон-вагоне было тихо, только вздрагивала и звенела на стыках посуда.

— Приближаемся к Слюдянке, — доложил вошедший в вагон подпоручик Малинин.

— Отлично! Здесь и заночуем, — не отрываясь от карт, приказал барон. — Завтра утром пощупаем эту самую Слюдянку.

Подпоручик четко повернулся и вышел.

Совсем еще молодой, только что выпущенный из училища, он месяц тому назад в Москве с радостью выслушал приказ о назначении в отряд Меллер-Закомельского. Ему, романтику, жаждущему подвигов, Казалось — вот он, счастливый случай, дарованный судьбой. Вот где он отличится в боях с изменниками, а если нужно — с радостью отдаст свою жизнь за отечество.

Но с каждым днем восторги его испарялись. Порки, избиения, расстрелы приводили подпоручика в уныние. И как не похожа эта выпоротая девушка-телеграфистка или проткнутый штыком пожилой сцепщик со станции Ново-Спасское на предателей, врагов России!

«Пощупаем Слюдянку», — мысленно повторил подпоручик слова генерала.

Значит, опять порки, опять расстрелы, опять истошные крики баб и пронзительный плач детей.

Маленький товарный состав, в котором Бабушкин и его друзья везли оружие, на рассвете тихо, без сигналов вошел на станцию Слюдянка. Машинист привычно завел состав в отдаленный тупик. Уже начинался день, а Бабушкин распорядился днем не ездить.

Как только поезд остановился, Бабушкин откатил тяжелую, на роликах, дверь вагона и соскочил на заметенное снегом полотно.

Телеграфист Савин спрыгнул вслед за ним.

— Нет, нет! Все оставайтесь в вагоне, — приказал Бабушкин. — Охраняйте оружие!

Глубже надвинув папаху, защищая рукавицей лицо от резкого ветра, Бабушкин зашагал по путям к станции. Где-то рядом, пока еще невидимый, глухо гудел Байкал. Под порывами ветра тяжело стонал лес.

Бабушкин пересек несколько железнодорожных путей и остановился. Впереди, возле самого здания станции, стоял длинный поезд.

«Кто бы это? Уж не барон ли пожаловал?»

Бабушкин долго стоял на ветру, всматриваясь в таинственный состав. Около вагонов суетились фигурки, но издали Иван Васильевич не мог разобрать, кто эти пассажиры. А подходить ближе — рискованно.

Вдруг Иван Васильевич заметил: возле одного вагона группа людей выстроилась в шеренгу и за плечами сверкнули стволы винтовок.

«Так и есть — каратели!»

Иван Васильевич, резко повернувшись, быстро зашагал обратно к своему поезду.

«Что же делать? — на ходу беспокойно думал он. — Закрыть двери вагона и ждать? Может быть, каратели уедут? Или самим уйти в тайгу? Или дать полный ход — попробовать удрать?»

Бабушкин не успел решить, что предпринять, как вдруг из-за железнодорожной будки выскочили три солдата и бросились к нему.

Иван Васильевич прыгнул в сторону. Но один из солдат крепко ухватил его за воротник полушубка. Остальные уже были рядом.

— Товарищи! Бегите в тайгу! — крикнул Иван Васильевич, видя, что к их составу приближается другая группа карателей.

Но было уже поздно. Бабушкина и его товарищей связали одной веревкой и погнали к генеральскому поезду. Их втолкнули в теплушку к другим арестованным. Поезд двинулся и вскоре остановился на станции Мысовой.

Барон все еще сидел за картами, когда ему доложили о новых арестованных.

— Отобрано двадцать ящиков винтовок, — сообщил подпоручик Малинин.

После бессонной ночи, проведенной за картами и вином, барон был хмур и сердит. Голова подергивалась, ныла печень.

— Расстрелять! — своим обычным, «строевым» голосом приказал он, не отрываясь от карт.

Подпоручик вздрогнул.

«Боже! — подумал он. — Как это просто! Расстрелять — и все! Даже не узнав, кто эти люди, куда и зачем они направлялись. Боже, боже! И так поступаем мы, русские офицеры…»

Но вслух подпоручик ничего не сказал.

— Следовало бы допросить арестованных, — осторожно вмешался Евецкий.

— Вы, поручик, кисейная барышня, — отрубил генерал. — То-то говорят: стишки кропаете! Чего церемониться, — ясно, большевики! Впрочем, узнайте их фамилии…

Поздним вечером шестерых арестованных вывели на станцию. Их отвели вправо, на высокий, угрюмый, скалистый берег Байкала. Было темно. Глухо, надрывно выл ветер. Крутила пурга, швыряя в лица хлопья снега.

— Стой! — скомандовал князь Гагарин, когда арестованные подошли к раскачивающемуся на ветру станционному фонарю.

Бабушкин шел впереди товарищей. Он остановился и повернулся лицом к солдатам.

Иван Васильевич понимал: наступили последние минуты его жизни. Но он не просил пощады. Видя его спокойствие и стойкость, так же молча повернулись лицом к палачам остальные.

— Проверь винтовки! — раздалась команда князя Гагарина.

Бабушкин и его товарищи крепко взялись за руки.

— Постойте, постойте, князь, — вмешался Евецкий.

Красавец поручик не участвовал в расстреле. Но звериное любопытство толкнуло его выйти из вагона за князем Гагариным, чтобы самому увидеть кровавое зрелище и потом описать его в дневнике.

— Надо узнать фамилии! Для порядка.

— Узнавайте, если охота. Только живо!

Поручик Евецкий, нетвердо держась на ногах после крепкого баронского коньяка, подошел к расстреливаемым.

— Фамилия? — ткнув тонким стеком в грудь Бабушкина, спросил он.

— С убийцами не желаю знакомиться!

Ответ прозвучал хлестко, как пощечина.

— Ого! — пьяный поручик качнулся. — Видать, из идейных! Впрочем, оно и лучше: уйдете в могилу как псы. Даже ваших имен никто никогда не узнает.

— Нет! — Бабушкин с лютой ненавистью взглянул на поручика. — Вы умрете безвестно! А наши имена узнает и запомнит народ!

Поручик отшатнулся, словно его толкнул горящий взгляд Бабушкина.

— А не обидно умирать таким молодым? — С издевкой спросил он. — Пиф-паф — и вас нет. А солнце будет светить по-прежнему, и цветы благоухать, ручейки журчать..

— Не для вас! — выкрикнул Бабушкин. — И солнце, и цветы, и ручьи. Не для вас! Мы хозяева земли, а вы — паразиты!..

— Фамилия! — обратился поручик к слесарю Бялых.

Тот промолчал. Казалось, он не видел офицера.

Взгляд его был устремлен вдаль, туда, где, разметавшись в бреду на кровати, с черной слипшейся прядкой на лбу, раскинув тоненькие руки, лежал его сын.

«Ах, Володька, Володька! Так и не смастерил я тебе лыжи!»

И почему-то именно эти обещанные сыну лыжи сейчас особенно больно огорчали Бялых.

По примеру Бабушкина отказались назвать свои фамилии и телеграфист Савин, и Клюшников, и остальные товарищи.

Поручика передернуло: уйти в могилу безвестными — в этом чувствовался дерзкий вызов врагам, презрение к ним и к самой смерти.

Князь что-то коротко скомандовал, и солдаты подняли винтовки к плечу.

— Пли! — выкрикнул Гагарин.

Но вместо единого залпа из четырнадцати винтовок послышалось всего два глухих выстрела. Ни один из большевиков не упал.

Разъяренный князь с обнаженной саблей в руке подскочил к солдатам.