Он присмотрелся еще раз, а потом, выдержав долгую паузу, с тоской произнес:
— Да, могу представить.
— По-твоему, это нормально? — возмутилась она. — Не знаю, с моей точки зрения…
— Не о том речь, Элен: я могу представить, о чем подумали бы ее родители, будь они в курсе дела. Потому что эта девочка, судя по всему, моя дочь.
V
Очертя голову ринуться вперед и за руку вытащить Гвен из танцевального круга было бы не в характере Брайана. Вот если бы она проплыла мимо него, он бы поклонился с величайшим почтением и предоставил ей сделать следующий ход. Нельзя сказать, что он разозлился на дочь, — видимо, во всем была повинна хозяйка дома, но он разозлился на эту систему, которая допустила, чтобы такая кроха, замаскированная под взрослую девушку на выданье, танцевала на полупубличном балу.
На другой день в своем университетском клубе он бродил от одной группы к другой, то и дело останавливался перекинуться с кем-нибудь парой слов, но не переставал высматривать Гвен, с которой договорился встретиться именно здесь. Когда толпа начала дрейфовать в направлении стадиона, он позвонил в дом семейства Рэй и выяснил, что дочь еще там.
— Тогда нам лучше встретиться прямо на стадионе, — сказал он, радуясь, что предусмотрительно вручил ей билет. — Я хочу прийти пораньше и посмотреть разминку.
— Пап, мне ужасно стыдно, но билета у меня нет. — Голос ее звучал приглушенно и мрачно. — Я где только не искала, а потом вспомнила, что засунула его дома за раму зеркала вместе с какими-то приглашениями — хотела полюбоваться, а потом забыла…
Их разговор прервали; мужской голос настойчиво спрашивал, есть ли в клубе свободные номера и доставил ли официант корзину с закусками для Томаса Пикеринга, выпускника девяносто шестого года. Еще минут десять Брайан пытал телефонную трубку: хотел посоветовать дочери купить самый дешевый билет на верхнюю трибуну, а потом пробиться к нему, но на линию связи распространилось умопомрачение принстонской толпы.
Поглядывая на часы, мимо телефонной кабины спешили зрители, боявшиеся пропустить начальный розыгрыш; еще пять минут — и мимо кабины уже не спешила ни одна живая душа; Брайан покрылся испариной. Сам он в бытность студентом играл за команду первокурсников; американский футбол значил для него, по всей видимости, не меньше, чем война и шахматы — для его деда. Внезапно его охватила досада.
— В конце-то концов, она вчера с приятностью провела время; я тоже имею право. Не хочет — не надо. Значит, ей неинтересно.
Но по дороге на стадион Брайан разрывался между ревом толпы, с краткими интервалами грохотавшим за массивной стеной, и видением Гвен, которая сбивается с ног в поисках драгоценной бумажки, поблескивающей бесполезным глянцем в домашнем зеркале.
Он посуровел.
— Вот к чему приводит несобранность. Пусть это послужит ей уроком — лучше всяких нотаций.
Тем не менее у входа Брайан опять помедлил; они с Гвен были очень близки, и он даже сейчас мог бы за ней заехать, но оглушительные вопли трибун заставили его сделать выбор; на стадион он вошел с горсткой последних припозднившихся болельщиков.
Пробираясь к своей трибуне, он издали заметил, что ему машут рукой, и услышал оклики.
— Сядь, — вполголоса приказал он и, переведя дыхание, опустился на свое место. — Людям из-за тебя не видно. Неужели ты нашла билет?
— Нет, папочка. Я так расстроилась, просто ужас… а это Томми Рэй, пап. У него тоже нет билета — он держал место до твоего прихода. Он может сидеть где угодно, потому что…
— Успокойся, малышка! Потом расскажешь. Как дела на поле? Что на табло?
— На каком табло?
Томми, который освободил место и теперь стоял на ступеньках в проходе, сообщил: ноль — ноль; Брайан с головой погрузился в игру.
По окончании первого периода он расслабился и спросил:
— Как вы сюда проникли?
— Понимаешь, Томми Рэй, — она перешла на шепот, — этот мальчик, который со мной, — сегодня дежурит на контроле. Я знала, что его можно найти где-то здесь, потому что вчера вечером он сказал, что перед этим ему нужно забежать домой…
Гвен осеклась.
— Вот оно что, — сухо произнес Брайан. — А я-то не мог понять, о чем можно беседовать в таких причудливых танцевальных позах.
— Ты там был? — в смятении воскликнула она. — Разве ты…
— Послушай, что играет этот гарвардский оркестр, — перебил он, — старые военные песни в джазовой обработке — как-то неуважительно. Ты бы, вероятно, предпочла услышать «Щеколдой к щеке».
— Папа!
Но ее взор на мгновение устремился далеко за серый горизонт, где звучал отнюдь не студенческий оркестр, а сладостный и почему-то еще более старинный мотив.
— И что ты подумал? — спросила она в следующий миг. — Когда меня там увидел?
— Что я подумал? Подумал, что ты неописуемо классная.
— Не может быть! Наказывай меня как хочешь, только никогда больше не произноси это жуткое слово!
В доме
I
Под вечер, когда Брайан Бауэрс пришел домой, Гвен украшала елку в компании каких-то троих мальчиков. Он даже порадовался, потому как елку она заказала такую большую, что сама не дотянулась бы до верхушки, а ему совершенно не улыбалось лезть под потолок.
При его появлении все трое встали, и Гвен их представила:
— Папа, это Джим Беннетт, это Сэттерли Браун, ты его знаешь, и Джейсона Крофорда тоже.
Хорошо, что она назвала их по именам. За время каникул в доме перебывало столько мальчиков, что он уже запутался.
Брайан ненадолго присел:
— Я вам не помешаю. Сейчас уйду.
Ему бросилось в глаза, что рядом с Гвен все трое ребят смотрелись взрослыми, или, во всяком случае, крупными, хотя им было не более шестнадцати. Ей самой исполнилось четырнадцать; почти красавица, подумал он… была бы настоящей красавицей, будь она чуть более похожа на мать. Но у нее был такой милый профиль, такой живой нрав, что она необычайно рано начала пользоваться необычайным успехом.
— Где вы учитесь — здесь, в городе? — спросил он новичка.
— Нет, сэр, в Сент-Реджисе; приехал домой на каникулы.
Джейсон Крофорд, парень в роговых очках, с высоко зачесанными соломенными кудрями, непринужденно хохотнул:
— Здесь ему не потянуть, мистер Бауэрс.
Брайан вновь обратился к новичку:
— Эта гирлянда, что у вас в руках, — самая каверзная. С ней одна морока: вечно какая-нибудь лампочка перегорает, а какая — с ходу не определить.
— Сейчас именно это и случилось.
— В точку попали, мистер Бауэрс, — вставил Джейсон.
Брайан перевел взгляд на дочь, которая балансировала на стремянке.
— Скажи спасибо, что я надоумил тебя занять их работой, — сказал он. — А то старику-отцу пришлось бы надрываться.
Со своей шаткой жердочки Гвен выразила согласие:
— Да, пап, тебе бы тяжело было. Сейчас еще мишуру надо развесить.
— Никакой вы не старик, мистер Бауэрс, — возразил Джейсон.
— Но годы чувствуются.
Джейсон захохотал, как будто Брайан отмочил шутку.
Брайан переключился на Сэттерли:
— А у тебя, Сэттерли, как дела? В первый состав хоккейной команды прошел?
— Нет, сэр. Я и не рассчитывал.
— Его на все матчи выпускают, — вклинился Джейсон.
Брайан поднялся с места.
— Гвен, почему бы тебе не развесить этих ребят на елке? — предложил он. — Получится оригинальное рождественское украшение — детки на ветке, ты согласна?
— По-моему… — начал Джейсон, но Брайан продолжил:
— Уверен, дома их не хватятся. Если что позвонишь и скажешь, что мальчики до конца каникул повисят на елке.
От усталости ему не удалось придумать ничего более остроумного. Махнув всем рукой, он направился к себе в кабинет.
За ним полетел голос Джейсона:
— Вам скоро надоест, если мы будем тут болтаться, мистер Бауэрс. Лучше смените гнев на милость и разрешите Гвен ходить на свидания.
Брайан резко обернулся:
— Что вы имеете в виду — на какие еще «свидания»?
Гвен выглянула из-за елочной верхушки:
— Он имеет в виду нормальные свидания, папочка. Неужели ты не знаешь, что такое свидание?
— Ну-ка, ну-ка, пусть кто-нибудь мне доходчиво объяснит: что значит «свидание»?
Молодые люди затарахтели как по команде:
— В общем, свидание — это когда…
— Ну как же, мистер Бауэрс…
— Свидание…
Брайан перебил:
— Ходить на свидания — это примерно то же, что в наше время называлось встречаться?