— Я меняю то, что считаю нужным, — сказал Валентин. — Но ради Хиссьюна я обязан лезть на глаза как можно реже.
— Ну, теперь, во всяком случае, ты вылез из-под земли!
— Так-то оно так, но на этот раз я охотно бы остался. Только потому, что Хиссьюн в Зимроэле…
— Как же, как же. У тебя просто не было выбора. Кроме тебя, это следствие никто провести не мог. — Они помолчали. — Скверное дело — это убийство, — сказал наконец Насимонте. — Подумать только — раскидали куски этого бедолаги по всему алтарю! Тьфу!
— А с ним, боюсь, пришел конец и нашим стараниям наладить отношения с метаморфами.
— Ты думаешь, тут замешана политика?
— Кто его знает. Но я опасаюсь худшего.
— Ты? Неисправимый оптимист?
— Правильнее было бы назвать меня реалистом, Насимонте. Реалистом.
— Как будет угодно вашему величеству, — засмеялся старый герцог. И снова наступила пауза, еще длиннее предыдущей. Потом Насимонте заговорил уже спокойнее: — Я должен попросить у тебя прощения, Валентин. Я был слишком резок сегодня, говоря о перевертышах как о гадах, которых следует истребить. Ты же знаешь, в самом-то деле я так не думаю. Я старый человек и могу порой ляпнуть такое, что сам себе удивляюсь.
Валентин кивнул, но промолчал.
— И еще мне не следовало говорить, что археолога убил кто-то из его сородичей. Ты верно сказал — выводы делать еще рано. Мы еще и не начинали собирать улики. Непростительно с моей стороны утверждать…
— Напротив, Насимонте. Очень даже простительно.
— Ваше величество? — растерялся герцог.
— Не будем играть в игры, дружище. Здесь нет никого, кроме нас с тобой, и мы можем говорить правду без прикрас, не так ли? Да, я сказал тебе, что рано делать выводы, но этот вывод так очевиден, что напрашивается сам собой. Нет никакой рациональной причины, чтобы кто-то из археологов-людей — или гхайрогов, если на то пошло, — вздумали убить одного из своих коллег. Впрочем, я не вижу, зачем это могло бы понадобиться кому бы то ни было. Убийство — такая редкость, Насимонте. Нам не понять мотивов того, кто способен это совершить, — однако кто-то тем не менее это сделал.
— Верно.
— А чьи мотивы нам понять труднее всего? По моей логике, убийцей почти наверняка должен быть перевертыш — участник экспедиции или тот, кто пришел извне с заранее обдуманным намерением убить.
— Да, это резонно. Но зачем было перевертышу убивать одного из своих?
— Даже представить себе не могу. Потому мы и приехали сюда в качестве следователей. И у меня такое чувство, что ответ, когда мы его найдем, не доставит мне удовольствия.
Археологи ужинали на открытом воздухе, под ясным черным небом с ослепительными звездами, льющими холодный свет на таинственные руины.
Валентин познакомился со всей командой Магадоне Самбисы. В ней было семна дцать археологов: шесть человек, двое гхайрогов и восемь метаморфов. Все они казались мирными существами, настоящими учеными. Воображение Валентина отказывалось представить, чтобы кто-то из них мог убить и расчленить своего почтенного коллегу.
— Это единственные лица, которые имели доступ в зону раскопок? спросил понтифик Магадоне Самбису.
— Днем там, разумеется, работают землекопы.
— Ага. А где они теперь?
— У них своя деревня — там, за последней пирамидой. Они уходят туда на закате и возвращаются только к началу рабочего дня.
— Понятно. И много их там?
Магадоне Самбиса посмотрела через стол на бледного длиннолицего метаморфа с сильно скошенными внутрь глазами. Это был ее помощник Каастисиик, отвечавший за рабочую силу.
— Как по-вашему? Около сотни?
— Сто двенадцать. — И Каастисиик стиснул свой маленький щелистый рот, весьма гордясь собственной точностью.
— И большинство из них пьюривары? — спросил Валентин.
— Они все пьюривары, — ответила Магадоне Самбиса. — Мы сочли за лучшее использовать только туземных рабочих, поскольку мы не только раскапываем город, но в каком-то смысле восстанавливаем его. Пьюривары не возражают против присутствия чужих археологов, но восстановление города человеческими руками крайне обидело бы их.
— Вы нанимали их прямо здесь, на месте?
— В непосредственной близости от руин нет никаких поселений, ваше величество. Да и в близлежащих провинциях живет не так много пьюриваров.
Их пришлось везти издалека — многих из самого Пьюрифайна. Валентин поднял брови. Из Пьюрифайна?! Пьюрифайн был далекой зимроэльской провинцией, очень далекой, по ту сторону Внутреннего моря. Восемь тысяч лет назад землянин-завоеватель Стиамот, сокрушивший все надежды пьюриваров сохранить свою независимость, загнал уцелевших метаморфов во влажные джунгли Пьюри файна и учредил там резервацию для них. Хотя старые ограничения давно уже были отменены и метаморфам разрешали селиться, где они пожелают, .+lh (-ab". из них так и осталось в Пьюрифайне. В этих субтропических краях и зародилось подпольное движение мятежного Фараатаа, и оттуда же восстание, словно поток раскаленной лавы, хлынул на мирный Маджипур.
— Полагаю, вы их всех опросили? — осведомился Тунигорн. — Выяснили, кто где был в момент убийства?
— Разве я должна была рассматривать их как подозреваемых? — растерялась Магадоне Самбиса.
— Они и есть подозреваемые, — заметил Тунигорн.
— Это простые землекопы и чернорабочие, принц Тунигорн. Убийц среди них нет — я это точно знаю. Они преклонялись перед доктором Гуукаминааном.
Видели в нем хранителя своего прошлого, почти священную особу. Невозможно поверить!
— В этом самом месте двадцать лет назад, — заговорил Насимонте, глядя в пространство, — здешний царь, как вы нам сами напомнили, велел забить на платформах двух огромных морских драконов. Из ваших собственных слов яв ствует, что тогдашние перевертыши почитали морских драконов еще более, чем ваши рабочие доктора Гуукаминаана. Их называли «водяными царями», давали им, если я правильно помню, имена, относились к ним, как к старшим братьям, и обращали к ним молитвы. Тем не менее здесь, в Велализьере, состоялось кровавое жертвоприношение, которое сами же перевертыши по сей день именуют Кощунством. Разве не так? Позвольте мне тогда предположить, что если царь мог поступить таким образом, то нет ничего невероятного в том, что и ваши рабочие по какой-то причине решили поступить так же со злосчастным доктором Гуукаминааном на том же алтаре.
Магадоне Самбиса казалась ошеломленной, как будто Насимонте нанес ей удар по лицу. Она ответила не сразу, и голос ее звучал хрипло:
— Как можно использовать древний миф, легенду против группы невинных, безобидных…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});