Читать интересную книгу Сорок вопросов о Библии - Андрей Десницкий

Сегодня среди православных модными стали рассуждения о вреде рационализма, о расхристианизации Запада и т. д. Насколько они верны – вопрос особый, но необходимо понять одну простую вещь. Если мы говорим о науке, она неизбежно будет рационалистической по своему методу и западной по своему происхождению, такова уж ее природа. Да, исторически сложилось так, что библеистика как наука возникла именно в западном обществе, и то же самое можно сказать о научном методе вообще. Не существует и никогда не существовало библеистики исламской, или китайской, или аборигенной африканской – если выходцы из этих стран занимаются этой наукой, они делают это в западной, а точнее сказать, общемировой парадигме. Не существует, надо признать, и особой православной библейской науки, которая была бы независима от библеистики мировой: богословские факультеты Греции, где традиция не прерывалась, остаются, при всех своих особенностях, в общеевропейском научном пространстве. И это естественно: никакая современная наука не может существовать изолированно, в рамках национальных границ.

Если кого-то такое положение дел не устраивает, можно заняться другими вещами, не менее, а то и более важными, чем наука, – например, аскетикой или мистикой. Но только надо называть вещи своими именами. В России XX в., к сожалению, было принято называть наукой то, что ей никоим образом не являлось, в особенности – марксизм-ленинизм. Можно было сделать успешную научную карьеру, защитив диссертацию, например, по теме «Партийное руководство противопожарными формированиями Ленинграда в годы Великой Отечественной войны» – понятно, что ничего научного в таком труде не было по определению, в нем могли содержаться только многочисленные подтверждения лояльности диссертанта политической линии партии. Сегодня нам непозволительно продолжать ту же традицию, называя самостоятельным научным исследованием некое повторение азов, подтверждение своей лояльности «учению святых отцов». Это прекрасно, если человек верен этому учению и говорит об этом вслух, но одно это обстоятельство еще не делает его ученым.

Что такое научный метод – отдельный и очень сложный вопрос, но я бы предложил такой практический критерий. Научной можно считать работу, которую можно представить на международной конференции или семинаре по соответствующей дисциплине, чтобы участники, даже если они не согласны с конкретными положениями работы, поняли бы ее аргументацию и были бы готовы ее обсуждать.

Существовавшая до революции российская библеистика, отчасти сохранившаяся и в русской эмиграции, к сожалению, стала достоянием истории. Среди нынешних ученых нет тех, кто учился бы у Н.Н. Глубоковского, А.В. Карташева или того же епископа Кассиана (Безобразова), или хотя бы у их учеников. Преемственность с этими учеными, очевидно, должна заключаться не только в том, чтобы переиздавать их труды и систематизировать их архивы (хотя и это полезно) – необходимо идти дальше по пути, начатому ими. Собственно, до революции 1917 г. еще не успела возникнуть оригинальная российская библеистика – они занимались, скорее, творческим и критическим усвоением того, что было сделано на Западе, и процесс этот далеко не был завершен. Ничего нового в этом нет: именно таким путем и шла русская церковная наука, учась сначала у Византии, потом у Европы. Подобное начало вовсе не исключает возникновения в дальнейшем самостоятельной научной школы мирового уровня – достаточно сказать, что в области православной литургики (изучения богослужебных традиций) российские ученые работают на мировом уровне и во многом сами его определяют.

Каковы же те принципы библейской науки, которые мы встречаем в трудах дореволюционных российских ученых? С одной стороны, они стремились к тому, чтобы она была церковной не только по своей вывеске, но и по сути, чтобы она отвечала на вопросы, важные для Церкви, оставаясь при этом в рамках церковной догматики (которую не надо путать с примитивным «а мне вот тут батюшка сказал» или «а я вот тут в одной брошюрке прочел»). А с другой стороны, она должна быть наукой, пользоваться научным методом и соответствовать мировому уровню своего времени. Сочетать церковность, основанную на безусловной вере, и научность, основанную на фактах и рациональном анализе, уже непростая задача, но в случае с библеистикой в современной России тут добавляются и свои сложности.

Пространство для диалога

По каким же путям идет современная православная библеистика в России? Первый и самый простой путь заключается в том, чтобы принципиально отказаться от всяких толкований Библии, которые мы не найдем у отцов Церкви. Если мы видим среди них полное согласие (что, вообще говоря, встречается нечасто), ответ на интересующий нас вопрос найден; если же между несколькими отцами существуют противоречия, то необходимо следовать более авторитетным из них. Самостоятельный анализ текста при таком подходе только усложняет задачу: если он приведет исследователя к другим выводам, их все равно придется отвергнуть, а если он подтвердит сказанное отцами, то ничего не добавит. Это прекрасная и нужная задача, но исследователь при таком подходе – не библеист, а библиограф, который должен систематизировать и ввести в оборот накопленный прежде материал, не добавляя ничего от себя.

Второй подход допускает и самостоятельный научный анализ, но при этом тщательно отбирает наиболее консервативные и созвучные традиции современные комментарии. Остальные взгляды более или менее обоснованно игнорируются, и в результате исследователь приходит к тому выводу, с которого он и начал свою работу: оказывается, традиция права. Этот подход тоже не удовлетворяет требованиям, предъявляемым к научному методу с его объективностью и доказательностью. Скорее, стоит называть этот способ не научным, а апологетическим: он приводит аргументы в защиту традиционных ценностей.

Третий подход заключается в том, чтобы применять обычные научные методы анализа, учитывать все факты и все доказательные гипотезы, делать самостоятельные выводы и лишь затем стремиться согласовать их с церковной традицией (причем именно согласовать, а не переписать). Пожалуй, только такой подход может называться подлинно научным, но не означает ли он отказ от церковности? Есть ли здесь вообще некая золотая середина, возможен ли синтез научности и церковности?

Если понимать под библеистикой библейскую критику столетней давности, с ее стремлением расчленить текст Писания и реконструировать некие исторические события, лежавшие за текстом, такой синтез будет невозможен. Библейская критика стоит, по сути, на отрицании самоценности библейского текста. Но во второй половине XX в. среди западных гуманитариев появились новые подходы к текстам, которые вовсе не тождественны святоотеческим, но в то же время оставляют возможность доброжелательного диалога между традиционной и новейшей точками зрения. Впрочем, и здесь всё не так просто, этот диалог не рождается сам по себе, это только одна из возможностей.

Библейская критика столетней давности стремилась к полной научной объективности, во имя которой отвергала церковную веру. Но сегодняшние научные методы, которые связываются с новой герменевтикой, не боятся субъективности и признают ее неизбежность. Всякое прочтение текста обусловлено определенными ожиданиями, явными и скрытыми интересами читателя, его стереотипами восприятия. И традиционализм, и модернизм (в нашем случае – библейская критика) обычно не отдают себе отчета в самом существовании своих предпосылок, тогда как «новая герменевтика» или, говоря шире, постмодернизм или, лучше сказать, посткритический подход сознательно принимают их в расчет.

И что же тут может быть церковного, – может спросить читатель. Кажется, эти принципы противоположны святоотеческому богословию. Однако есть тут и нечто общее. Вспомним, как авторы Нового Завета цитировали ветхозаветные тексты, явно отрывая их от изначального исторического значения и привязывая их к собственному богословию и к событиям в жизни Христа. Различие в том, что новозаветные авторы всё же принадлежали определенной традиции и пользовались ее экзегетическими приемами, тогда как сегодняшний постмодернист, признавая существование разных традиций, не считает ни одну из них единственно правильной. В этом отношении постмодернизм противопоставляет себя традиционализму, отдающему первенство общине верующих, и модернизму, признающему его за сообществом ученых.

Библеист нашего времени, как правило, заинтересован не в реконструкциях раннего состояния текста Библии, а в каноническом тексте, поскольку именно он был принят общиной верующих в качестве авторитетного. Точно так же и прочтение этого текста не есть дело независимых индивидуумов, но совершается в рамках общины, придерживающейся определенных взглядов. Такой исследователь не замыкается на тексте как таковом, но исходит из представлений о связях между Богом, текстом и общиной, интерпретирующей текст, и Библия толкуется им в контексте этих связей.