Читать интересную книгу ЧЕРНАЯ КНИГА - Илья Эренбург

”КУДА НАС ВЕДУТ?”

Подготовил к печати Илья Эренбург.

В деревне близ Морозовска находились дети — на полевых работах. Слухи об убийстве евреев дошли до деревни. Шесть еврейских детей, в возрасте от девяти до двенадцати лет, отправились в Морозовск. Узнав, что немцы забрали их родителей, дети пошли в комендатуру. Оттуда их отвели в гестапо.

В камере сидели две русские женщины: заведующая яслями Елена Беленова, 47 лет, и Матрена Измаилова. Последняя рассказывает:

”Дети плакали. Тогда Беленова начала их успокаивать, говорила, что папа и мама живы, что ничего нет страшного. Она их убаюкивала, ласкала. Они уснули, а в три часа ночи за ними пришли гестаповцы. Дети стали кричать: ”Тетя, куда нас ведут?” Беленова спокойно объяснила: ”В деревню. Будете там работать...”

В яме, около Морозовска найдены трупы Елены Беленовой и шести еврейских детей.

В СТАВРОПОЛЕ.

Сообщение А. Нанкина. Подготовил к печати Илья Эренбург.

5 мая 1943 года я вернулся в свой родной город Ставрополь, освобожденный Красной Армией. Немцы убили всю мою семью: старика-отца, мать, брата с женой и детьми и четырех сестер с детьми, среди которых были грудные.

Когда немцы заняли Ставрополь, они учредили ”Еврейский комитет для ограждения интересов еврейского населения”. Была произведена регистрация евреев. Неделю спустя немцы предложили всем евреям явиться на привокзальную площадь, взяв с собой пожитки до 30 килограммов, ”для переселения в менее населенные районы”. Всех собравшихся посадили в машины особой конструкции и задушили газами. Вещи отвезли в гестапо.

Через два дня, 14 августа 1942 года, немцы предложили всем местным евреям явиться для получения нарукавных повязок. Все пошли, в том числе и моя семья. Их продержали в гестапо до вечера, а вечером сказали, что утром отпустят по домам. Утром их раздели догола, посадили в газовые машины и отвезли за город.

Офицеры и гестаповцы разбрелись по еврейским квартирам в поисках добычи.

Я хочу сказать о моей матери. У нее были правнуки. Она вырастила семь детей. Последние два года она болела, почти не выходила из дома, готовила у плиты обед. К ней приходили внуки, приносили ей цветы. Она сидела среди них слабая и радостная. Ее видели, когда она шла в гестапо. Она шла сгорбленная, в потертом капоте, прикрыв черной косынкой седые волосы. Каким пустым и страшным должно быть сердце человека, который толкнул ее в могилу!

Мои родные жили мирной жизнью, чинили часы, шили платья, делали заготовки для обуви. Дети ходили в школу, ездили на полевые работы. Лина, старшая дочь моей сестры, была сильной, красивой девушкой, спортсменкой. В первые дни оккупации к ней приставали немецкие офицеры, и, придя домой, она плакала от обиды, гордая советская девушка. Потом ее убили.

Убили и самого маленького сына брата. Ему было 10 месяцев. Сначала немцы объявили, что явке подлежат дети старше 8 лет, потом предложили собравшимся женщинам принести всех детей ”для регистрации”. И убили.

Одну мою племянницу мать не взяла с собой. Девочка пряталась у соседей. Об этом узнали гестаповцы. Целый вечер солдаты с автоматами искали двенадцатилетнюю девочку. Ее не нашли. На следующий день, несмотря на уговоры соседок, она сама пошла в гестапо, сказав: ”Хочу к маме”. Убили и ее.

РАССКАЗ ЭВЕНСОНА (Кисловодск).

Подготовил к печати Виктор Шкловский.

Вступление

Человеку, который записал свои воспоминания о немцах в. Кисловодске, Моисею Самойловичу Эвенсону, сейчас 79 лет. Он родился в г. Ковно. Почти мальчиком принужден был эмигрировать за границу. Долго работал репортером в Вене. Не окончив философского факультета, на котором он усиленно занимался, Эвенсон вернулся на родину. Было ему тогда 21 год.

Он работал у известного русского библиографа и историка русской литературы С. А. Венгерова; участвовал в создании словаря Брокгауза и Ефрона. В 1892 году он стал работать журналистом; написал ряд небольших статей по философским вопросам, по истории еврейства. Из Петербурга, как еврея, его высылают в Киев. В Киеве Эвенсон работает в газете ”Жизнь и искусство”.

В Киеве он также не имел права жить, и способному литератору, отцу семейства, приходилось часто просиживать дни и ночи в шахматном клубе. Сюда не заходила полиция проверять документы.

Из Киева Моисею Самойловичу пришлось уехать в Житомир, где он был сотрудником, выпускающим и, по существу, единственным работником газеты ”Волынь”. В этой газете одно время сотрудничал знаменитый украинский писатель Коцюбинский. Газета ”Волынь” была закрыта. Эвенсон переехал в Киев и снова скитался.

Сын Эвенсона погиб в 1915 году под городом Бучачем в войне с немцами.

Революция 1917 года покончила в России с еврейским бесправием.

Молодая республика ведет ожесточенную борьбу с врагами. Немецкие империалисты вторгаются на Украину и пытаются отнять у украинского народа свободу. В 1919 году от руки врагов гибнет средний сын Моисея Самойловича — юрист и шахматист. Эвенсон уезжает в Баку. До 1924 года он служит в Наркомвнешторге, потом выходит на пенсию и живет около курорта Кисловодск на маленьком полустанке Минутка. Здесь он женился второй раз на русской женщине, она спасла его во время немецкой оккупации. Такова жизнь автора записок.

Немцы в Кисловодске

Немцы прорвались на Северный Кавказ внезапно: Кисловодск жил жизнью глубокого тыла. В городе было много эвакуированных, много беженцев.

Пятого августа 1942 года население узнало, что немцы подходят к Минеральным Водам. Началась эвакуация учреждений и санаториев. Но транспорта не было. Для того чтобы уехать, надо было иметь пропуск, и люди задерживались из-за оформления бумаг.

Многие пытались уйти пешком к Нальчику, но 9 августа немецкие разъезды уже появились на дорогах.

14 августа появились немецкие мотоциклисты. А вслед за ними пришло множество германских машин с автоматчиками и пулеметчиками. Пришли транспортеры пехоты, затем приехали легковые машины с немецким начальством.

На многих санаториях появились аккуратные билетики с надписью: ”Занято немецким командованием — вход воспрещен”

Центр города был занят комендатурой с ее многочисленными отделениями. По городу были расклеены печатные воззвания к населению. В них говорилось, что германская армия ведет войну только с ГПУ и евреями. Остальное население призывалось сохранять спокойствие и порядок; всем предлагалось явиться на работу. В воззвании объявлялось, что колхозы распускаются, торговля и ремесло свободны. Объявлялось, что враждебные акты против оккупационных властей будут караться по законам военного времени. К такого рода актам в первую очередь относились помощь и поддержка партизанам и недонесение о них властям, распространение неблагоприятных слухов о действиях германской армии и оккупационных властей, а также любое неисполнение приказов комендатуры и гражданских властей.

Через несколько дней в Кисловодске появился в продаже листок, издававшийся в Пятигорске под заглавием ”Пятигорское эхо”. Листок на три четверти был заполнен самой гнусной антисемитской агитацией и нелепыми лживыми выпадами против советской власти.

Ко времени оккупации в Кисловодске скопилось довольно много евреев, эвакуированных из Донбасса, Ростова и Крыма.

Одним из первых приказов германского командования — бургомистром города был назначен Кочкарев. Бургомистр издал приказ о сдаче оружия, о сдаче имущества санаториев и о регистрации ”евреев и лиц еврейского происхождения”.

Старшиной назначенного немцами Еврейского комитета был популярный в городе зубной врач Бененсон.

Дня через два появился новый приказ. Евреи должны были нашить на грудь шестиконечную белую звезду — шести сантиметров диаметром.

Так появились на улицах Кисловодска люди, уже отмеченные печатью смерти.

На стенах города висели приказы о защите зеленых насаждений, о восстановлении деятельности лечебных учреждений и о платности их.

В городе не было топлива и керосина. Были закрыты бани. Цена за мыло дошла до 400 рублей за кусок. Были открыты школы. Учителям было приказано применять в школе телесное наказание, но они не подчинились этому. Лекарств в городе не было. Началась жестокая безработица.

Немцы объявили о принудительном курсе оккупационной марки — десять рублей за марку.

Население, лишенное всяких средств к существованию, продавало вещи. Появились комиссионные магазины, которые сперва брали 25 процентов, потом десять и даже пять. Цены все падали, вещи скупали немцы.

В центральной части города появились немецкие офицеры, солдаты всех родов оружия, украшенные всевозможными значками и нашивками. Появились дамы в тонких чулках и нарядных туфлях. Все трудоспособные мужчины должны были работать на оккупантов два дня в месяц, и скоро появилось объявление, что работать надо за несколько месяцев вперед. В аулы карачаевцев потянулись мешочники с вещами. Мука дорожала, вещи дешевели.